Эдгар По - Убийство в улице Морг

В эту минуту, на лестнице заслышались чьи-то шаги.

– Приготовьте свой пистолет, – шепнул мне Дюпэн, – но не показывайте его, пока я не подам вам знака.

Входивший по лестнице остановился, однако. По-видимому, он колебался; слышно было, что он даже спустился опять на несколько ступенек вниз. Но, вскоре, он поднялся опять и постучался решительно.

– Войдите! – весело и приветливо крикнул Дюпэн.

Человек, показавшийся на пороге, был, очевидно, моряк; высокий, мускулистый, загорелый, с усами и бакенбардами, закрывавшими ему почти половину лица, он поглядывал на нас задорно-смело, хотя и с известной опаской. По-видимому, с ним не было другого оружия, кроме дубовой дубинки. Он отвесил нам неловкий поклон, пожелав «доброго вечера»; по выговору его, хотя и нечистому, можно было угадать, что он парижский уроженец.

– Садитесь, почтеннейший, – сказал Дюпэн. – Я полагаю, что вы за вашим орангутангом? Знаете, меня к вам зависть берет: славный зверь и не малого стоит, я думаю. Какого он возраста, по вашему мнению?

Моряк вздохнул с облегчением, как бы избавясь от тяжелого гнета, и ответил уже уверенным голосом:

– Сказать наверное не могу, но, должно быть, ему не более четырех-пяти лет. Здесь он у вас?

– О, нет! Здесь было бы невозможно приспособить ему помещение. Он на каретном дворе в улице Дюбург, но вы можете получить его завтра же утром. Вы можете, без сомнения, представить доказательства на принадлежность его вам?

– Разумеется, могу.

– А мне жаль отдать его, право, – сказал Дюпэн.

– Но вы не сомневайтесь насчет вознаграждения, поспешил прибавить моряк. – Я хорошо понимаю, что обязан заплатить за труды и прочее… Конечно, надеюсь, не потребуете лишнего…

– О, зачем лишнее! – возразить Дюпэн. – Надо по совести… Что же мне с вас спросить?… Да, вот что: вы мне только расскажете все, что знаете, об убийстве в улице Морг.

Дюпэн произнес эти слова очень тихо и вполне спокойным голосом, но, в то же мгновение, подошел к двери, запер ее и спрятал ключ себе в карман, после чего вынул из-за пазухи пистолет и положил его на стол.

Лицо моряка побагровело, как у задыхающегося человека. Он вскочил и ухватился за свою дубинку, но тотчас же снова опустился на стул, как пораженный насмерть. Мне стало его жалко до крайности.

– Друг мой, вы пугаетесь совершенно напрасно! – проговорил Дюпэн ласково. – Мы вовсе не желаем повредить вам. Даю вам честное слово, как француз и как благородный человек, что против вас не замышляю ничего дурного. Я вполне уверен в вашей непричастности к зверствам в улице Морг, но я не стану отрицать, что считаю вас замешанным отчасти в эти происшествие. Вы видите уже из всего, что мною добыты многие сведения, – и таким путем, которого вы и вообразить не можете. Теперь дело обстоит так: вы не виновны ни в каком попущении, ни в чем, что могло бы взводить обвинение на вас. Вы не совершили и грабежа, хотя имели к тому полную возможность; вам нечего утаивать, нечего бояться рассказать все! И вы даже обязаны честно сделать это, потому что обвиняется в преступлении невинный человек…

– Спаси меня, Господи! – проговорил он после короткого молчания. – Я расскажу вам, что знаю… Вряд ли вы поверите мне…я буду слишком глуп, если понадеюсь на это, но я не повинен и выскажу все, что есть на душе, хотя бы мне умереть…

Сущность его рассказа заключалась в следующем. Он был недавно в Индейском Архипелаге, высадился, однажды, с другими матросами на Борнео, и здесь ему удалось, вместе с одним товарищем, изловить орангутанга. Вскоре этот товарищ умер, и хозяином зверя остался один наш моряк. Нелегко было ему справляться с животным, неукротимым, свирепым, однако, он успел привезти его в Париж, где держал его взаперти, не показывая никому. Он хотел его продать, но ждал, чтобы у орангутанга зажила прежде рана на ноге от занозы, которую он всадил себе еще на корабле.

