Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете

Самосвист любовно погладил книжку.

— Чудеснейшее чтение, господа! Я как трижды прочел все от строчки до строчки, то понял, что мы стояли не ниже тех славных пиратов. Ну, понятно, не было у нас бригов и каравелл, но мы и на челнах галеры турецкие топили. Что есть пиратская жизнь? Накопленье богатства? Отнюдь! Это воля, свобода! Поход против всех королей! Вот тут говорится о капитане Мисоне. Благороднейший был человек, хоть и пират, золото раздавал неимущим. А мы разве не производили того же? Бывало, вернешься из похода с кубышкой цехинов и ну поселянам сыпать, уж так бывали те благодарны. А мало было средь нас благородных людей? Да во всем Петербурге столько не сыщешь! Воины, бессребреники!

Глаза бывшего капитана блистали.

— Вот вы говорите, в службу идти. А что мне там делать? Спину гнуть? Сейчас ведь как: чем ниже согнешь, тем слаже с господского сапога слижешь. Нет! Товарищи мои были не таковы! Там все равнялись! Сегодня ты кошевой, а завтра простой казак. Нет, скорбно удумала матушка-государыня. Последнюю вольницу извела.

— А что, господин капитан, — сказал Петр Иванович, — если бы сейчас другая вольница образовалась, пошли бы туда?

— Как есть, не раздумывая! — Самосвист перекрестился. — Хоть и стар, а пожил бы годок. Только свистом и выражаюсь.

Он снова засунул в рот пальцы и засвистал что было сил. Даже старый кубок на полке отозвался дребезжаньем.

Впоследствии Петр Иванович называл Самосвиста «борисфенским пиратом» и вспоминал о нем с доброй усмешкой.

21 апреля мы прибыли в город Херсон.

До полудня нам не удалось определиться на постой, Херсон только строится, и помещений в нем не хватает. К тому же городничий, полный ленивый человек, не оказал нам никакого содействия. Нас спас инженер Корсаков, ведущий в городе множество работ и живущий в собственном доме.

Строители Херсона очень торопятся. К следующему лету они рассчитывают возвести много зданий, чтобы новый город мог предстать перед императрицей во всем размахе.

Душа всей стройки — инженер Корсаков. Это подтянутый человек средних лет, изучивший за границей все виды инженерного дела. В Херсоне он начал с добычи питьевой воды, днепровские воды слишком мутны. Корсаков приказал вырыть колодцы на глубину дальше 70 сажен, и там, под слоем известняка и белой глины, обнаружил отличную воду, которую рассчитывает собрать в большие резервуары и подвергнуть новой очистке через песок и гравий.

Корсаков повел нас на верфи, где строятся могучие корабли. Мы видели два фрегата, один 60-ти, другой 90-пушечный. И здесь проявился инженерный разум Корсакова. Для спуска судов на воду он придумал особую платформу, на которой эти огромные корабли перевозят вниз по течению в море.

— Мало рабочей силы, — жаловался инженер, — употребляем в дело солдат, да от них мало толку. Я выписал из Риги опытных мастеров, они обучают солдат. Да вот каторжников еще пригнали.

Корсаков показал на людей в серой рваной одежде и кургузых шапочках; они таскали камень и бутили насыпь у верфи.

— А это что? — спросил Петр Иванович, указывая на вполне законченное судно.

Это была стройная двухмачтовая яхта саженей двадцать в длину. Борт ее был очень белый, поверху шла красная с золотым узором кайма, ближе к носу значилась надпись «Stella Maria».

— Игрушка, — Корсаков улыбнулся. — Любуюсь не налюбуюсь. Сам Витровиус строил.

— Кто таков? — спросил Петр Иванович.

— С ревельских верфей. Преотменнейший господин.

— А что значит Стелла Мария?

— Морская звезда. Точнее сказать, звезда надежды, которая в ненастье указывает путь морякам.

— Что ж, для государыни произвели? — спросил Петр Иванович.

— О нет! Для какой-то заграничной особы. Два года назад заказала, нынешним летом должна принять.

— Этот корабль и без платформы можно спускать, — предположил Петр Иванович.

— Да, — согласился Корсаков. — Осадка невелика. Быстрая птичка, но зубастая. На ней даже две малых пушки есть.

— С кем же эта госпожа собирается воевать? — спросил граф.

— Бог ее знает, — ответил Корсаков. — Причуды нынешних дам не всегда угадаешь.

— Уж не наша ли это «инкогнито»? — произнес Петр Иванович, взглянув на меня.

В это время каторжник, тащивший мимо короб с щебенкой, остановился, бросил короб и поклонился графу, сорвав с головы шапчонку:

— Здравия желаем, барин.

— Ты что, меня знаешь? — удивился граф.

— Как не знать, свистульки делал для вас да скворца, ежели помните, говорящего подарил.

— Матвей! — воскликнул Петр Иванович. — Неужели ты?

— Я сам, — отвечал Матвеи, берясь снова за короб.

— Постой, — остановил его Петр Иванович. — Как ты в каторгу угодил? Я ничего не знал.

— Откуда вам знать, — ответствовал Матвей. — Вы в корпусе обучались, а я, стало быть, за царем пошел.

— За царем? — удивился Осоргин.

— Ну да. Петром Федоровичем. А как сказали, что это не царь, а беглый казак, так меня и в каторгу. Спасибо на том. Другим ноздри рвали, кнутом насмерть секли.

— Пугачевец, — заметил Корсаков. — Здесь много таких. Да ты крепок, — обратился он к Матвею, — поди, уже десять лет в работе, а вижу, силен.

— Бог не обидел, — отвечал Матвей.

Был он и вправду могуч. Косая сажень в плечах, шея что столб, руки будто ковши, только в бороде вилась седина. Но карие глаза смотрели остро и живо.

— Очень смышленый работник, — сказал Корсаков Петру Ивановичу, — давно замечаю. Из ваших крепостных?

— Да, — отвечал сумрачно Петр Иванович.

— Ну, барин, счастливо быть, — сказал Матвей и легко подхватил короб.

Корсаков задумчиво смотрел ему вслед.

— Хорошо, камень в руках, — сказал он. — А глядишь, дубину возьмет, не одна голова затрещит.

— Ну, а как в губернии насчет возмущений? — спросил Петр Иванович.

— Да вроде не шумят. Ну прибили тут одного помещика, так он сам виноват, девку сенную замучил, а у нее жених.

— Знакомы ли вы со Струнским? — спросил Осоргин.

— Слыхал, — ответил Корсаков. — С такими особами я не знаюсь. Мое дело корабли, плотины, колодцы. Вот еще деревьев фруктовых навез, сады буду делать. Конечно, климат тут не самый благоприятный, солончаки. Оттуда малярия идет. Но будем осушать. Приезжайте в Херсон годков через пять, подивитесь.

— А имя госпожи Черногорской говорит ли вам что? — спросил Петр Иванович.

— Не имею чести, — ответил Корсаков. — А хотите, прелюбопытную покажу вам задачку по геометрии?

Петр Иванович неохотно согласился.