Высматривая путь. Том I (СИ) - "JohnLemon"

— Жар немного спал, — заключила она. — Но еще не ушел окончательно.

Эскель кивнул и подошел чуть ближе. Поставил руки в бока, осмотрел лежащую на скамье Деру и не смог сдержать улыбки. Девушка была еще слаба, бледна и заметно схуднула с лица, но выглядела относительно бодро и гораздо лучше, чем вчера. По меньшей мере, отвары в ней задерживались, деревянную бадью, наконец, убрали и былой гонор проснулся, а это уже хороший знак.

Кейра сжала в пальцах глиняную кружку и задумчиво засмотрелась на нее. С того самого дня, когда ее выкинуло из портала в полях, она еще ни разу не видела такой участливости и доброты, которая исходила от ведьмака. Он хмурился, ворчал, почти не улыбался, но внутри него бушевал настоящий ураган. И она видела это. Видела и удивлялась.

Из ведьмаков она встречала только одного — Геральта. Того самого Белого волка, того самого беловолосого, на которого выпала из окна на Таннеде. Тогда она, кажется, сломала ногу, несколько ребер и отключилась у него на руках, но, тем не менее, все еще помнит с какой бережностью он ее держал. А впервые она встретила его на банкете и уж больно он запал ей в душу. Серьезный, но не прячет улыбку. Молчаливый, но умеющий вставить нужную фразу в нужное время. И несмотря на свою странную, нетипичную внешность, он был очень притягателен. Было в нем что-то такое, чего она не встречала прежде в мужчинах. И Эскель чем-то был похож на него. Сложно понять вот так сразу, чем именно. Может, нарочитой серьезностью; может, неприкрытой участливостью и добротой. А может, он смотрел на Фредерику точно так же, как Геральт смотрел на Йеннифэр? Как верный и преданный пес, но не желающий садиться на цепь. Интересно, если ей посчастливится встретиться с беловолосым ведьмаком еще раз, что тогда произойдет? И если рядом не будет стервозной, вездесущей чародейки то… что тогда? Согласится ли он выпить вина, например, вспомнить былое? А что есть, это самое — былое?

Коротко вздохнув, девушка опомнилась, заправив за ухо светлую прядь волос. От этих мыслей о ведьмаках — ходячих наборах противоречий, начинала болеть голова. А ей еще нужно собрать кое-какие травы, проштудировать очередной фолиант и сделать несколько заметок. Та хворь, которая была у травницы, симптоматически уж больно походила на Красную смерть, но только в облегченной форме. Тот же понос, рвота, судороги, лихорадка, острые боли в желудке. Но, в отличие от Катрионы, эта странная инфекция поддавалась лечению травами и судя по хорошему виду Деры — весьма успешно, исходя из того, на что вообще были способны травы. Конечно, с магией было бы полегче. Как минимум она смогла бы убрать обезвоживание и жар в одно мгновение ока, а не ждать пока подействуют декокты. А еще, можно было бы без особых ухищрений изготовить более действенное средство для лечения. Но и без того, результат был очень хороший. Его нужно было записать. Может быть, пригодится как-нибудь.

— Как ты?

Чародейку вывел из раздумий голос Эскеля. Она взглянула, как он встал у лавки на одно колено, поправил шерстяное покрывало и взял руку девушки в свои ладони — огромные, как у медведя. Уж в сравнении с ее хрупкими и дрожащими. Она задумчиво пожевала нижнюю губу, сжала в руках кружку и решив ничего не говорить — отошла к столу.

— Лучше, — ответила Дера, наслаждаясь теплом ведьмачьих рук. — Скоро уже можно будет отправляться, — снова захрипела она, едва сдержав кашель. — Мы и так много времени потеряли.

— Ничего. У меня тут заказ в городе, на бестию местную. Выполню, денег подзаработаю и тогда отправимся. Не переживай, — соврал без зазрения совести ведьмак.

Хотя можно ли назвать ложью то, что просто решил слегка завуалировать?

— А что за бестия? — травница с нескрываемым интересом всмотрелась в его непроницаемое лицо.

— Летюга, — первое что пришло в голову выдал Эскель.

— Летюга?

— Ну, вилохвост. Не бабочка, а ящер, драконид. Изводит местных, людей ест, на поля пахарям зайти страшно. Все, как всегда, — он дернул уголком губ, стараясь непринужденно улыбнуться.

