Эдит Уортон - Век невинности

Умерли Бьюфорты на склоне лет в достатке. И в один прекрасный день их осиротевшая дочь появилась в Нью-Йорке. Ее опекуном был назначен мистер Джек Велланд, брат Мэй, и его супруга привезла девочку обратно в Америку. Таким образом Фанни еще тогда породнилась с детьми Ньюлэндов Ачеров, и когда было объявлено о ее помолвке с Далласом, никто не был удивлен.

В наши дни страсть к путешествиям постепенно угасает. Появилось слишком много «деловых людей», озабоченных реформами и участием в различных движениях. Они слишком поглощены удовлетворением собственных прихотей, погоней за идеалами и удовольствиями, чтобы интересоваться жизнью своих соседей. И какое значение теперь имеет чье-либо прошлое в огромной калейдоскопе человеческой жизни? Все люди — атомы социума, вращающиеся в одном жизненном пространстве…

Ньюлэнд Ачер выглянул из окна своего номера в парижском отеле, и когда пред ним предстала все та же картина оживленных авеню, его сердце радостно забилось, как когда-то в молодые годы.

Ачер долго стоял так, прислушиваясь к биению сердца под жилеткой, и когда он вернулся в реальный мир, то почувствовал себя опустошенным и больным. Виски его горели. Он спрашивал себя, чем могло быть вызвано это легкое недомогание, и не находил ответа. Быть может, все дело в том, Что скоро Фанни Бьюфорт целиком и полностью завладеет его сыном? Нет, причина кроется совсем в другом.

«На самом деле, они все делают так же, как мы, только подходы у них несколько иные», — подумал он, вспоминая, с каким хладнокровием его сын объявил о своей помолвке, нисколько не сомневаясь, что семья одобрит этот выбор.

«Разница лишь в том, что эти молодые люди не сомневаются в том, что получат желаемое, а мы всегда думали, что не получим. И все же, почему так бьется сердце, если все уже заранее известно?»

День тому назад они прибыли в Париж, и теперь Ачер стоял у открытого окна, которое выходило на серебристый проспект, бравший свое начало от Вандомской площади. Он грелся в лучах по-весеннему теплого солнца и предавался размышлениям. Он согласился поехать за границу вместе с Далласом при одном условии: сын не должен был заставлять его посещать современные «дворцы».

«Конечно, нет проблем! — добродушно согласился Даллас. — Я поселю тебя в одном старомодном отеле. Его название — „Бристоль“».

Ачер потерял дар речи. Многовековая резиденция королей и императоров была превращена в «старомодный отель» со всеми удобствами!

В первые годы разлуки, когда страсть продолжала преобладать над всеми его чувствами, он часто мечтал, что однажды вернется в Париж. Всякий раз он представлял себе этот город, как место, в котором проходит жизнь мадам Оленской. Затворяясь у себя в библиотеке по вечерам, после добросовестного исполнения всех обязанностей по дому, Ачер уносился в мыслях далеко-далеко, за тысячи миль, в Париж. Сколько раз он представлял себе сияние весны на аллеях конских каштанов, цветы и статуи в знаменитых парижских садах, слабый запах сирени, исходящий от цветочных тележек, плавное течение великой реки под великими мостами. Жизнь ради искусства, науки и любви, как Ачер истомился по тебе! Рисуя в своем воображении знакомые образы, он ощущал непреодолимое волнение в крови. И вот теперь его мечта сбылась, и когда Ачер смотрел на этот сияющий город, он сам себе казался слишком стеснительным, старомодным и не соответствующим высоким парижским стандартам. Он считал себя плохой копией того идеала человека, к которому всегда стремился…

На его плечо легла рука Далласа.

«Привет, папа! Ну как, Париж не очень изменился?»

Некоторое время они стояли молча, глядя в окно. Затем молодой человек бодро сказал:

«Между прочим, для тебя тут сообщение от графини Оленской! Она ожидает нас к себе в половине шестого».

Даллас произнес эти слова легко, беззаботно, словно речь шла о какой-нибудь нейтральной информации: например, о том, в котором часу отправляется во Флоренцию их поезд. Ачер взглянул на него, и ему показалось, что в глазах молодого человека вспыхнули озорные огоньки. Скрытая ирония, которую он прочел в глазах сына, показалась ему знакомой. Вот так же когда-то смотрела на него его прабабушка Мингот.

«Разве я не сказал тебе? — не унимался Даллас. — Я поклялся Фанни, что сделаю три вещи в Париже: достану ей партитуру последних произведений Дебюсси, схожу в кукольный театр и повидаю мадам Оленскую. А знаешь, она была так добра к Фанни, когда мистер Бьюфорт послал ее в Париж из Буэнос-Айреса, чтобы она немного отдохнула. Других друзей в Париже у Фанни нет, и мадам Оленская нашла время, чтобы показать ей город. Насколько я понял, графиня была дружна с первой миссис Бьюфорт. Кроме того, она же мамина кузина! Так что я, не долго думая позвонил ей этим утром, перед уходом, и сообщил, что мы с тобой приехали в Париж на пару дней и мечтаем с ней повидаться».

