Владимир Москалев - Два Генриха

– И что же, Вия, сама о том не догадываясь, отравила своего возлюбленного? – ужаснулся сын, с замиранием сердца слушая рассказ.

– У нее еще было время исправить ошибку, гонец не успел отъехать далеко. Узнав обо всем, она бросилась за ним следом, но догнать не могла. Тот, видя, что его преследуют, похоже, догадался, в чем дело и помчался как ветер. Но Вия не отставала от него. Потом, убедившись, что ей не догнать всадника, она схватила лук и пустила ему вдогонку стрелу…

– Попала?..

– Убила наповал. Она была хорошей ученицей и часто принимала участие в стрельбе из лука, которую любил устраивать Людовик Пятый, последний из Каролингов. И там, в поле, стоя над остывающим телом гонца, она возблагодарила Бога за то, что он надоумил ее прихватить лук и стрелы.

– Отец, откуда тебе об этом известно, ведь тебя тогда еще на свете не было! Кто мог тебе рассказать?

– Сама Вия. Мы встретились с ней однажды в Лане, когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе. Она многое мне рассказала о славном нормандце, сыне герцога Ричарда, не догадываясь, что я его сын. Сказала также, что увиделась с Можером в девяносто шестом году, когда умер король Гуго, а вслед за ним герцог Ричард. Эта встреча не прошла для нее бесследно: она родила дочь. Но нормандец об этом не узнал.

– Жаль, что он так мало пожил, хотелось бы хоть одним глазком взглянуть на своего деда, – вздохнул внук Можера. – Теперь осталось только побывать на его могиле. Найду также кладбище, где похоронена Изабелла, его супруга, и поклонюсь ей. Но эта Вия… Кажется, она оставила глубокий след в твоей душе. Что связывает тебя с ней и жива ли она сейчас? Если нет, то где похоронена? И еще. Как умерла моя мать? Отчего? Почему ты всегда туманно говорил мне об этом?

– Потому что ты тотчас бросился бы ее искать, а я не мог нарушить слова, данного собственной матери.

– Значит, она жива?!

Старый граф грустно покачал головой в ответ и промолвил:

– Если так, она жила бы в этом замке.

– Кто же она? Кто эта женщина, подарившая мне жизнь? Быть может, простолюдинка, и тебе не хочется говорить об этом?

– И да, и нет. Она и в самом деле из простонародья, но ее родословная уходит корнями к потомкам прадеда Карла Великого Пипина Геристальского. После смерти последнего Каролинга его мать Эмма выдала ее замуж за барона, но случилась война и барон погиб. Так она осталась одна, эта женщина, ибо не только ее мужа, но и их детей настигла смерть. Несчастья продолжали преследовать бедняжку: вскоре умерла и ее дочь от Можера.

В семнадцатом году, когда мне было тридцать лет, я женился на дочери графа Вецларского. Это была женщина-воительница, амазонка, настоящая Афина Паллада! Мечом и копьем она владела не хуже любого рыцаря. В то время нашим врагом был некий граф, ее дальний родственник. Его замок стоял не так уж далеко от нас, и жена подговорила меня совершить набег на земли своего родича и захватить их. Мы объявили ему войну и выступили в поход. Сражение было кровопролитным, много людей отдали богу душу. В этой битве погибли оба: и граф, и моя жена. Они летели друг на друга подобно двум ястребам, оспаривающим друг у друга добычу, и победный крик издавали, выставив вперед свои копья… И оба упали, пронзенные насквозь.

Так я потерял жену. Вскоре мы вновь встретились с Вией, причем совершенно случайно. Однажды в походе занемог мой близкий друг, знатный вельможа. Мы заехали в какой-то замок. Бросились искать лекаря, но не нашли. И тогда привели ее: оказалось, она гостила в этом замке у какого-то своего родственника по линии покойного супруга. О, эта женщина хорошо знала свое ремесло, вряд ли кто умел врачевать лучше нее. Нам пришлось пробыть здесь несколько дней, и так вышло, что мы с Вией, даже и не думая ни о чем подобном, оказались на одном ложе.

Приятель мой вскоре выздоровел, и мы вновь отправились в поход. А в следующем году, в тысяча двадцатом… Кто бы мог подумать! Она пришла ко мне в замок Верль, держа на руках грудного младенца. Я спросил ее, чей он? Вряд ли ее, ведь ей было уже пятьдесят лет! И тогда… веришь ли, сын, она сказала, что это наш с нею ребенок, а с той ночи прошло уже девять месяцев.

– И этот ребенок?.. – весь подался вперед молодой граф, не сводя с отца горящих глаз. – Это был мальчик?..

– Он выглядел таким забавным… Она сказала, что у него еще нет имени и спросила меня, как я хотел бы его назвать. Я затруднялся с ответом, и тогда она сама дала ему имя. Она назвала его…

– Отец!!.

– …Ноэлем.

– Так это была моя мать?! – вскричал сын и, бросившись к отцу, вцепился ему в плечи. – Значит, ее звали Вией?

Старый граф кивнул.

– Дальше! Что же дальше? Почему я остался без матери? Где она?! Где та, которой я обязан своим появлением на свет? Где та женщина, чьи руки я готов целовать, ее саму боготворить и молиться на нее? Где та, которую я никогда не видел и не говорил ей, сидя рядом и целуя ее глаза: «Мама, милая мама?!»

