Сергей Колбасьев - Факультет кругосветного путешествия

Ослабевший естественник невольно плыл по сверкающим водам Ганга. Подсознательные центры пересиливали логическое мышление, он последним усилием разинул рот и произнес: «Хорошо, Волков, едем». Затем закрыл глаза и сразу уснул.

У Волкова только хватило силы снять с него туфли и платье (чтоб не помялось). Последняя победа над Рубцом окончательно его ослабила. Он уснул в штанах.

— Значит, едем, Миша?

— Значит, едем, — отвечал тот, начиная вторую серию физкультурных упражнений. В дамском белье, с мускулистыми руками, он выглядел довольно странно.

Волков не успел рассмеяться — постучали в дверь.

Халло, Ларри, — сказал за дверью скрипучий американский голос.

— Нет, — захрипел от страха Волков, — нельзя, мы не в порядке…

— Отчего голос такой красивый? Ты, что вчера выпил, старик? — с завистью спросил незнакомец из коридора.

— Шведское холодное, — тем же хрипом ответил Волков. Миша, как сидел в углу на корточках, так и остался.

— Не опасно. Спускайся в бар. Два яичных желтка, порошок аспирину, пол: стакана виски. Взболтать и принимать с горячим молоком. Кстати, мы вместе летим в Лондон и на одной посудине, плывем из Соутгемптона домой. — После короткого молчания, голос добавил: — Значит, жду внизу. — Привет миссис! Чин-чин.

— Тудль-ду, — механически ответил Волков.

Рубец спокойно встретил судьбу. Он не согласен сдаваться. Он твердо решил попасть в Америку. К черту Англию, — есть другие пути.

Поддержанный своей верной женой, Волков спокойно беседовал по телефону с агентством Кука. Гамбургский пароход его не устраивает. Жаль, что Гаврский нескоро… Превосходно. Прямой аэропланный билет и пароход завтра. Это годится. Два билета и оборудуйте визу. Мальчика за паспортом — в отель «Ганза», номер триста сорок пять.

— Забавно, — сказал он, повернувшись к Рубцу.

— Куда теперь едем? — спросил тот, зашнуровывая хитрую туфлю.

— Забавно, что нам попалась комната с таким же номером, как число слоев на моем любаньском пне, задумчиво окончил Ваня.

— Это тот, на котором устроена целая спортивная площадка — зевая, спросил Рубец.

— Нет, тот, на котором ты сидела, когда я открылся тебе впервые в моей любви, — ответил Ваня и во время отскочил от верно пущенной туфли.

Волков откинулся на мягкую спинку кресла. Она приятно давила на плечи от нарастающей скорости.

Хорошо думать, полузакрыв глаза и покачиваясь на волнах тяжелого рева трех моторов. Привычка к аэроплану приходит легко. Через двадцать лет будут аэро-трамвамваи. Кондукторша будет писать на черной доске: «Сиверская, станция зеленым билетам», милиционер с летучими баками на рубль будет штрафовать гражданина, спрыгнувшего с парашютом у Публичной Библиотеки и никто не будет удивляться.

Рубец тоже перестал удивляться. Стремительные перелеты и огромные маршруты на третий день путешествия становятся обыденными. Вечером прилетят в Марсель, завтра в час дня на пароходе «Лангедок» выйдут в Нью-Йорк. Это совершенно просто.

Он взглянул в окно: внизу шашечница посевов и множество Узких извилистых змеек — мелкие речки. Отвернулся от окна также равнодушно, как сделал бы это в вагоне пригородного сообщения, и стал рассматривать спутников.

Старичок, похожий на апостола Павла, в роговых очках, мирно спал. Необъятная дама, сидевшая перед Ваней, напряженно смотрела в потолок и беззвучно охала; летит в первый раз. Сзади очевидный банковский служащий переписывался со своей очевидной возлюбленной. Она закрыла бумажку рукой и густо покраснела. «Мещанство», презрительно подумал Миша, но вдруг завидел свою собственную ногу в шелковом чулке и покраснел сам.

Кабину сильно встряхнуло в каком-то воздушном ухабе. Апостол Павел проснулся и стал судорожно поправлять поползшие на нос очки. В левых окнах поднялся город, из плана превратился в панораму кирпичной готики и зелени скверов. Панорама, сворачиваясь, ушла назад и навстречу прилетело широкое зеленое поле с белым домиком бредовой архитектуры.

— Станция Бремен, остановка на двадцать минут, первоклассное кафе, — сообщил одетый цирковым грумом мальчик.

— Мейн герр, — сказал Волкову апостол Павел. Он учтиво помог Мише спуститься с лестницы.

— Да будет проклято аэропланное сообщение и тот кто его придумал! — неожиданно заявил он и прибавил: — Кажется, это был Леонардо-да-Винчи?

— Они шумят и дурно пахнут бензином. Порядочных людей они заставляют летать, как каких-то мальчишек. Они развращают молодежь, — недовольно фыркнул он вслед гулявшей, прислонившись друг к другу, влюбленной немецкой парочке.

— Осмелюсь спросить, почему многоуважаемый господин все же им пользуется? — Из любезности осведомился Волков.

— Многоуважаемый господин, к сожалению, профессор. Если бы не эти железные птеродактили, он без помех читал бы свою палеонтологию в Гамбурге, а теперь ему дважды в неделю приходиться летать по воздуху в Мюнхен. Тамошние студенты еще большие ослы чем гамбургские! — и профессор гневно сверкнув очками, ушел пить кофе.

— Змей, — охарактеризовал профессора Миша, которому Волков перевел разговор. — Хорошо, что мне у него не сдавать.

Во Франкфурте на Майне было великолепные сосиски с необычайной тушеной капустой. По старинному выгнутому мосту с громкой музыкой шли оловянные солдатики рейхсвера. Впереди бежали неизбежные и интернациональные мальчишки.

Не менее интернациональный мальчишка носился по аэродрому с пачкой газет. Интонация у него была самая красногазетная.

— Милостивый государь! — перед Ваней стоял профессор. — Взгляните: вот они, плоды авиации. Сперва аэропланы, а потом большевики! — и профессор, взмахнув газетным листком, яростно плюнул в сторону грузного алюминиевого тела Юнкерса.

«Франкфур ам миттаг» жирной готикой писала: «Руки Коминтерна» и помельче: «Бой в петербургских лесах. Мятеж в Гельсингфорсе». Сама телеграмма была обстоятельна и точна: «Из Ревеля сообщают о нападении на финскую границу сильного отряда большевиков. После упорного боя большевики были отбиты, лишь двумстам человек удалось, прорваться во внутреннюю Финляндию. В Выборгском районе большевиками организован «Дом Культуры» (пропагандный центр). В Гельсингфорсе мятежники пытались взорвать аэродром и убить известного американского тенора Стриггса. Усилиями полиции порядок восстановлен. Пять полицейских ранено. Арестован известный большевик Волькен. Аресты продолжаются».