Олег Вороной - Под знаком тигра

Эти глаза напротив

По рисунку Михаила Рыдванского

— Как услышу песню «Эти глаза напротив», так, веришь — нет, чуть сознание не теряю, дрожь бьет, волосы дыбом встают…

— Ха-ха… Нет, не от любви. Хотя есть любовь, присутствует…

— Да, большая. Да, настоящая. Но это другая история…

— Нет, со мной это не от любви — от ОХОТЫ. Да, от ОХОТЫ все приключилось, от ОХОТЫ.

Всю жизнь мечтал поохотиться по-настоящему, по-таёжному, по-дальневосточному: чтоб забросили меня в глухие угодья на месяц-другой. Пожить совсем одному в зимовье, чтоб вокруг ни одной человеческой души. Прочувствовать каждой клеточкой, что МАТЬ она мне родная — ПРИРОДА, что СЫН я её, СЫН. Не знаю, откуда такое, но мечтал, книжки запоем читал-перечитывал не только про охоту, но и про геологов, лесорубов — про всё, что с тайгой связано. С детства. Может, оттого что предки — кубанские казаки, может, в другой жизни индейцем был. Кто знает?

И вот сбылась моя мечта! Предложил знакомый председатель охотничьего клуба и зимовье, и угодья, и лицензии. Да и места самые знатные: на юге Приморья, в глуши, среди гор. Есть там ещё уголки укромные, есть. И зверья хватает, и тайга девственная. Поехал! Всё бросил и — поехал, — когда ещё жизнь такой подарок преподнесет? Зимовье добротное, а рядом, на берегу ключа, ещё и банька ладная. А? То-то.

Живу, любуюсь — не налюбуюсь, дышу — не надышусь, слушаю — не наслушаюсь. Стихи стал писать. А что тут удивительного, если душа через край?! «Бытие определяет сознание» — и ещё как определяет! Вот оно, СЧАСТЬЕ!

Проснулся как-то ночью. Лежу, радостный, и удивляюсь: и чего проснулся? Свежий, отдохнувший — хоть сейчас в сопки беги. Не иначе таежный воздух в юношу превращает?! И тут что-то мягкое в угол зимовья толкнуло. Мягко, но сильно. Как раз возле моей головы. Тихие шаги, легкое шуршание, и всё. Показалось? Потихоньку обулся, вышел на крылечко — тишина, луна полная, видно хорошо, снега ещё нет. Обошел вокруг зимовья. Показалось? Да не спал же, всё явно почувствовал — словно огромной пуховой подушкой стукнуло. И неслабо стукнуло.

Чудеса! Что это было? Никакого подходящего объяснения на ум не приходит. Стою перед зимовьем на полянке, на луну любуюсь, вглядываюсь в лунные пятна: на что похоже? Вроде на женщину в платье, танцующую с двумя букетами. Да не улыбайся! А тут еще метеорит красный медленно так над сопкой летит, а за ним белый светящийся след, и этот метеорит делится надвое! Одна часть ниже луны, другая выше пролетают, гаснут одновременно, следы тихо растворяются… Чудеса! Не иначе старичок-лесовичок разбудил, чтоб я это волшебство осознал и запомнил!

Гляжу на луну, чувствую: строчки из меня рвутся — в зимовье быстрей, свечу зажег и — быстрее записывать. Да не улыбайся! Сам же говорил, что ценишь восточную поэзию. Вот и получилось:

От зависти розы краснеют — ты красивее их.

От зависти зори бледнеют — ты красивее их.

От зависти звёзды мерцают — ты красивее их.

От зависти птицы летают — ты красивее их.

Чувствуешь? И сразу же еще пишу:

Я вращаю созвездья стихами,

Словно ветер вращает крыльчатку

Из последней страницы тетрадки,

Зарисованной сплошь парусами.

Весь из детской мечты, этот ветер,

Из-под крыльев моих вдаль стремится.

Я… всегда забывал, что не птица,

Что созвездья пугаются света.

Поднимаю глаза, а за окном… тигриная голова! Глазищи на свечку уставил… Так неожиданно! Смотрю на него, а он — на свечку. Носом водит, усами стекло щупает… Дунул я на свечу — погасла, а глаза тигра наоборот угольями вспыхнули. Удивительно, но страха тогда не было. А сейчас… Только услышу: «Эти глаза напротив», — ужас наваливается, сердце трепыхается. Вот же, память!

— Представь себе, что такой, казалось бы, злобный и кровожадный зверь, как тигр, на самом деле — благороден. А такие, с виду миролюбивые, животные, как олени, оказывается, очень жестокие и бессердечные. Они часто во время брачных турниров калечат и убивают соперников. А тигры — никогда. И это научный факт.

А в подтверждение тигриного благородства есть у меня пример из жизни приморских лесорубов.

— Гуцулом меня прозвали сразу. Я ведь с западной Украины. Не молдаванин. Обычно земляков тут кличут бендеровцами. Хотя, наверное, Гуцул от того, что Карпаты рядом с моей родной Мардаровкой. Леса там тоже есть, хотя и не такие большие, как в Приморье. В общем, помыкался после армии на родине. Женился, детей породил, а место своё всё найти не могу. Всё не мог забыть свою службу в Приморском крае. Написал однополчанам, расспросил, что и как. Ну и поехал на заработки в один из леспромхозов. Работа хорошая: и денежная, и интересная. По выходным всегда охота-рыбалка. Подумывать даже стал, как сюда семью перевезти, к домам стал прицениваться. Но, как говорится, жадность фраера сгубила, мечту отогнала.

На охоте нашёл орущих «благим матом» ворон, подкрался, и вот он — тигр на свежей давленине. Кабана только что задавил, потроха ему выпустил — тигр это ловко делает: когтями задних ног распарывает брюхо, внутренности вываливаются, остаётся чуток тушу по кустам протащить, и всё — кабан без кишок.

Лежит тигр, заднюю ногу кабана ест. А я знаю, что его можно отпугнуть и кабана забрать: некоторые охотники так делали. Вот закричал я, зашумел листвой, затрещал подлеском, а тигр молчком встал, уши прижал и… ушёл. Подошёл я к кабану — молодой подсвинок, самое то, — шкуру содрал, на куски разделал — рюкзак полный и — домой, в лесорубный барачек, с ружьём на изготовку, не переставая кричать.

Пришёл, пир закатили из свежины, героем бригады стал.

Назавтра отработал день, в сумерках уже заглушил двигатель…

— Ну где ты там, Вить?

Напарник-чекеровщик что-то замешкался на кабине трелёвщика, на которой он ехал, погремел кирзачами, тяжело спрыгнул на землю:

— Да бабочка красивая со мной ехала — сегодня день тёплый, ожили насекомые. Хотел засушить да дочке подарить — она у меня бабочек собирает. Но улетела неожиданно. Почувствовала, что я её поймать захотел. Ехали — сидела, хоть бы хны. А приехали — сразу вспорхнула.

— Да это я двигатель заглушил, вибрация закончилась, насекомому стало неинтересно.

Рассуждая про бабочку, идём к бараку…

— Бау! — ошарашило громом из-за спины, удар в плечо и я — кувырк — упал!

Ничего не понимая, чувствую в боку острую силу, поворачивающую меня на спину, великую тяжесть на груди и гром, гром, гром, прямо в лицо. Придавленное сердце всё больнее и медленнее вздрагивает, сознание темнеет…