Иржи Ганзелка - Через Кордильеры

В первый период деятельности новой компании добывать гуано на островах можно было раз в семь лет. В последнее время положение улучшилось настолько, что гуано собирают через каждые два года. Несмотря на то, что нынешняя эксплуатация в сравнении с высшей конъюнктурой прошлого века — это подбирание крох, новая компания за 32 года своего существования начислила казне более 700 миллионов крон. В последнее время ежегодный сбор гуано на островах достигает в среднем 200 тысяч тонн, а сумма от его продажи составляет в среднем 130 миллионов крон. Более четверти этой суммы компания получает как чистую прибыль после вычета всех расходов на содержание административного аппарата, налогов и пошлин. И, сообщая эти данные, компания ничуть не преувеличивает.

На островах, где добывают золотую пыль, не стрекочут пневматические молотки, не грохочут камнедробилки, не гудят доменные печи. Единственный имеющийся здесь механизм — это блоки и ручной тормоз подъемной канатной дороги.

Каждый из сотен миллионов килограммов удобрения, прежде чем его поглотят прожорливые чрева грузовых судов, должен пройти через человеческие руки.

«Нью-Йорк Таймс» в статье, опубликованной в 1853 году, рассказывая о положении на гуановых островах, писала, что единственной рабочей силой здесь служат китайские кули и рабы. «На их печальных лицах видны следы жестокого обращения, недоедания и многочасовой работы без малейшей передышки на отдых, — писала эта американская газета. — Их полуобнаженные тела подставлены лучам немилосердно палящего тропического солнца, так же как и ударам хлыста и плети-девятихвостки надсмотрщиков, которые принуждают их таким способом работать быстрее. Рабы быстро умирают, а невыносимые условия нередко доводят их до того, что они бросаются в море с отвесных скал».

Так было в 1853 году.

А сегодня?

В течение сезона сбора на одном только небольшом острове Чинча работает семьсот индейцев. Мы увидели их впервые в тот момент, когда с помощью примитивной канатной дороги они опускали восьмидесятикилограммовые мешки гуано в баржи, стоявшие на якоре в проливе. В этот миг у нас было такое ощущение, словно мы видим кошмарный сон о рабах, которые пытаются бежать с оковами на ногах.

Длинная вереница индейцев-рабочих, одетых в лохмотья из мешковины, бежит типичной для них мелкой рысцой от края нависшей над морем скалы к огромной пирамиде из мешков. А от пирамиды той же быстрой рысцой, с тяжелым мешком на голове, обратно к канатной дороге. Они бегут молча, следя лишь за пятками тех, кто бежит впереди, чтобы не налететь на них. Слышно только их тяжелое дыхание и топот босых ног. Воздух, поглощаемый их легкими, густо насыщен пылью гуано. Гуано сыплется из мешков, поднимается в воздух от шагов индейцев и от порывов ветра с моря. Рабочие с головы до ног покрыты серо-бурым слоем гуано. От пота, смешанного с гуановой пылью, слипаются волосы и брови, и струйки гуановой грязи текут по их лицам и телам. На скале, у верхнего конца подвесной дороги носильщики сбрасывают тяжелую ношу к ногам тех, кто их грузит. После падения каждого мешка поднимается в воздух целое облако гуановой пыли. Стоя в нем, двое рабочих укрепляют мешки с гуано к подвесным цепям канатной дороги, в то время как третий рабочий обслуживает примитивный тормоз, с помощью которого уменьшается скорость спуска груза по стальным тросам.

К чему вся эта суматошная беготня? Нигде не видно ни надсмотрщиков, ни плеток, о которых сто лет назад писала американская газета.

— Они должны выработать норму, — поясняет нам проводник. — В течение рабочего дня группа из двадцати человек должна погрузить две тысячи двести мешков.

— А какова продолжительность их рабочего дня?

— Они начинают работу еще затемно, в пять утра. Сейчас восемь часов, через полчаса они кончат. Дольше в тропической жаре выдержать невозможно. В середине дня о тяжелой работе и думать нечего. Только самые сильные возвращаются на работу еще раз перед сумерками.

Мы не удержались от того, чтобы не произвести кое-какие подсчеты. За три с половиной часа каждый рабочий должен перенести рысью сто десять мешков. Каждый его пробег от канатной дороги к пирамиде мешков и точно такой же пробег со зловонным грузом к обрыву над океаном длится около двух минут. Это люди-машины с окаменевшими глазами.

Прошли последние полчаса одуряющего танца рабов. Последний человек-автомат добежал до канатной дороги и сбросил мешок гуано с головы. После этого все они, шатаясь, гуськом побрели к ущелью, чтобы внизу, у воды, смыть с себя грязь из смеси пота и гуано. Потом из последних сил они поплетутся куда-нибудь, где есть тень, и свалятся на песок, чтобы немного передохнуть, собраться с силами.

А на птичьих гнездовьях непосредственно при сборе гуано работают целый день. Светло-серую с желтизной массу птичьего помета, твердую как камень, рабочие добывают мотыгами и лопатами. Человеческая обстоятельность и жажда заработка заставляют их отковыривать скребками каждую кучку гуано, застрявшую в изгибах и трещинах скал. После этого они еще раз старательно выметают из птичьего жилища последнюю пыль.

Собранное гуано индейцы относят в корзинах в определенное место, где из него постепенно вырастает многометровый холм. И только после окончания сбора, когда птицы начинают возвращаться обратно на свои насиженные места, пирамида гуано исчезает в мешках под руками рабочих. Другая группа прокладывает до перевалочного пункта узкоколейку и на железных вагонетках подтаскивает мешки со всех концов острова как можно ближе к подвесной дороге.

Нигде на всем острове рабочие не защищены от вредного воздействия гуановой пыли. После часа киносъемок, произведенных на двух рабочих участках, мы были покрыты пылью с головы до ног, точно так же, как и они.

Таковы условия работы, в которых индейцы, оторванные от мира, проводят на островах долгие месяцы. Почему же они идут на такие мучения? Каковы их заработки, если они завлекают их с далеких гор в глубине страны, откуда-нибудь из Аякучо, с холодных хребтов Анд и с альтиплано, сюда, в приморские тропики? Почему они добровольно жертвуют свободой горных пастбищ ради бешеной гонки в тропическом пекле, птичьем помете и в одиночестве на 5 квадратных километрах пустынного острова?

Такие вопросы мы задавали сперва себе, а потом и представителям компании на острове.

— Вы это без труда поймете, — сказал нам управляющий островом. — Вы видели, в какой нищете живут индейцы в горах. Их сюда привлекает надежда на то, что здесь они каждый день досыта поедят говядины и риса. И то и другое в горах для них — недостижимое лакомство.