Леонид Воронин - В Африку за обезьянами

Охота на них крайне опасна. Переводчик рассказывал, что он охотился в этих местах с группой эфиопов и убил десять слонов. Был случай, когда раненый слон бросился на него. Рассказчик еле успел скрыться между толстыми стволами деревьев. Раненому зверю удалось схватить хоботом одного из охотников и с силой швырнуть его на высокое дерево. В этот момент другие охотники выстрелами почти в упор убили слона. Но товарища своего они сняли с высокого дерева уже мертвым. В другой раз раненый слон бросился на группу охотников, схватил одного из них хоботом, высоко поднял и, бросив на землю, стал топтать ногами. Когда охотники пришли в себя и пристрелили бушевавшего великана, они увидели на земле сплошное месиво из мяса, костей и остатков одежды своего погибшего товарища.

Встречая человека, слон не нападает на него (если только уже раньше не подвергался преследованию, не был объектом охоты). Зорко посматривая своими относительно маленькими глазами, исполин спокойно проходит мимо. В этот момент охотник прицеливается и стреляет из крупнокалиберной винтовки в висок животного. В этом месте у слона очень тонкая кость. Рассказывают, что один иностранец — коллекционер птиц — как-то заснул в лесу, сидя под деревом. Он держал в руках поставленную между коленями заряженную мелкокалиберную винтовку. Внезапно проснувшись, он увидел, что над ним стоит огромный слон и, слегка покачивая хоботом, внимательно рассматривает задремавшего человека. Судорожно вцепившись в свою винтовку, испуганный птицелов нечаянно спустил курок. Произошел выстрел, и маленькая пулька, угодив слону в висок, убила гиганта наповал. — Это очень правдоподобно, — добавил мой рассказчик, — но я там не был и не могу ручаться, так ли это было.

Вообще мой спутник-переводчик всю дорогу развлекал меня рассказами об опасных встречах со львами, леопардами, крокодилами, о быте и нравах отсталых кочевых племен, населяющих пустынную зону Эфиопии. Я слушал его с интересом. Его рассказы были красочны и живописны. Думаю также, что они были правдивы. Я не увидел в них свойственного многим европейцам, живущим в Африке, стремлений изобразить свое превосходство над ее обитателями, а также преувеличений и фантастики, к которым склонны многие охотники. О себе самом и своих приключениях он говорил скромно.

Сбросовая долина окончилась, поезд стал подниматься в гору на перевал, перерезанный глубоким ущельем, над которым был проложен довольно жиденький мост. Неподалеку виднелся разрушенный итальянцами во время их нападения на Эфиопию арочный мост. Его огромные фермы свисали над глубокой пропастью.

Все новые и новые изумительные картины природы, которые я жадно рассматривал, интересные рассказы моего спутника и хлопоты по уходу за обезьянами помогали сокращать время, и я не заметил, как мы подъехали к Данакилийской пустыне. Леса все редели и редели. Вдруг я увидел любопытное зрелище. По песчаному полю, покрытому полуметровым кустарником, параллельно поезду, в ста пятидесяти метрах от полотна железной дороги, бежала группа страусов. Как бы соревнуясь с поездом, она почти не отставала от него. Я помахал рукой, прощаясь с последними представителями эфиопской фауны. Еще немного, и мы въехали в пустыню. Здесь уже только кое-где виднелась низкая скудная растительность, мелкий кустарник. На полустанках к вагону подходили посмотреть на обезьян данакилийцы в белых коротких одеждах с кривыми ножами на поясе. В разговоре у них обнажались острые зубы, похожие на зубья пилы. У данакилийцев с древних времен существует обычай надпиливать у мальчиков зубы. Эта болезненная операция делается для того, чтобы мужчина-воин имел свирепый вид.

В течение дня мы пересекали пустыню, плотно закрыв окна и двери, чтобы спастись от мелкого песка, приносимого ветром. Наконец, поздно вечером поезд остановился на обширной станции с многочисленными низенькими постройками и множеством запасных путей — мы приехали в Джибути.

ПЕРЕВОДЧИК немедленно отправился на переговоры с станционной администрацией. Железнодорожный чиновник обещал отправить наш вагон в порт утром, после санитарного осмотра нашего груза. С трудом мы выдержали душную ночь. У обезьян был очень скучный вид, они тяжело дышали, отказывались от еды и с жадностью поглощали противную соленую воду джибутинского водопровода. Город получает воду из горного источника. Местами эта вода идет по открытому грунту, насыщаясь солью, которой пропитана почва всей прибрежной полосы.

В душном вагоне, горячем от солнца, которое еще не успело высоко подняться, но уже жгло немилосердно, моим обезьянам угрожала гибель от перегрева. Переводчик отправился в город разыскать ветеринарного врача, который должен был дать официальное разрешение на перевозку обезьян в порт. Спасая животных, мне пришлось выставить из вагона часть клеток в промежутки между запасными путями.

До 10 часов утра я ничего не мог добиться от железнодорожных служащих. Мне говорили, что еще нет паровоза, что ждут ветеринарного врача, докладывают начальству и т. п. Наконец, в 11 часов утра мой проводник вернулся с ветеринарным врачом.

Осмотрев обезьян и проверив ветеринарное свидетельство, врач заявил, что, по существующему положению, животных нужно отправить за город в карантин на две недели. Из его объяснений мы узнали, что этот карантин представляет собой просто большую открытую загородку на песке, там нет тени и близко нет воды. Ветврач согласился с нами, что мои питомцы могут там погибнуть от перегрева в первые же два дня, и обещал ходатайствовать, чтобы нам в ожидании парохода разрешили остановиться во дворе ветеринарной больницы. Пока будет получено разрешение на это от начальства, он под свою ответственность согласился на два-три дня предоставить нам двор больницы.

Не теряя времени, мы наняли машины у грузовой компании «Ориентальафрика» и быстро перебросили клетки в указанное нам место. Двор ветбольницы оказался наиболее приятным местом во всем городе. Здесь росло десятка два пяти-шестиметровых жиденьких деревьев, в скудной тени которых мы расставили клетки с обезьянами. Мешки с кукурузой и мукой сложили посредине двора, под открытым небом, не опасаясь дождя, так как в Джибути в августе его никогда не бывает, да и в другое время дожди выпадают здесь очень редко.

Джибути — одно из самых жарких мест на земном шаре, и к тому же здешнюю жару очень тяжело переносить из-за очень высокой влажности воздуха. Днем термометр в тени показывал не менее сорока пяти градусов. Иногда дул ветер, но он был горячий, как ток воздуха от костра. Ночью температура падала всего на 6—7 градусов. Когда солнце находится в зените, в городе не видно ни одной живой души. Только из ворот и парадных подъездов выглядывают белые тюрбаны (головной убор в виде чалмы) сенегальских стрелков, несущих охранную службу в Джибути.