Приключения бригадира Этьена Жерара - Артур Конан Дойль

Все огни на бриге потушили, и паруса, по приказанию капитана, были спущены. Корабль остановился, и Фурнэ позвал меня в свою каюту.

— Вы теперь все знаете, бригадир Жерар, — сказал он. — Я уже давно лелеял план освобождения императора и в торговый флот Англии поступил именно с этой целью. Я сделал несколько успешных путешествий в Западную Африку и мне доверили, наконец, этот бриг. Все французы, находящиеся здесь, служили прежде на военных судах императора. Протискивал я их на службу осторожно, одного за другим, чтобы не возбудить подозрений. Вы мне были нужны, как испытанный боец, на случай сопротивления. Кроме того, императору нужен подходящий спутник при его возвращении на родину. Я избрал вас. Моя каюта уже приспособлена для императора, и я надеюсь, что он будет находиться в ней еще до наступления рассвета. Я бы сам отправился на остров, чтобы освободить императора, но мне нельзя отлучиться с корабля. Барометр быстро падает и предвещает сильнейшую бурю, а пристать к берегу нельзя. Там стоят три английских крейсера, которые каждую минуту могут напасть на нас.

— Значит, освободить императора должен буду я! — воскликнул я с радостью.

— Да, — ответил капитан Фурнэ. — Лодка уже спущена в воду. Матрос доставит вас до берега и дождется вашего возвращения. Английские часовые стоят повсюду, но поблизости от дома императора их нет. Вы должны добраться до этого дома, увидать императора, сообщить ему наш план, проводить его до берега, а затем доставить на корабль.

Времени терять было нельзя. Лодка с матросом колыхалась около брига. Я спрыгнул в нее и через минуту мы уже летели к острову. Когда мы достигли берега, я расстался с матросом и стал взбираться на гору.

Среди скал шла узкая, извилистая тропинка и сбиться с пути было трудно. Дело в том, что все дороги и тропинки на острове Святой Елены ведут к дому императора.

Наконец, я подошел к воротам дома. Затем я прошел ворота, дошел до самой вершины горы и увидел огонь. Это были комнаты императора, но англичан попрежнему нигде не было видно. Я пошел дальше.

Передо мной был длинный, низкий дом с балконом. По дороге, перед домом, ходил взад и вперед какой-то человек. Я подкрался поближе, чтобы разглядеть его. Это был священник.

Я удивился: зачем понадобилось этому священнику ходить перед домом в два часа утра? Я подошел еще ближе, но священник как-раз в эту минуту вошел на балкон, отворил дверь и исчез в доме. Решив, что нечего терять время, я бросился на балкон к освещенному окну. Заглянув внутрь, я замер…

Передо мной лежал мертвый император…

Друзья мои, я упал без чувств, я упал, как человек, голову которого пронизала вражеская пуля. Потом, дрожа и шатаясь, я поднялся с земли; зубы у меня стучали. Я глядел, как безумный, в комнату смерти…

На бледных губах императора застыла полуулыбка. Его полуоткрытые глаза глядели прямо на меня. Наполеон пополнел со времени Ватерлоо, когда я в последний раз его видел. На лице у него было какое-то особенное мягкое выражение, которого я прежде никогда у него не замечал. Вытянувшись во фронт перед усопшим императором, я в последний раз отдал ему честь.

Затем я повернулся направо кругом и поспешил назад, в тьму ночи, к оставленному мною матросу; с моря дул сильный, порывистый ветер, и волны с ревом бились о берег.

Выйти в нашей крохотной лодочке в этот бушующий океан было совершенно невозможно, и мы остались на берегу ждать рассвета. Но рассвет наступил, а «Черного Лебедя» нигде не было видно.

Капитана Фурнэ я больше никогда не встречал и не мог доложить ему о том, как я исполнил его поручение.

Мы с матросом сдались в плен англичанам, сказав, что мы — люди, случайно спасшиеся от кораблекрушения; не знаю, поверили ли они этому. Через несколько месяцев я снова вернулся в мою дорогую Францию.

Теперь, друзья мои, придется мне проститься с вами. Вы терпеливо внимали длинным рассказам старого солдата. Вы побывали со мной везде: в России, в Италии, в Германии, в Испании, в Португалии, в Англии. Моими тусклыми от старости глазами вы взглянули на блеск и славу былого времени.

Придет время, когда Этьен Жерар будет забыт, но мои рассказы попрежнему будут возбуждать героические стремления и поощрять к великим подвигам. Вспомните тогда меня, а пока…

Прощайте, друзья мои, навсегда…