Густав Эмар - Следопыт

При шуме приближения маленького отряда в стене открылся тайник, и в нем показался человек, который окликнул приезжих.

Всадники тотчас же сдержали своих коней и остановились, как вкопанные на месте, а начальник их, ехавший впереди, подъехал ближе и громким, отчетливым голосом произнес:

— Los Hijos de la tuna, busaen socorro, en su necessidad. — Дети кочующего племени ищут помощи в нуждах своих.

— La tuna no da frutos en esa altura — туна51 не дает плода на такой высоте, — насмешливо отвечал человек из тайника.

— Si cuando hay plata; somos plateados de la cabeza a los pios у los fenemos a la francesa. — Нет, дает, когда есть серебро, а мы посеребрены с головы до пят и готовы служить вам.

— Pues que es asi seum lesti des los bien llegados en esa casa caballeros. — Если так, то добро пожаловать в этот дом, господа! — ответил страж с низким почтительным поклоном.

После того тайник захлопнулся, и человек скрылся за стеной, а в следующий момент тяжелый подъемный мост, скрипя своими цепями, опустился и перекинулся через ров. Всадники крупной рысью проехали мост и увидели себя в прекрасной сводчатой аллее гигантский кедров, столь тенистой, что даже в самое жаркое время дня туда не проникали лучи солнца. Аллея эта упиралась в глубокий ров, еще гораздо глубже первого, обведенный второй высокой каменной стеной сильно укрепленной, но здесь подъемный мост был спущен, и всадникам не пришлось останавливаться и вступать в предварительные переговоры; они прямо въехали на широкий чистый двор, по обе стороны которого тянулись службы, конюшни, сараи и всякие надворные постройки. Посреди этого двора возвышалось высокое белое мраморное крыльцо с широкими пологими ступенями, спускавшимися на обе стороны, и с чугунными перилами; на ступенях крыльца стояли слуги с зажженными факелами и будто ожидали приезжих, а около крыльца толпились другие слуги — пеоны, готовые принять лошадей и отвести их в конюшни, расположенные довольно далеко от патио52 .

Только четверо из прибывших поднялись по широкой мраморной лестнице крыльца, остальные же остались во дворе, смешавшись с пеонами и слугами.

Если асиенда дель-Энганьо из долины и от подножья воладеро производила впечатление совиного гнезда, и мысль, что она обитаема, невольно возбуждала и удивление, и недоверие; если даже с громадной площади, на которой, как грозный призрак, возвышалось это мрачное, величавое здание, она производила впечатление неприступной крепости, то едва вы переступите порог поднавеса, как впечатление разом менялось; вы видели себя среди грандиозного и поистине роскошного дворца, богатство, роскошь и изысканность обстановки которого, без сомнения, затмили бы не только самые роскошные дворцы Мексики, но и дворцы главных городов Европы.

Длинный ряд поколений скопил здесь все эти сокровища, редкости, ценности, картины великих мастеров испанской, итальянской, фламандской, голландской и английской школы, ценность которых достигала нескольких миллионов, старинные бронзы, хрустали, фаянсы и фарфоры, ценные статуи и гобелены, ковры, меха, скульптуры и редкое оружие виднелись повсюду. Эта роскошь была серьезная, солидная, почтенная — та роскошь, которую мы можем встретить лишь в редких исторических замках и дворцах Франции, Англии и Испании, но о которой не имеют понятия наши современные крезы — выскочки, царьки финансового мира.

Вся эта роскошь, все эти богатства являлись плодами стараний и забот прежних поколений, теперешний же владелец асиенды не внес сюда ни единой крохи, не вбил, как говорится, в стену ни одного гвоздя; все скопленные им богатства имели только денежную ценность, но отнюдь не являлись произведениями искусства; бандиты не имеют времени быть меценатами — им нужна лишь нажива. Его богатства лежали, сваленные в кучу, в особо приготовленных и построенных для них складах и магазинах.

При входе в поднавес приезжих встретил высокий, худощавый человек.

— А, это вы, Наранха! — сказал один из четырех гостей. — Ну, что нового?

— Ничего, сеньор дон Бальдомеро! — ответил самбо. — Вас ожидают здесь с величайшим нетерпением.

— Я это знаю! — отвечал тот, которого назвали дон Бальдомеро. — Но я раньше не мог явиться, ведите же нас скорее к вашему господину!

Самбо почтительно поклонился и зашагал по ряду роскошно убранных комнат; наконец, откинув голубую бархатную портьеру, отворил дверь, затем откинул вторую тяжелую портьеру и, сторонясь к притолоке, доложил:

— Сеньор дон Бальдомеро де Карденас и трое других кабальеро!

Дон Бальдомеро был человек средних лет, с тонкими чертами и умным, проницательным взглядом насмешливых, живых глаз, скрывавшихся за очками в тонкой золотой оправе, роста высокого, не толст и не худ, с изящной и приветливой манерой и голосом, не только мягким, но, пожалуй, даже немного слащавым, которому он, однако, умел придать большую выразительность. На нем был костюм богатого ранчеро и много разного оружия.

Другие два его товарища, хотя носили то же платье, как и он, но во всей фигуре и выправке их проглядывало нечто военное; это были Корнелио Кебрантадор и дон Кристобаль Паломбо.

Четвертый из прибывших был маленького роста, толстенький человек с обезьяньей физиономией, красный, как пион, вечно сопящий, вечно движущийся и суетящийся, проворный и вертлявый, как мартышка, с хитрым лицом, громадными, грубыми руками и такими же ступнями, прикрепленными к изумительно тоненьким ножкам; звали его дон Бальтасар Турпид.

Комната, в которую ввел этих четырех лиц Наранха, представляла собой богатый рабочий кабинет, в котором на турецкой софе полулежали с тонкими маисовыми папиросками в зубах двое мужчин.

Один из них был сам хозяин дома, дон Мануэль де Линарес де Гуайтимотцин, а другой — молодой человек лет двадцати пяти, красивой наружности, принадлежащий к одной из богатейших фамилий провинции Чиуауа, — был старший или главный алькальд и начальник полиции города Урес, бывшего в то время столицей Соноры.

Этот молодой человек слыл за усердного поклонника доньи Санты и, как говорят, ухаживал за ней с разрешения и одобрения дона Мануэля, опекуна молодой девушки; кроме того, он был усердным и весьма полезным сообщником и союзников платеадос.

Когда им доложили о приезде дона Бальдомеро, оба мужчины встали со своих мест и сделали несколько шагов навстречу приезжему.

— Добро пожаловать, друг мой! — весело приветствовал его дон Мануэль. — И вы также, — сказал он, обращаясь к остальным. — А! Кого я вижу! — продолжал он. — Да это дон Бальтасар Турпид! Честное слово, не верю своим глазам, ведь это самый отъявленный домосед во всей республике, который только раз за всю свою жизнь съездил из Мехико до Пуэбло-де-Анхелос — и то чуть было не заболел от такого путешествия!