Эдит Уортон - Век невинности

Зазвонил телефон, и Ачер, оторвавшись от фотографий, поднял трубку. Как бесконечно далеки были те дни, когда скорость передачи сообщений в Нью-Йорке зависела от быстроты ног мальчишек-посыльных, одетых в униформы с медными пуговицами!

«Чикаго на проводе!»

Ачер не сомневался, что это междугородный звонок от Далласа, которого фирма направила в Чикаго обсудить условия строительства приозерной виллы для одного миллионера «с фантазиями». Далласа часто посылали в подобные деловые поездки.

«Привет, па! (Да, это Даллас!) Как насчет того, чтобы отплыть в среду? Мавритания! Да, разумеется, в следующую среду! Наш клиент пожелал, чтобы до начала строительства я ознакомился с планировкой некоторых итальянских садов. Так вот, я должен отплыть с первым же рейсом. Вернусь первого июня, — речь внезапно прервалась, и в трубке раздался веселый смех. — Вопрос жизни или смерти: ты мне поможешь, папа?.. Я бы хотел, чтобы ты приехал сюда».

Ачеру показалось, что Даллас разговаривает с ним из соседней комнаты: его голос был так хорошо слышим, словно в тот момент он сидел в своем любимом кресле у камина. В этом не было ничего удивительного: междугородные телефонные разговоры давно перестали воспринимать как чудо, наряду с электрическим освещением и пересечением Атлантики за недельный срок.

Но то, что и в самом деле поразило Ачера, был этот странный смех, прозвучавший в телефонной трубке. Удивительно, что над необъятными просторами страны — над лесами, реками, горами, прериями, шумными городами и толпами чужих людей — прозвучал смех его сына, и Ачер понял его значение.

«Еще бы мне не вернуться к первому июня! — хотел сказать Даллас. — Ведь пятого я женюсь на Фанни Бьюфорт!»

В трубке вновь раздался голос его сына:

«Решено? Нет, сэр, ни минуты на раздумья! Мне нужно ответить немедленно! Но почему, хотел бы я знать? Какие тут могут быть „но“? Да нет, об этом мне известно. Так по рукам, а?.. Я так рассчитывал на то, что сегодня ты первым делом позвонишь Кьюнарду в офис! Лучше всего заказать обратный билет на теплоход, отправляющийся из Марселя. Понятно, папа. Подумай, о том, что в определенном смысле это будут последние дни, которые мы проведем вместе с тобой! Вот и отлично! Я знал, что на тебя можно положиться».

В трубке раздались короткие гудки, после чего Ачер поднялся и принялся ходить взад-вперед по комнате.

«В самом деле, это будут последние дни, которые мы с ним проведем вместе, — думал Ачер. — Мальчик прав».

Конечно, у них впереди еще не мало «дней», ведь они смогут часто видеться после женитьбы Далласа. Ачер не сомневался в этом. Его сын дружил с Фанни Бьюфорт еще с раннего детства, и, насколько его отец мог себе представить, эта девушка не стала бы вмешиваться в их отношения. Напротив, он считал, что она органично впишется в их семейный круг. И все же, в их жизни наступали перемены и перемены значительные. Чем больше Ачер стремился приучить себя к мысли о том, что Фанни скоро станет полноценным членом его семьи, тем больше ему хотелось воспользоваться этой последней возможностью, чтобы побыть наедине со своим мальчиком.

Собственно, у него не было никаких особых причин для отказа от этой поездки, — за вычетом того, что он отвык от путешествий. Мэй не любила покидать Нью-Йорк, если в том не было необходимости. Она покидала свой дом на Тридцать девятой улице или виллу Велландов в Ньюпорте только тогда, когда приходилось везти детей на море или в горы. Но когда Даллас получил диплом о высшем образовании, она сочла своим долгом отправиться вместе с ним и всей семьей в шестимесячное путешествие вокруг Европы. Было решено посетить, согласно давнишней традиции, Англию, Швейцарию и Италию.

Но почему-то им не хватило времени, чтобы заехать еще и во Францию. Ачер вспоминал, как злился Даллас, когда вместо Реймса и Шартра ему предложили созерцать Монблан. Но Мэри с Билом с удовольствием отправились в горы, поскольку им предоставлялась чудесная возможность заняться альпинизмом. Они и без того уже достаточно долго умирали от скуки в Англии, неотступно следуя за своим старшим братом, который водил их по всем соборам и музеям. И Мэй, считая необходимым установить разумный баланс между физическими упражнениями своих детей и их интеллектуальной подготовкой, предложила компромиссное решение. После Швейцарии Ачер мог отправиться на пару недель в Париж, взяв с собой Далласа. Затем все встретились бы снова на итальянских озерах. Но Ачер отклонил это предложение.

