Мариена Ранель - Маски сброшены

Ее глаза встретились с глазами матери. Княгиня Шалуева волновалась ни чуть не менее дочери и даже, пожалуй, более. О том, что Алексис сын графа Вольшанского, княгине Элеоноре Львовне было уже известно. Елизавета сообщила ей это шокирующее известие накануне торжества. Правда, она упустила подробности, касающиеся её тайного побега из дома, ночного происшествия на маскараде и неизвестного мужчины в маске, имя которого она не знала. Она сказала ей почти то же, что Владимир объявил присутствующим здесь гостям, а именно: что она знакома с графом Вольшанским очень давно, что двадцать лет назад они тайно любили друг друга и должны были обвенчаться, что именно от него она зачала своего сына Алексиса, и что по прихоти судьбы они были разлучены на долгие годы. Поначалу княгиня Шалуева была в негодовании, но когда её негодование утихло, она устало вздохнула и произнесла фразу, которая глубоко поразила и приятно удивила дочь: «Какая разница, кто настоящий отец Алексиса — князь Ворожеев или граф Вольшанский, от этого он не перестает быть моим внуком».

Любопытные, удивленные, недоверчивые взгляды устремились поочередно то на Елизавету, то на Алексиса, то на Владимира. Но ни Елизавета, ни Алексис, ни Владимир не смутились от этих взглядов, а встретили их смело и с достоинством.

Слегка накалившуюся обстановку разрядил некий почтенный господин, который с радушным видом подошел к Алексису и представился:

— Князь Петр Александрович Кунецкий — советник его императорского высочества и друг вашего батюшки.

— Очень приятно, князь, — немного смущенно произнес Алексис.

— Скажу вам по секрету, молодой человек, что я один из немногих присутствующих, кто уже знал все о вас, — признался князь Кунецкий, — до того, как ваш батюшка представил вас этой публике.

— Вот как!

— Именно я по просьбе своего друга — графа Вольшанского хлопотал о том, чтобы вас официально признали его сыном.

— Примите мою благодарность за ваши хлопоты, князь.

Между князем Кунецким и Алексисом завязался оживленный диалог. Владимир находился чуть поодаль от них и краем глаза наблюдал за ними. Он был охвачен любопытством и заинтригован, что его сын и советник так быстро нашли общий язык. Любопытство подтолкнуло его подойти к ним.

— Приятно видеть вас, князь, на этом приеме и особенно приятно видеть с моим сыном, — приветственно произнес Владимир.

— Я очень желал познакомиться с этим молодым человеком, о котором я много слышал от вас, но не имел чести знать его самого, — сказал князь Кунецкий. — И надо сказать, он произвел на меня хорошее впечатление.

— Мне приятно это слышать, — улыбнулся Владимир.

Извинившись перед Алексисом за прерванный разговор, князь Кунецкий отвел Владимира в сторону и откровенно признался:

— Вы очень смелый и решительный человек, граф. Ваш поступок заслуживает восхищения. Признать вот так открыто перед всеми своего незаконнорожденного сына, который к тому же все это время считался сыном другого человека и носил другую фамилию… Не каждый на такое способен!

— Благодарю вас за столь лестный отзыв.

— Хорошо, что вы не занимаете важный пост в государстве, — отметил князь Кунецкий. — Иначе это могло бы отрицательно сказаться на вашей карьере. Скажу вам откровенно: вся эта история о давнем знакомстве с вашей настоящей супругой и внезапное появление вашего сына, о котором вы ничего не знали, — многим может показаться все это весьма странным.

— А вам? — поинтересовался Владимир.

Князь Кунецкий не ответил на его вопрос. Он его даже не услышал. Его взгляд и внимание были обращены на графиню Елизавету Вольшанскую, которая в этот момент о чем-то беседовала со своей матерью.

— Ваша супруга очаровательна! — с восхищением произнес князь Кунецкий.

— Мне это хорошо известно, — согласился Владимир, послав своей супруге влюбленный и подбадривающий взгляд.

Елизавета радушно встретила этот взгляд и послала ответный, не менее влюбленный и подбадривающий. Затем она призналась матери:

— Я рада, что все это кончилось. Мне даже безразлично теперь, какие слухи пойдут обо мне.

— Не очень хорошие, можешь в этом не сомневаться, — сказала Элеонора Львовна. — Но дело сделано. Ты знаешь, как сильно я возражала против того, чтобы твой супруг вот так перед всеми признал Алексиса своим сыном. Одно дело — объявить во всеуслышание о вашем тайном браке, другое — о сыне. Это все равно, что публично изобличить тебя в обмане и бесчестье. Но вы настояли на своем. И теперь пожинайте плоды своих поступков!

— И пожнем!

— Quelle legerete et quelle indifference![32] — упрекнула мать.

— Вы снова за свое!

— Похоже, только меня одну заботит твоя репутация. И похоже, только мне придется всеми силами и средствами вытаскивать её из трясины, куда она попала по вине твоего легкомыслия и самоуверенности твоего мужа.

— Вы полагаете, её ещё можно вытащить? — съязвила Елизавета.

— Да, — уверенно ответила Элеонора Львовна. — Если в ход пустить: интриги, хитрость, смекалку и, конечно же, влияния. И я начну прямо здесь и сейчас, потому как слухи распространяются с невыразимой быстротой. Особенно, когда касаются чести.

— Маменька, может быть, не стоит этого делать? — попросила её Елизавета. — Мы избавились от тайн, не для того, чтобы…

Но Элеонора Львовна не собиралась её слушать. Она отошла на несколько шагов и пристроилась к небольшой группе весело щебечущих дам. Елизавете недолго пришлось находиться в одиночестве. Почти срезу же к ней подошла Марианна Пилевская.

— La mien cher! — с льстивой улыбкой обратилась к ней Пилевская. — Vous comme etes toujours charmants![33]

— Je vous remercie,[34] — улыбнулась Елизавета.

— Признаться, вы нас очень удивили, княгиня. О, простите, графиня. Я по старой привычке назвала вас «княгиня».

— Ничего.

— Поначалу я подумала, что это розыгрыш. И даже уверила в этом своих приятельниц. Но потом поняла, что нет. Однако все это весьма странно! Ведь это именно я представила вас и графа друг другу. И мне показалось, что вы были незнакомы. А оказывается, все совсем наоборот.

— Мы просто не хотели раскрывать нашу тайну, — с некоторым напряжением в голосе произнесла Елизавета. — Тем более до того, как вы представили нас друг другу, мы не виделись двадцать лет.

— Примерно то же самое я сказала своим приятельницам. И я хочу, чтобы вы знали, моя дорогая: что бы там не говорили, я на вашей стороне.

Елизавета горячо поблагодарила её за поддержку. Они перебросились несколькими вежливыми фразами, затем плавно рассеялись среди приглашенных.