Елена Габова - Большая девчонка

Вчера написала. Что это? Разве стихи? Бред сивой кобылы.

– А играет у тебя что? – спросил Лев.

– Догадайся с трех раз.

– Я с первого догадаюсь. Цой.

– Молодец.

– А у него как с пространством?

– О, у него и пространство и время – все есть.

– Надо мне его послушать внимательно.

– Послушай. Можешь зайти за диском.

– Ага, хорошо. Не сегодня. Слушай, Ветка, чего звоню-то. Я тут в местной газете вычитал – у вас в театре «Севильский цирюльник» поставили. Сходим?

– Ты меня приглашаешь?

– А почему нет? Конечно!

В первый раз парень пригласил меня в театр, понимаете, да?

– Хорошо, конечно, сходим!

– Слушай, прости за вопрос. У тебя, наверное, и юбка имеется?

– Представь себе, да.

– И туфли?

– И туфли.

Я сразу вспомнила и юбку, и туфли, довольно-таки старушечьи, которые мне мама купила для школы. Нет, у меня были и другие юбки, и платья были, разумеется, не такая я, в самом деле, Золушка. Все было… но вот беда – я из всего выросла, а мама боялась покупать мне что-либо без моего разрешения, а самой мне было не нужно!

– Наденешь это в театр? Что ты ходишь, как эта… как готка, в черном всегда?

Надеть на себя вот это барахло – юбку и туфли? Мне в черных джинсах уютно! Джинсы – это мой стиль. У меня их несколько. И свитеров всяких, водолазок, футболок с рукавами и без – миллион. А кроссовок и кед – два миллиона.

– Я не люблю юбки.

– В театр в джинсах не пустят. Нет, пустят, конечно, но мне бы хотелось…

– Ладно, Лев, я эту проблему решу.

– О’кей!

Бросив трубку, я тут же полезла в шкаф и все, что нужно, отыскала. Нашлась и красная нарядная блузка с вырезом спереди и рюшами, как в чешуе, мама купила ее на вырост, и вот я выросла, наконец. Напялила нелюбимые колготки. Придирчиво взглянула на себя в зеркало.

Да, ничего там была девушка! Не хуже, чем в джинсах, правда! Я пожала плечами. Почему бы мне все это не носить иногда? И мама бы порадовалась – то, что она купила, не пропадает даром.

Я достала косметичку и накрасила ресницы. Тронула губы помадой.

Все! Достаточно! Целый час на это убила!

Была почти полночь. Родители спали. Я редко ложусь спать раньше двенадцати и в школу к восьми встаю с трудом. Интересно, сосед спит?

Если я звякну не по домашнему, а на мобильник – родителей Левкиных не испугаю, у него своя комната, они не услышат.

– Лев! Спишь?

– Читаю.

– Лев, выйди на площадку, я тебе что-то покажу. Буквально на минутку, лады?

– До завтра не подождешь? Я уже в постели.

– Я бы подождала, если бы мы в соседних домах жили. Но ведь мы на одном квадратном метре!

– Ладно, выхожу, уговорила.

Конечно, я не скажу, что Лева упал при виде моей юбки. Он на ногах крепко держится. Но удивился сильно.

Он осмотрел меня буквально как новогоднюю елку, только не он вокруг нее ходил, а я покружилась по его просьбе.

– Слушай, как все-таки женщинам идут платья и юбки, – сказал он, удивленно крутя башкой. – Ты совсем другая сейчас.

– Правда, что ли?

– Да. Ты сейчас знаешь кто? – он потер подбородок. – Ты сейчас настоящая Виолетта.

– Здрасьте! А была какая? Ненастоящая?

– А была Ветка. Хорошего дерева рябины – но ветка!

– А сейчас я какого дерева?

– А сейчас ты вообще не дерево. Ты – сама по себе. Виолетта Покровская.

И он притянул меня к себе и клюнул куда-то в щеку.

И скрылся в дверях квартиры.

Хочешь быть счастливым – будь им. Очень правильно сказано. Слушайте! У меня все нормально. Я, кажется, нравлюсь самому интересному человеку в классе. Леве Капитонову. И кажется, он попытался меня поцеловать. Ух ты! Просто круто! И все, успокойся, Виолетта, будь счастливой! Только не хочу почему-то.

Мне ужасно, страшно, ненормально сильно захотелось, чтобы меня в прикиде кофта-юбка-туфли увидел Захар.

Так бы и побежала в его хрущевский дом. Но тогда родители решат, что Покровская совсем сбрендила, ночью явилась. Если бы Кислицин жил дома один – точно бы побежала!

Сказала бы так:

– Раз ты меня в школе избегаешь, я пришла к тебе домой. Сейчас не удерешь? Я похожа на огнедышащего дракона, от которого надо бежать?

Он бы сказал:

– Ты че, Покровская? Ты больная, точно.

И мы стали бы опять целоваться.

Захар. Захар. Захар. Почему я оправдывалась перед Левой? Захар точно классный! Классный! Реально! Как мы бежали с ним от луны? Лева бы стал от нее бежать? Да ни за что!

На следующий день вечером Лева вручил мне билет в театр.

– Слушай, