Дорин Тови - Новый мальчик

Окружали его небольшие коттеджи вроде нашего, и оно было вдвое выше них. Когда строители окружили бывшую школу лесами, они накрыли все здание сверху брезентовым полотнищем, а затем, поскольку местность у нас холмистая и по лесам хлестал свирепый ветер, закрепили брезент и вокруг лесов. Внутри этого шатра строители работали, попивали чаек на планке в тридцати футах над землей и, судя по доносившимся оттуда звукам, были блаженно счастливы.

Однако снаружи этот гигантский брезентовый куб превратился в еще один предмет для всяческих предположений. Одни решили, что под ним воздвигается статуя.

— Так какой же величины она будет-то… Небось их там всю компашку поставят, — сказал кто-то, наслушавшись разговоров в «Розе и короне», что приходский совет надумали увековечить в камне.

— Супермаркет строят, — заявил другой. Вывод, вполне соответствовавший величине куба.

Разумеется, на самом деле все местные жители прекрасно знали, какая идет стройка — точно так же, как после одного-двух дней осторожных расспросов выяснили, зачем нам понадобились мешки, пусть и делали вид, будто ничего не знают. Но случайных людей эти сооружения искренне удивляли… да и не только сооружения.

— Ну, я рад, что спросил вас, — заметил один прохожий, когда я объяснила ему про заморозки и новую крышу на школьном здании. — А то я думал, что между ними есть какая-то связь… Ну, а ездовая собака там на холме, запряженная в детскую коляску, ее с Аляски привезли?

Этому также имелось простое объяснение. Дарлинги, ее хозяева, просто вспомнили о назначении породы своего пса. У него наследственная тяга возить что-нибудь, говорили они. Так зачем толкать коляску перед собой, когда Робу хочется запрячься в нее?

Ну, а пока люди строили предположения о крыше, и защитных мешках, и собаке, видимо тренирующейся для арктического путешествия, я подолгу просиживала на склоне за коттеджем. Я сделала открытие: если я просто сижу где-нибудь, а не гоняюсь за ним, Сили, который все больше ко мне привязывался, затеет игру поблизости — и это обеспечивало нам душевное спокойствие на время, пока я наблюдала за ним.

А наблюдать было большим удовольствием. Уже заметно потеплело, и это была первая весна в жизни Сили. Упоение, с каким он гонялся за бабочками, изумление, с каким он глядел на птиц, радость, с какой он катался по траве и просовывал лапы ко мне между стеблями — все это я делила с ним, делила рай, который он открывал для себя день ото дня. Место ну просто преотличное, говорил он. И он рад, что живет у нас.

Рады были и мы, хотя нам и надо было все время бдеть. Например, как-то раз, когда я за ним не следила, Сили как сквозь землю провалился. Мы искали, мы звали, я исполнила свой кошачий концерт — Сили не отозвался.

— А, он где-нибудь на склоне, — сказал Чарльз. — Я видел, как он бежал в ту сторону.

И вот, внимательно поглядывая на склон, где трава теперь была такой высокой, что отыскать его можно было, только если он этого хотел, мы — хотя и с беспокойством — вернулись к нашим занятиям в саду.

Чуть позже я услышала покаркивание и, подняв глаза, увидела, что по траве бойко прыгает сорока. Одна из пары, состоявшей в приятельских отношениях с Аннабелью и часто что-нибудь клевавшей возле нее, когда она паслась. «Чего-нибудь высмотрела», — подумала я и продолжала полоть. Но через несколько секунд я увидела, что вторая сорока прыгает по траве навстречу первой, и, бросив вилку, я закричала и припустила бегом.

Я не ошиблась. Они подбирались к Сили. Он был в траве чуть дальше. Играли они с ним, или, что было куда вероятнее, он их выслеживал, и они решили проучить его — в любом случае, оказалось очень удачно, что его выслеживала я. Мне доводилось слышать, что сороки нападают на кошек. Одна отвлекает ее внимание, а другая подкрадывается сзади.

Когда я пошла с ним домой, он очень притих и сжимался у меня на руках в незаметный комочек: глаза круглые, как у совы, а уши до того прижаты, что голова выглядела совсем обтекаемой. Больше Гулять Не Пойду, сообщил он… и благодаря этому открыл для себя мальков.

Мы сами их вывели в предыдущем году. После селя, когда мы поместили их в свежую воду, наши золотые рыбки принялись метать икру как безумные. Обычно они тут же ее сами и съедали, но на этот раз ради эксперимента я выловила несколько икринок чайной ложкой и поместила их в чайные чашки для дальнейшего развития. В чайные чашки с отбитыми ручками, которых у нас хватало, а им требовалось мелководье.

Выглядели они как прозрачные булавочные головки, но через день-два внутри появлялась черная точечка, показывая, что они оплодотворены. Согласно справочнику, до появления мальков в зависимости от погоды могло пройти от четырех до четырнадцати дней, но лето выдалось холодное, и, когда прошло почти две недели, а мальки не появились, я добавила воды потеплее.

В результате произошло чудо. Мальки вылупились буквально за секунды. Только сейчас я видела крохотный шарик уже не с точкой, а чем-то вроде реснички внутри, а в следующий момент икринка, опустев, перекатывалась на дне чашки, а ресничка уже снаружи прицеплялась к боку. Несколько дней у нас на подоконнике в кухне стояли в ряд чашки с неподвижными черными ресничками в них, а затем реснички принялись плавать, обзавелись парой крохотных глазок и постепенно волшебным образом превратились в малюсеньких прозрачных рыбок.

Вывели мы их больше пятидесяти, но смертность среди мальков золотых рыбок очень высока: если сохранить десять процентов, это уже большая удача, так что мы могли радоваться, когда сохранили пятерых. Зимой мы держали их в глубокой пластмассовой чаше на верху кухонного буфета. Для прудика они были еще слишком малы: их родственники там мгновенно ими закусили бы, а держать их снаружи в аквариуме не позволял холод.

Чарльз просто влюбился в этих рыбок. Регулярно снимал чашу с буфета, чтобы сменить воду, покормить их, полюбоваться ими. Ну, просто замечательная ребятня, заверял он их, и он выкопает новый прудик специально для них. Но прудик им чуть было вовсе не понадобился. В тот же вечер, когда сороки выслеживали Сили, он в свою очередь выследил рыбок. На кухонном столе, где Чарльз оставил их, отправившись в столовую поужинать, и где, когда мы вернулись на кухню, Сили радостно занимался рыболовством. Одной передней лапой он стоял внутри чаши, а другая была занесена для молниеносного удара, еще ни одной рыбки он не поймал, хотя занесенная лапа была мокрой насквозь и явно погружалась в воду не единожды, и он не мог понять, с какой стати мы завопили и ухватили его. Не дают поразвлечься, негодовал он, когда я уносила его из кухни. Не позволяют делать Ничего Интересного! И конечно, стакнулись с этими дурацкими Сороками!