Возвратясь, однажды, откуда-то домой, он застал орангутанга в своей собственной спальне. Оказывалось, что зверь сломал перегородку, отделявшую его коморку от этой комнаты, вылез на свободу и теперь сидел перед зеркалом с бритвой в руках, стараясь подражать движениям, которые успел подметить у своего хозяина. Моряк страшно перепугался, увидя острое орудие во власти такого дикого животного. Привыкнув, однако, усмирять его хлыстом, он прибегнул и теперь к этому средству, но лишь только орангутанг увидел хлыст в руках хозяина, он бросился вон из комнаты, на лестницу, и выпрыгнул здесь из окна, которое было, по несчастью, отворено.

Моряк последовал за ним в отчаянии. Хитрый зверь подпускал его близко к себе, но потом кидался далее. Они гонялись, таким образом, по улицам, совершенно пустынным в это ночное время, и попали, наконец, в переулок, тянувшийся за домом г-жи Лэпанэ. Свет, видневшийся в открытом окне четвертого этажа, обратил на себя внимание орангутанга, который бросился, в тот же миг, к громоотводному пруту, вскарабкался по нем с неимоверною быстротой, ухватился за ставень, откинутый к стене, перескочил, с помощью его, к окну у кровати и проник в комнату. Все это было делом одной минуты. Ставень снова откинулся к стене, будучи оттолкнут орангутангом при его прыжке.

Моряк был отчасти рад, видя, что животное попалось само в западню, потому что, при его обратном спуске по пруту, его можно было уже изловить; но с другой стороны, оно могло наделать беды в чужой квартире. Эта последняя мысль заставила француза полезть вслед за орангутангом. Вскарабкаться по толстому пруту – дело не очень трудное, особенно для моряка, но когда он добрался до высоты окна и заглянул в него, то едва не свалился от ужаса на землю. Страшный зверь, ухватя старуху за ее распущенные волосы, размахивал перед нею бритвой. Крик несчастной только усиливал его ярость и, наконец, одним движением своей мускулистой руки, он перерезал ей шею, почти совершенно отделя голову от туловища. Вид крови еще более освирепил его: увидя лежавшую на полу без чувств девушку, он бросился к ней и сжал ей горло с чудовищной силой. Потом, оглянувшись, он увидал в окне лицо своего хозяина. Сознавая, по всей вероятности, что совершил что-то, заслуживающее наказания, и вспоминая о хлысте, он стал метаться по комнате, ища, как бы скрыть следы своего проступка, стащил тюфяк с кровати, раскидывал и ломал мебель, наконец, схватил труп девушки и засунул его в каминную трубу, а тело старухи выбросил из окошка на двор.

При его приближении к окну с этою кровавою ношей, моряк спустился, в смертельном ужасе, вниз по пруту и побежал домой, предоставляя орангутанга его собственной участи. Восклицания, вырывавшиеся у француза при виде ужасной сцены, перемешивались с злобным визжаньем и бормотаньем орангутанга и были расслышаны толпой.

Остального почти нечего прибавлять. Животное убежало, без всякого сомнения, тем же путем, которым забралось в комнату, успев скрыться, прежде чем была выломана входная дверь. Через несколько дней после своего рассказа нам, тот же моряк успел его изловить и продал такой редкий экземпляр очень выгодно в парижский «Jardin des Plantes». Лебон был освобожден немедленно после обстоятельного донесения Дюпэна полицейскому префекту, который, несмотря на свою дружбу к моему приятелю, всегда досадовал на его проницательность, и был теперь очень недоволен неожиданным разрешением загадки. Он не мог даже удержаться от насмешливых замечаний по поводу лиц, сующихся не в свое дело.

– Пусть себе тешится! – сказал мне Дюпэн. – Пусть болтает, если ему от этого легче; я-то все же доволен, что побил его в его собственной специальности. Но нет ничего удивительного в том, что он дал промах в этом случае. Он слишком хитроумен для того, чтобы иметь нюх. Он напоминает собою изображения богини Лаверны: одна голова без туловища… Но он все же славный малый. Он мне особенно нравится тем мастерским вывертом, который и завоевал ему репутацию такой проницательности: он умеет «отрицать существующее и изъяснить то, чего нет».

Название в оригинале: The Murders in the Rue Morgue, 1841.

Публикация: Избранные сочинения Эдгара Поэ с биографическим очерком и портретом автора. № 7 – (июль) – 1895. Ежемесячное приложение к журналу «Живописное обозрение». С.-Петербург. Контора журнала: Спб., Невский просп., № 63-40. С. 89-109.

Переводчик неизвестен.