Ачер вздрогнул и посмотрел на сына.

«Так ты сказал ей, что я здесь?»

«Конечно! А что?» — брови Далласа взлетели вверх на добрых полдюйма. Не получив ответа, он с силой сжал отцовскую руку и спросил:

«Интересно, папа, а какая она была в молодости?»

Ачер почувствовал, как краснеет под пристальным взглядом сына.

«Ну, папа, признайся, что вы с ней были добрыми друзьями! Наверное, она была настоящей красоткой!»

«Красоткой? Нет, я бы не сказал. Но она всегда была особенной, не такой, как все».

«Между прочим, то же говорит и Фанни: мадам Оленская совершенно не похожа на остальных, и никто не может объяснить, почему. И моя Фанни тоже ни с кем не сравнится.»

Ачер отступил назад, высвобождая руку.

«Причем здесь Фанни? Надеюсь, конечно, что она замечательная, но нельзя сравнивать ее с…»

«Брось, отец! Не будь ханжой! Разве Элен Оленская не была когда-то твоей Фанни?»

Телом и душой Даллас принадлежал к молодому поколению. Будучи первенцем Ньюлэнда и Мэй, он отличался особой прямотой и никогда не скрытничал.

«Стоит ли делать из всего тайну? Это только возбуждает в людях нездоровое любопытство!»

Даллас всегда отвечал в таком духе; теперь, когда Ачер взглянул сыну в глаза, он понял, что за сыновним подтруниванием скрываются более глубокие чувства.

«Моей Фанни?»

«Ну, женщиной, за которую ты отдал бы все на свете! Только тебе не удалось этого сделать,» — пояснил Даллас.

«Нет, не удалось», — печальным эхом отозвался его отец.

«Да, отец, так сложилась жизнь. Я узнал от мамы…»

«Твоя мать тебе рассказала?»

«Да. За день до своей кончины. Помнишь, она попросила, чтобы я остался с ней наедине? Она сказала, что спокойна за нас потому, что мы остаемся с тобой, отец. А потом добавила, что ты никогда не оставишь нас, ведь уже однажды, когда она попросила тебя, ты отказался от самого дорогого, что было в твоей жизни».

Ачер не проронил ни слова. Он вновь посмотрел в окно на заполненную толпой Вандомскую площадь. Она была ярко освещена солнцем. В конце концов, он ответил тихо:

«Мэй никогда меня об этом не просила».

«Нет? Ах да, я забыл! Вы же в своей жизни ни разу ничего не попросили! И ни о чем никому не рассказывали. Я же помню, вы просто сидели и смотрели друг другу в глаза! Эдакий немой диалог или игра в молчанку! Что ж, похоже, представители вашего поколения умели держать при себе свои мысли, что нельзя сказать о нас!.. Послушай, папа, — прервал Даллас свою речь, — надеюсь, ты на меня не сердишься? Но если тебе этот разговор неприятен, давай лучше его прекратим и отправился обедать к Генри. А после я еще должен побывать в Версале!»

Ачер не поехал с сыном в Версаль. Он предпочел остаться в Париже и бродить в одиночестве по его улицам и площадям. На него разом нахлынули грустные воспоминания, и горечь утраты прежних лет снова дала о себе знать. Но он не осуждал своего сына за этот порыв. Ему казалось, что Даллас вырвал из его сердца стальной клинок и успел оплакать его преждевременную кончину. Он все понял, обо всем догадался, но скрывал свои чувства под маской веселости.

А еще его растрогал благородный поступок Мэй. Но Даллас, несмотря на всю глубину его чувств по отношению к отцу, не понял его до конца. В представлении Далласа, его отец в молодости пережил душевную драму и стал свидетелем крушения собственных надежд. Но сын не мог даже помыслить о том, что сердечная рана его отца до сих пор не зарубцевалась.

Ачер долго сидел на скамейке в одном из скверов Елисейских Полей, наблюдая за тем, как жизнь проходит мимо…

В нескольких кварталах от того места, где он сидел, через несколько часов их будет ждать Элен. Она так и не вернулась к своему мужу, и когда он скончался, графиня не предприняла никаких шагов, чтобы изменить свою жизнь. И теперь ничто не мешало им воссоединиться. Совсем скоро он снова увидит ее!

Он поднялся со скамейки и, пройдя Площадь Согласия, направился к Лувру через сады Тюильри. Элен однажды говорила ему, что часто посещает музей, и Ачеру захотелось провести как можно больше времени там, где она, возможно, недавно была.