Эллестон Тревор - Полет «Феникса»

Лицо парня приняло самое серьёзное выражение.

— Конструктор игрушечных самолётов? Мистер Таунс, игрушечный самолёт

— это такая металлическая машинка, которую заводят и ставят на пол. Заводной мотор имеет привод на колёса, и они крутятся. «Кейкрафт» выпускает масштабные летающие модели, разумеется, это не то же самое, что игрушки.

Таунс подавленно кивал:

— Угу! Это я понимаю. Я просто хотел себе уяснить…

— Что касается вопроса, способен ли я построить большой самолёт, мистер Таунс, то вы должны уяснить два важных момента. Одни и те же принципы аэродинамики применимы как к масштабным, так и настоящим большим самолётам — несущие поверхности, коэффициенты подъёмной силы и лобового сопротивления, уравнение соотношения нагрузки и тяги. — Худые руки сами сложились на груди: учитель поучал ученика. — В 1852 году в наполненный газом шар установили паровой двигатель, и он поднялся в воздух. Примерно тогда же Хенсон и Стрингфеллоу построили модель с резиновым приводом, которая определённо была тяжелее воздуха — именно по этой причине это явилось шагом вперёд по сравнению с паровым шаром. Модели аэропланов успешно летали за пятьдесят лет до того, как в воздух поднялись братья Райт. Это были не игрушечные самолёты, мистер Таунс.

— Нет. Нет. Я… не понял…

— И второй момент, который вы должны себе уяснить, это то, что модель самолёта способна летать сама. Без пилота. В воздушной яме и при изменении ветра она должна поддерживать устойчивость. Конструкция должна быть даже эффективнее, чем у полнообъемного самолёта. Я слышал, как лётчики отзываются о хорошей машине — «летает без рук». Уберите руки с рычагов, и машина продолжит полет. Как вам известно, это неприменимо ко многим полнообъемным машинам, но все модели должны быть таковы, иначе они вовсе не будут летать. Полагаю, вам это известно, мистер Таунс.

Таунс закивал, сказал — да, ему понятно. Больше он не хотел ничего слышать. Стрингер оседлал своего конька и мог говорить ещё долго — час, день, год, потому что в этом вопросе он спец, может, даже лучший в мире.

Он снова кивнул и сказал, что все понял. Затем сунул в карман пиропатроны и шагнул в дверь, сразу окунувшись в самое пекло, шатаясь, кинулся под крыло и упал в тень рядом со штурманом, ибо открытие тяготило его.

Выслушав, Моран спросил:

— И это все, что произошло?

— Все.

— Ты случайно не обвинил его, что он водит нас за нос?

— Лью. Пойми. Он не водит нас за нос. Разве ты не слыхал о людях, мнящих себя наполеонами? Стрингер считает себя авиаконструктором. Достаточно послушать его, чтобы понять, что парень свихнулся. Может, в этом отношении в нем больше человеческого, чем мы думали. Теперь я больше понимаю его, чем десять минут назад. Мне понятно, что он от страха перед смертью построил себе воздушный замок и играет с ним, вместо того, чтобы смириться с гибелью от жажды. Для него его мечта реальна. Как бы я хотел не знать того, что знаю. Тогда можно было бы со спокойной совестью завести мотор, взлететь и разбиться, и все было бы кончено. — Он опять прикрыл глаза руками. — Может, так было бы и лучше.

— Мы никому не скажем, Фрэнк.

— Хорошо.

— И сами об этом забудем.

— Можно попробовать. — Таунс недоверчиво покосился на него.

— Если мы не сможем об этом забыть, придётся смириться со смертью. Взгляни на это вот с какой стороны: для конструктора авиамоделей он неплохо знает теорию настоящих самолётов. Меня он убедил, да и тебя тоже

— мы нигде не смогли застать его врасплох. Посмотри на его соединения рычагов — на каждом квадранте оптимальное соотношение плечей. Он знает о перевёрнутых конических формах в креплении основания крыла… Ни разу не допустил оплошности, которая заставила бы засомневаться…

— Теория его превосходна. Но лететь придётся по-настоящему, Больше он не мог говорить об этом. Не хотелось даже думать. В ушах раздавался ровный монотонный голос: «…она выиграла кубок Стивенеджа в прошлом году в классе силовых моделей». Стивенедж… Бог мой! Здесь ведь Сахара.

Жар шёл отовсюду Спрятаться было негде. Утешения тоже нигде не найти. До сих пор Моран боялся только новой схватки Таунса со Стрингером. Её не случилось. Он думал, это самое страшное из того, что с ними могло произойти. Но случилось кое-что пострашнее.

В сосуде булькала жидкость.

Рефлектор отбрасывал свет на песок. Белами это увидел, но с места не сдвинулся. Прежде чем сигнал достиг сознания, прошла почти минута. Он выполз из тени и поправил рефлектор, чтобы пучок падал на испаритель. На пальцах остались следы — пузыри ожогов. Боли он не почувствовал.

— Дейв. Там есть вода, а, Дейв?

Не было смысла трогать бутылку, чтобы определить вес: по звуку падавших капель он знал, что воды в бутылке меньше половины.

— Не сейчас, Альберт. — Только что миновало четыре, тени удлинялись. Он не мог дать Кроу воды, не отмерив как следует, — это было бы не по правилам. Через три часа бутылка наполнится. Они дождутся девяти или десяти, когда спадёт жара, вода станет прохладной, и от неё будет больше пользы. Каждому достанется, чтобы смочить рот и горло. Он понял, что Кроу плохо видит или ещё не очнулся от сна, если спрашивает об этом.

Кто-то крутил в салоне генератор. Каждые полминуты стон его прекращался, потом опять неровно возобновлялся. У того, кто это делал, сил почти не было. Их не осталось ни у кого.

— Я не просил, — сказал Кроу и присел рядом. Красные глаза были ещё сонными. — Просто хотел убедиться, что все в порядке. — Он пристально посмотрел на Белами, оценивая его состояние. — Как себя чувствуешь, друг?

— Хорошо. — Надо бы пошутить, сказать, к примеру, «я — на вершине блаженства», или что-нибудь в этом роде, но слишком трудно. — А ты?

— Ужасно, — ответил Кроу.

Под крылом, свесив головы на грудь, сидели Таунс и Моран. Заснули, сидя на корточках. Рядом распластались Тилни с Уотсоном. Значит, там, у генератора, Стрингер. Ужасно было сознавать, что обессилел даже Стрингер.

На песок падали тени — застывшие в неподвижности крылья, всего пять или шесть пар. Невыносимо было поднять голову, чтобы разглядеть птиц в ярком мареве. Да и нет смысла. Главное — они здесь. Ноги будто исхлёстаны розгами. Икры то и дело схватывают судороги. Надо отвлечься.

— Ты куда? — спросил Кроу.

— К генератору. — Белами стал на колени — песок был острый, горячий.

— Там же кто-то есть.

— Сменю. Следи за банкой, Альберт. — Он шагнул прямо под солнце и, шатаясь, побрёл к двери.

Стрингер сидел с закрытыми глазами, чуть раскачиваясь в такт движению рук. Кабину заполнял мерный рокот. Его глаза резко, как у Бимбо, распахнулись, когда к нему обратился Белами.