Предисловие к Мирозданию - Саша Немировский

А сколько их вместе всех этих фрагментов, кусочков

составляющей нити?

Кто ж считал все легенды и мифы?

Но во многих есть что-то,

что путь размышленью укажет.

Я не смею вам просто сказать – это тайна,

старейшие мне не простят разглашенья.

Опишу, чтобы им невдомёк.

Информация, с краю,

прилегает вплотную к Всемирному Уравненью.

Игнорируйте грифы в архивах,

смотрите во всё, что вам по́д руку ляжет,

один лишь сюжет будет там поперёк.

Там такой переход – это чудо, прошедшее, скажем

так, без помехи,

но, увы, оно стало основою Веры,

и поэтому сверху

опять

мы не можем его повторять.

Хоть и вехи

на путь перехода ведут, эта дверца теперь без ключей.

Гаардвал! У тебя из плечей

вырастает огонь.

Все же я проболтался!

Исабель, тот ключ, что от Веры, не тронь!

Остальные годятся!

Ужастик, словно комикса картинки —

у Гаардвала со спины и из груди,

в обоих направленьях

сразу, изнутри

наружу вдруг вырастают половинки

одной стрелы. Та, что имеет оперенье

дымится в пламени, а на другой краснеют

угольки под наконечником.

Когда ж концы оружия перестают расти,

он мертвым падает сперва на плечи,

потом плашмя на спину. И руки, сжатые в горсти,

вдруг раскрываются, и каменеет тело.

Вот Исабель бежит к нему, спасти,

но прикасается

едва,

как тотчас пылью белой

он рассыпается.

Сквозь пепел пробивается трава.

Я коснулась руки, и его больше нет! Кто убил?

Первый раз наблюдаю, как ангелы вдруг умирают.

Кто убил —

разве важно?

Важнее за что? Неужели за то, что он нам говорил?

Исабель, мне становится страшно.

Загадор отступает к стене и разводит руками.

По его повеленью каждый пергамент

становится толще

и потом распадается на копию и первоисточник.

Оставляя последний

на месте,

он сжимает все копии в тесную

стопку

и пытается с ними из кельи

бежать,

но даже на шаг

он не может продвинуться, только лишь боком

с трудом развернуться. Ему трудно дышать.

Почему не могу я вернуться обратно на нашу сфироту?

Я ж забрал отражение свитков, и только.

Давай, Исабель, помогай.

Почему-то нам нету отсюда пути!

А я повороту

такому не удивляюсь. Если ангел убит, значит, так понимай,

то, что знал он,

не должно никуда перейти.

Гаардвал помешал.

Кто ему запретил

говорить? Мы тому же мешаем,

но достаточно нас запереть.

Мы секретов не знаем, ничего не решаем.

Наша смерть —

ни к чему.

По уму,

лишь пока ни к чему. Что ещё тут случится —

нам не ведома эта интрига. И куда всё ведёт, не понять.

Но куда бы всему ни катиться —

переход в планетарную жизнь

ищем дальше.

И, видать,

надо б быстро.

Это чувство, что надо спешить,

объяснить не могу.

Ко всем средствам запрета на знание,

это – убийство

стрелой. В мире нашем

стрела или меч – это тоже живое создание,

принявшее форму предмета.

Но вопрос – по чьему повеленью? – пока без ответа.

Никуда не сбежать.

Но хотя б заперты мы с возможным решеньем проблемы.

Так, спасая себя, мы изучим тюремные стены.

Что ещё остается?

Нам придётся

пройти через многое множество свитков.

Чтоб найти в них неточность, которая ключ,

нам придется сшивать их невидимой логики ниткой,

а потом обсуждать. Случай

тем тяжелее,

что скудны наши знанья в сравненьи

с объёмом архивов – это капля в потоке.

Да, согласна, это крохи —

такие, что мы понимаем едва, – вот и всё, что дано.

Так с чего начинаем? Есть ли дно

в этих нишах, а стенки у полок?

Бесконечности сена не ва́жны размеры иголок.

Я искал бы неточность, как расхожденье

между тем, что написано, и что достоверно известно.

Пусть, хотя бы в легенде, но повсеместно

во всех её версиях, в непроверенных,

в первых,

совпадает сюжет, но в какой-то окажется разным

в одном выраженье.

Это ключ будет мой.

Ни к чему не привязанный,

очевидный, простой,

как ошибка писца.

Начинаем с древнейших легенд и идём до конца.

Загадор, я увидеть неточности нить

смогу только в том, что я знаю.

А все прочие тексты, увы, лишь погибель —

столько мне не сравнить.

Ты штудируй легенды и сказки, я ж пока пролистаю

писанья религий.