«Нам нужно держаться всем вместе», — возразил он; при этом лицо Мэй просияло, ибо ее муж подавал благой пример их сыну.

После ее смерти два года назад, у Ачера больше не оставалось причин на то, чтобы жить по старинке. Дети уговаривали его отправиться в очередное путешествие: Мэри Чиверс надеялась, что «поход по галереям» позволит ему немного развеяться. Она ничуть не сомневалась в эффективности этого испытанного средства. Но Ачер отказался: старые привычки и воспоминания оказались сильнее его желания увидеть новые города.

И теперь, когда прошлое предстало перед его глазами, он с ужасом думал о том, что погряз в повседневной рутине. Человеку, изо дня в день послушно исполнявшему свой долг, сложно найти ему равноценную замену. Ему сложно адаптироваться к непривычным условиям. Во всяком случае, такого мнения придерживались люди его поколения. Они всегда проводили четкую линию водораздела между правдой и ложью, честью и бесчестьем, достоинством и ничтожностью. Поэтому, их горизонты всегда были закрытыми и не оставляли возможности для творческой фантазии. Но наступают моменты, когда воображение, обычно не выходящее за рамки повседневной жизни, вдруг раскрывает перед человеком еще ненаписанные страницы его будущего…

Ачер сидел в библиотеке и размышлял о том, что ему осталось в этой жизни. Как изменилось общество, в котором он вырос, и чьи устои согнули и поработили его? Он не раз вспоминал полушутливое пророчество бедняги Лоренса Лефертса, который много лет тому назад заявил в этой комнате, что, мол, если и дальше все так пойдет, их дети будут мечтать о браке с «Бьюфортовыми выродками».

Но именно это и делал сейчас его старший сын, которым он всегда так гордился! Собственно, он не только мечтал, но и готовился осуществить свою мечту в скором времени. И, как ни странно, его за это не порицали. Никто даже не удивился!

А тетя Далласа, мисс Дженни Ачер, которая и в бальзаковском возрасте выглядела почти так же, как и в молодые годы, достала изумрудное ожерелье и жемчуга своей матери и сама надела их на шею невесты трясущимися руками. И Фанни Бьюфорт вместо того, чтобы посетовать на то, что эти украшения не от парижского ювелира, вся просияла и долго расхваливала эти старинные драгоценности.

«Я в них буду в точности, как дамы на миниатюрах Исабея!» — воскликнула она.

Фанни Бьюфорт, возвратившаяся в Нью-Йорк в восемнадцатом году после смерти обоих родителей, легко завоевывала сердца мужчин, как и ее предшественница, мадам Оленская, тридцать лет тому назад. Но вместо того, чтобы отнестись к ней с недоверием, как к отверженной, общество с радостью приняло ее в свои ряды.

Она была очаровательным и интересным созданием. Разве еще что-нибудь нужно было девушке, чтобы покорять сердца? Кто из ее современников стал бы демонстрировать узость мышления, вменяя ей в вину полузабытые грехи отца и сомнительность ее происхождения? Только совсем пожилые люди помнили скандал, разразившийся в деловых кругах Нью-Йорка после неудачной махинации Бьюфорта, завершившейся его банкротством. Ходили слухи, что после смерти Реджины он сочетался тайным браком с известной особой по имени Фанни Ринг, и затем покинул страну вместе со своей новой женой и маленькой дочкой, унаследовавшей красоту матери. Одно время он жил в Константинополе, и потом уехал в Россию. Через двенадцать лет Бьюфорт объявился в Буэнос-Айресе, где, по словам очевидцев, обслуживал американских туристов, работая в одной крупной страховой компании.

Умерли Бьюфорты на склоне лет в достатке. И в один прекрасный день их осиротевшая дочь появилась в Нью-Йорке. Ее опекуном был назначен мистер Джек Велланд, брат Мэй, и его супруга привезла девочку обратно в Америку. Таким образом Фанни еще тогда породнилась с детьми Ньюлэндов Ачеров, и когда было объявлено о ее помолвке с Далласом, никто не был удивлен.

В наши дни страсть к путешествиям постепенно угасает. Появилось слишком много «деловых людей», озабоченных реформами и участием в различных движениях. Они слишком поглощены удовлетворением собственных прихотей, погоней за идеалами и удовольствиями, чтобы интересоваться жизнью своих соседей. И какое значение теперь имеет чье-либо прошлое в огромной калейдоскопе человеческой жизни? Все люди — атомы социума, вращающиеся в одном жизненном пространстве…