Вышло плохо, но он старался изо всех сил. Дера задумчиво помяла пальцами его руку, нахмурилась, а потом, вздохнув, заговорила:

— Береги себя. Нам еще в Лан Эксетер ехать.

— Конечно. Гусиный паштет, молодые дворяне, набережная, — не без улыбки перечислил он все то, чем травница его изводила последние дни чуть ли не каждое утро.

— В Лан Эксетере нет набережной и улиц нет, — подала голос Кейра. — Все перемещаются по Великому каналу на лодках.

Фредерика и ведьмак переглянулись, а затем травница хрипло рассмеялась.

— Лодка с молодым дворянином, Эст-Эстом и гусиным паштетом — тоже сгодится.

— Если уже о вине и мужчинах заговорила — идешь на поправку, — как бы между прочим вставила чародейка, и не отрывая взгляда от раскрытой перед ней книги, задумчиво забарабанила ноготками по поверхности стола.

Ведьмак пробежался взглядом по изможденному девичьему лицу, огладил ее руку, которую держал в своих, и только намеревался встать, как ощутил легкое прикосновение к своему лицу. Дера заправила за ухо темные сальные пряди волос, прижала ладонь к шраму на щеке, осторожно погладила его. Затем, словно опомнившись, убрала руку, мазнув по его губам пальцами, и отвернулась к стене.

— Береги себя, — смущенно заворчала она.

Эскель судорожно выдохнул, но спокойно и даже вкрадчиво поблагодарил ее, встал, поправил штаны и зашагал к выходу. Дера молчала и рассматривала деревянные брусья перед глазами, а Кейра громко хмыкнула. Искренне надеясь, что это было адресовано не ей, травница зажмурилась и постаралась немного подремать. Силы, пока еще, не вернулись к ней полностью. Оттого, даже от такой минимальной активности появилась усталость.

Ведьмак вышел во двор и громко чертыхнулся. Пнул ногой траву, вырвав носком сапога короткие стебли и твердым шагом направился к Васильку. Конь обмахивался хвостом и лениво пережевывал зелень. А когда заприметил хозяина, то радостно зафырчал. Но хозяин был не в духе. Мало того, что в голову наконец пришло осознание того, что вечером ему не избежать резни, так еще и оправдание тремя тысячами уже переставало работать, как раньше. После каждого ее прикосновения, после каждого взгляда, наполненного искренней заботой, на душе становилось очень гадко. Она просто переживала за него, как за друга, как за напарника и как за единственного союзника, которым в данный момент располагала. А он что? А он при любом удобном случае представляет, как будет овладевать ею в весьма замысловатых позах. Что за напасть такая, пока было непонятно. Но то, что удавалось себя контролировать как минимум до тех пор, пока не останется наедине с самим собой — вселяло надежду. Надежду на то, что бушующие гормоны не отключат рассудок окончательно и силу их влияния все еще можно укротить.

Вспомнился страшный подростковый период. Тогда юные ведьмаки, едва получившие свои медальоны и мечи, сходили с ума от всех прелестей переходного возраста, будучи запертыми в Каэр Морхене безо всякой надежды на то, чтобы увидеть хотя бы часть девичьих грудей. Да, каких там грудей — хоть бы просто девку увидеть, даже не раздетую, и на том спасибо. Мутации, конечно, делали их бесплодными, но желание не отбивали. А подростковую гиперсексуальность приходилось, под чутким руководством наставников, вымещать на тренажерах. Но страшно было то, что он уже и не подросток вовсе, а навязчивая тяга эта, отключающая разум, снова проклюнулась. Уж воистину: седина в голову — бес в ребро. Правда седым он не был, а стариком — лишь номинально, но тем не менее — возраст есть возраст. С чувством пнув траву и кого-то невидимого в ней, Эскель крепко выругался и наконец, более-менее взял себя под контроль. Не так много времени у него осталось на подготовку. Потому, лучше не терзаться невесть чем, а помедитировать, собраться с мыслями, проверить, что у него осталось в запасах и наточить меч.

А как солнце спряталось за горизонтом, ведьмак огладил голову дремлющей Фредерики, выслушал короткое напутствие чародейки, дал себе безмолвное обещание — сделать все возможное, чтобы минимизировать жертвы и выехал в сторону Мурривеля. Но когда все шло по плану?