Старый граф молчал, хмуро глядя вдаль на убегающую к горизонту темную полосу леса, скрывающуюся между гор. Наконец глухо промолвил, обнимая сына:

– Когда тебе исполнилось два года, на наш замок напал рыцарь с войском, некий барон фон Майнленц. Мы жили тогда совсем в другом месте, далеко отсюда, в замке Верль. Войны случались чуть ли не ежедневно, феодал не желал бездельничать. Внешний враг исчез, значит, надо воевать с приятелем, соседом, родственником: только так можно разбогатеть. Напали и на наше поместье, забросали его стрелами и подожгли. Людей – кого порубили, кто стал пленником. На меня налетели сразу трое, едва не изрубили в куски. Потом, передумав, бросили меня в телегу, собираясь увезти в свой разбойничий замок и там дожидаться выкупа. Я крикнул им, чтобы они отдали мне ребенка и жену: выкуп станет весомее. Они согласились, но жены не нашли и увезли нас с тобой двоих. Я оглянулся: наш деревянный замок горел, деревню тоже сожгли, все было залито кровью и усеяно трупами. Сказать, что в башне остался кто-либо живой, мог разве что сумасшедший.

Так ты навсегда потерял свою мать. Думаю, она сгорела вместе со всеми. А коли осталась жива, то нас с тобой уж не могла найти. Сестра Гизела внесла за нас выкуп, а потом подарила замок Готенштайн. Здесь я и вырастил тебя, сын, с помощью кормилицы, слуг и служанок. Все это время я тоже воевал, забирал земли, брал с пленников выкуп. При этом я всегда милостиво обращался с ними, помня слова того, кто в свое время пленил меня самого. «В этот раз победил я его, – сказал тогда рыцарь своему приятелю, – но кто даст гарантию, что вскоре он не победит меня? Тогда обращение его со мной будет столь же жестоким, как и у меня с ним».

Тому уж минуло много лет. Я стал стар, мне не до походов. Да и войны случаются уже крайне редко. Но если кто и вздумает устроить осаду нашего замка, обломает себе все зубы. Он неприступен, весь из камня, сам знаешь.

Такова история твоего рождения, мой мальчик. Дальше тебе все известно. А твоя мать… Чудес на свете не бывает, но если ей и удалось тогда каким-то чудом уцелеть, то до нынешнего времени она уже не дожила.

– И все же ты не уверен! Сомнения одолевают тебя, я вижу это.

– Ей уже семьдесят шесть лет. В наше время редко доживают даже до шестидесяти. Надежды, как видишь, нет никакой. Хотя…

– Ты нашел ниточку, за которую можно ухватиться? Скажи скорее, где она, и я помчусь искать конец этой нити, хотя бы для этого мне пришлось странствовать по дорогам Германии и Франции всю мою жизнь!

И отец сказал, подав надежду, точно окрылив сына этими словами:

– Если она и не сгорела тогда, то должна остаться в живых, несмотря на годы. Ведь она знахарка; знала множество трав и корней, дающих силы, не пила ничего, кроме родниковой воды, а по утрам купалась в холодном ручье. Так что если вопреки всякому здравому смыслу встретишь свою мать, то не скажешь, что ей уже столько много лет. Поверь, я знаю, что говорю. Когда она с тобой на руках пришла в замок, никто и не подумал, что она прожила уже полвека и видела последнего Каролинга, тем более, читала с ним деяния древних и Священное Писание. Она умывалась настоем из листьев и цветов, и ее лицо, без морщин, дышало свежестью, а пахло от нее всегда луговыми травами, лесным ландышем и земляникой.

– И это все приметы, по которым я смогу найти свою мать? – в отчаянии воскликнул Ноэль. – Но тысячи женщин делают такие настои и мажутся кремами, пахнущими ландышем!

– Однако не каждая при этом, имея от роду семьдесят шесть лет, выглядит на пятьдесят.

– Твоя правда, – подумав, согласился сын. – Отныне это и будет моей путеводной звездой. И если случится, что я найду мою мать…

– Все еще надеешься? – печально улыбнулся граф Эд.

– …тогда я непременно привезу ее в наш замок! Ты приставишь к ней монаха, и он будет писать то, что она расскажет ему о временах своей молодости.

– Согласен, но для этого ты должен ее встретить. Задача не из легких: объехать всю Германию или Францию – не Швабию пересечь. Но времени у тебя достаточно, и куда заведет тебя твой путь – лишь Богу ведомо. На твоем плече родимое пятно, а от него, внизу – шрам от ожога, который чуть не уложил тебя в могилу, когда ты был еще ребенком. И здесь же, на шраме, белые пятна – память о собачьих зубах. Знай: та, которая назовет тебе эту примету, и есть твоя мать. А пока я хочу одного: отыщи хоть одного из своих братьев или сестер и привези сюда, пусть погостит. Я хочу полюбоваться на вас, сравнить, отдохнуть душой, на вас глядя. Может быть, это мой последний в жизни каприз, ведь мне скоро шестьдесят. Жаль, что нам с матерью не удалось подарить тебе брата или сестру. Но я без конца воевал, ведь мой сеньор всю жизнь провел в походах. Не было конца войнам. Наш замок тоже подвергался осаде и не раз. Вассалы короны грабили друг друга кто как мог. Сейчас у короля сильная власть, он сумел привести к повиновению строптивую знать. А вот Генрих Французский слаб. Его власть незначительна. Феодалы не признают короля и продолжают заниматься разбоем на всех дорогах Франции.