Юрий Шестера - Холод южных морей

— А как у тебя, Матвей, обстоят дела с экспозициями?! — строго спросил капитан, враз согнав блаженную улыбку с лица квартирмейстера. — Ведь по приходу нашему в Рио-де-Жанейро ее непременно будут осматривать высокие гости!

— Все почти готово, ваше высокоблагородие! Только их высокоблагородие господин ученый приказали убрать в запасник часть экспонатов из раздела «Тропическая фауна», которые, по их мнению, перегружают экспозицию по причине недостатка места. Чем мы сейчас с Макаром и занимаемся, ваше высокоблагородие.

— Добро! Как только все будет готово, мы с Андреем Петровичем осмотрим ее. Ступай исполнять приказ господина ученого!

Когда вестовой скрылся за дверью, плотно притворив ее, Фаддей Фаддеевич лукаво глянул на друга.

— Не зря, видать, перетащил я для тебя Матвея с фрегата «Флора»? Он у тебя, оказывается, не только вестовой и не только ассистент, но еще и личный секретарь!

— Не зря, Фаддей, ох как не зря! Большое тебе спасибо за этот истинно царский подарок! Но, надо понимать, и ты от этого подарка вроде бы как не в накладе? — не менее лукаво спросил Андрей Петрович.

— Но только благодаря тебе, Андрюша. Уж больно ты охоч, как я посмотрю, выискивать таланты.

— Не прибедняйся, Фаддей, не надо! Ведь ты и сам-то не так прост, умудрившись пристроить в экспедицию и меня, и капитан-лейтенанта Завадовского. Отчего бы это?

— Оттого, что оба вы мудрые мужики, Андрюша. Каждый в своем деле, конечно. Вот давай за это и выпьем.

Друзья отдыхали, перекидываясь краткими фразами в полном соответствии с избранным ими ироническим стилем ведения разговора. Мадера уже давала о себе знать, снимая длительное напряжение, накопившееся со времени выхода из уже далекого Порт-Жаксона. Но ясность мысли сохранялась в полной мере. Это они не только знали, но и чувствовали. И с большой охотой делились друг с другом наболевшими вопросами и проблемами.

— Прирос ты к Матвею, Андрюша, и, судя по всему, надолго, — не спеша рассуждал Фаддей Фаддеевич, передвигая по кругу фужер с мадерой. — И, по всему видать, будешь бороться за него до последнего, — покосился он на друга, как бы проверяя правильность своих наблюдений.

— Ты прав, Фаддей. И не столько потому, что он мне на самом деле нужен и как ассистент, и как личный секретарь, но и потому, что просто преступно держать втуне такие таланты.

— Ты печешься о нем так же, как и граф Шувалов, твой однофамилец, пекся в свое время о Михайле Ломоносове.

— Разные, конечно, категории, но суть одна и та же.

— Кто его знает, Андрюша. Просто мы уже знаем, чего добился за свою не такую уж и долгую жизнь Михаил Васильевич.

— Может быть, и так, — вскинул на друга полный признательности взгляд Андрей Петрович, — но то, что я не граф, так это точно.

Фаддей Фаддеевич рассмеялся предельной щепетильности, так свойственной его другу. Он прекрасно знал, что тот никогда не допускает даже самой малейшей двусмысленности в делах, касающихся его горячо любимой науки и всего, что связано с ней.

— Что я могу тебе твердо пообещать, Андрюша, так это всемерную поддержку в решении этого непростого вопроса, — сказал, задумавшись, Фаддей Фаддеевич. — Конечно, было бы гораздо легче его решить, если бы государь посетил наш шлюп по возвращении экспедиции в Кронштадт, как это было, когда мы уходили в плавание, — мечтательно произнес он, — но сие от нас с тобой, к сожалению, никак не зависит.

— Спасибо за дружескую поддержку, Фаддей. Очень часто она бывает так необходима.

Затем, встав из-за стола, торжественно произнес:

— Предлагаю последний фужер поднять за наше горячо любимое Отечество, во имя которого мы, русские офицеры, верные присяге, до конца выполнили свой долг, не посрамив его!

И друзья стоя осушили до дна фужеры, будучи мыслями уже в так далеком пока еще Петербурге.

К великой радости Фаддея Фаддеевича император действительно посетил шлюп «Восток» через некоторое время после возвращения экспедиции в Кронштадт 24 июля 1821 года.

На официальной части Беллинсгаузен сделал краткий отчет о результатах экспедиции, и сам Александр I, и сопровождающая его свита были приятно поражены ее успехами.

А удивляться действительно было чему. Плавание продолжалось 751 день, из которых 224 стояли на якоре в разных местах, а под парусами находились 527 дней. В общей сложности было пройдено 49 860 миль, что в два с четвертью раза превышает длину земного экватора.

За время плавания были открыты берега Антарктиды, или Южного материка, двадцать девять островов, в том числе два в южном полярном поясе, восемь в южном умеренном и девятнадцать — в южном тропическом.

Когда же по предложению Беллинсгаузена перешли в помещение экспозиции «Антарктическая фауна», наступила мертвая тишина. Все были потрясены великолепием прямо-таки фантастического видения, открывшегося перед ними в призрачном свете факелов.

Тишину нарушил сдержанно-взволнованный голос государя:

— Кто же автор этой экспозиции, равной которой я не видел ни в одном из музеев Европы?

— Почетный член Петербургской академии наук Андрей Петрович Шувалов, Ваше Императорское Величество! — доложил Беллинсгаузен, еле сдерживая радость за триумф друга.

Андрей Петрович сделал шаг вперед — это был его звездный час.

«Так вот ты каков, легендарный русский разведчик, источник головной боли англичан! — император с интересом взглянул на высокого стройного мужчину средних лет с явно видной военной выправкой. — Умный, волевой человек. Британцы, видать, знают, кого бояться».

— Вы, господин Шувалов, в партикулярном платье, но, как мне известно, вы являетесь офицером гвардии, не так ли?

— Так точно, Ваше Императорское Величество! Поручик лейб-гвардии Преображенского полка! Но, во-первых, в экспедиции я исполняю обязанности заместителя ее начальника по ученой части, во-вторых, мундир гвардейского офицера на военном судне во время столь длительного плавания, с моей точки зрения, не совсем уместен и, в-третьих, чин обер-офицера в моих летах может вызвать некоторое недоумение.

Я имел намерение после возвращения из Русской Америки подать в отставку, но из-за смерти своего батюшки и краткости времени на подготовку к Антарктической экспедиции не успел этого сделать.

«Смел и решителен, а, главное, знает себе цену», — с удовлетворением отметил император.

— Как же так? — притворно удивился он. — Ведь вы уже несколько лет имеете чин штабс-капитана гвардии!

— Судя по денежному содержанию, которое я получал как офицер гвардии в течение шестнадцати лет отсутствия в Петербурге, это не соответствует действительности, Ваше Императорское Величество.