Лариса Васильева - Альбион и тайна времени

Уилки изучал рисунок с помощью лупы. И невооруженным глазом. Ясно было одно: дом тот же, но в ряду георгианских террас он стоит четвертым, в то время как теперь он угловой. Лупа помогла разглядеть надписи на табличках, которые изобразил художник на угловых стенах дома. Одна надпись, как и следовало ожидать, была «Хэкфорд-роуд», другая — «Рассел-стрит».

Сейчас Рассел-стрит нет в Лондоне. Но на старых городских картах она указана перпендикулярно Хэкфорд-роуд. А четыре террасы, предшествовавшие дому, где жил Винсент, видимо, были снесены, когда перестала существовать Рассел-стрит.

Получив разрешение миссис Мейнард взять фотографию для копии, а рисунок для экспертизы, Уилки покинул Девон.

Рисунок не носит черт столь характерного для Ван Гога экспрессивного стиля. Тем не менее, профессор Джаффе из Амстердамского университета, проведя его изучение, сказал:

— Я, не колеблясь, признаю рисунок работой Ван Гога его лондонского периода.

Ветер поднялся внезапно, резко. Он завопил по щелям, затрепетала занавеска на окне, сильно хлопнула дверь. Слышалось, как гнутся и шелестят ветви с листьями за окном, свет качающихся фонарей блуждал по потолку, и на душе было тревожно. Только что по сну бродили милые лица матери, отца, я все куда-то уходила от них, они все чему-то учили меня, и еще некто, из давно забытых времен, собирал со мною грибы в осеннем лесу, одною спичкой зажигал костер. Закипал чай в котелке, я смотрела на его ловкую фигуру, прямые волосы над молодым лбом и думала, что все это лишь преддверье к счастью, а оно само где-то еще далеко-далеко. Да, так было когда-то в моей жизни — и лес, и грибы, и все остальное, но теперь во сне я видела себя тамошнюю уже из сегодняшнего дня и думала, что, мол, вот оно и было тогда счастье: мне вновь повезло вернуться к нему и ощутить его полностью, ибо теперь я знаю, что там, в пути, которым шла после этого леса, уже не было больше такого щемяще-предчувственно счастливого дня. И человек этот с его ослепительной улыбкой, вот он поворачивается: «Смотри, какой гриб!» — здесь, со мной, во сне, но я вижу его из другого Времени и знаю, что его уже нет на земле, что он упал с неба и разбился, зная все это, страстно хочу, выйдя из леса, пойти в его сторону, то есть сделать то, чего не сделала тогда. Но, глядя из нового времени, понимаю, как это невозможно…

Ветер метался по комнате. Мне казалось, он разбудит сейчас весь город. И правда, напротив зажглось и погасло окно. Мое семейство не проснулось. Я лежала, глядя, как тени снуют по потолку, в чувстве бессильной злобы на себя, попавшую в чужой и чуждый мир, на свои дни, в которых живу не так, как хочется, с отсутствием любого желания, кроме одного — лежать, плакать и снова ждать сна, чтобы увидеть ту, свою настоящую жизнь.

Я уже хорошо знала, что такое состояние — есть болезнь — ностальгия. Ею болеет подавляющее большинство людей, оказавшихся вдали от родины.

Вдруг мне показалось, что в комнате по соседству кто-то есть. Прислушалась. Ни единого шороха. Но там был кто-то; Я закрыла глаза и, казалось, видела — над креслом возвышается чья-то лохматая голова.

Ни единого шороха. Я встала. Оделась. Не выходить же к незнакомому человеку в халате. Причем оделась тепло, так, словно заранее знала, что буду сидеть и разговаривать с кем-то в холодной комнате, где гуляет ветер.

Лохматая голова явно виднелась над креслом, повернутым ко мне спиной. Испуга никакого: в комнате было почти светло, непонятно почему, ведь шел третий час осенней ночи. И потом — лондонское телевидение своими ночными фильмами-ужасами так хорошо натренировало мои нервы; я понимала, что главные герои в такого рода произведениях никогда не погибают от руки привидения — иначе зачем было затевать весь сюжет.

— Способная. Чувствует меня на расстоянии, — сказала лохматая голова и очень гулким голосом, таким, как будто бы он звучал не в набитых мебелью стенах, а в пустой пещере.

Кресло повернулось.

Я уже хотела пойти спать: лучше Булгакова о Воланде не расскажешь, и потом — у меня к Нему не было никаких вопросов. Я еще в себе не разобралась окончательно и хотела дожить до собственных выводов без посторонней, пусть даже такой могущественной помощи. И потом, я все-таки была воспитана в традициях, материалистического мировоззрения.

— Зачем тогда ты беспокоила меня своими дурацкими размышлениями о Времени и желанием понять его? — сказала лохматая голова. — Меня не интересу ют твои литературные страхи эпигонства. Талант ничего не боится — это азбука. Лучше садись. И смотри.

Он протянул ко мне ладонь, на которой был шарик величиной с теннисный мяч — крохотный макет земного шара. Когда и приблизила к нему глаза, шар заметно увеличился в размерах и стали видны материки, моря, обозначения гор, рек, равнин.

— Мы сейчас здесь! — указал Он пальцем на маленький остров. — Ты не можешь видеть, что сию секунду происходит здесь?

Палец уткнулся в Москву.

О, нет, увы, я не могла.

— Немногие существа на земле могут видеть, не глядя. Это зрение не результат интуиции или ума. Его можно было бы назвать умением видеть во Времени, Я сейчас вижу все, что происходит на земле, но как я это вижу — ты понять не можешь, ибо Природа не наделила тебя таким видением. Но и мое умение видеть — совсем не самый зоркий взгляд. Есть еще глаз самой Природы. Она видит Землю с огромной высоты, и асе, что происходит с тобой сейчас, ей было видно уже аз день, когда эта крохотная планета стала тем, что она есть теперь. Впрочем, вряд ли Природа заметила ее возникновение.

— Это очень, очень сложно для меня. И совсем не нужно, — заволновалась я. — Чего не может понять человек, того он понять не может. Я слишком мала для ваших категорий.

— Я тоже мал для тех категорий, о которых только что говорил. Но ты хотела знать тайну Времени…

— Можно, я буду задавать вам вопросы, если вы так любезно согласились поговорить со мной об интересующей меня тайне, — подумала и сказала я одновременно, хотя говорить, как я понимала, не было никакой необходимости. Он читал мысли.

— Пожалуй!

— Могу ли я думать, что все происходящее, например, сейчас со мной, для взгляда Природы уже произошло? И не только со мной, со всей Землей!

— Да, это так.

— Значит, уже сегодня сверхсиле Природы виден весь дальнейший путь Земли.

— Да, это так.

— Но если Природа видит путь Земли и возможную ее катастрофу, может ли она с помощью своих сверхсил ее предотвратить?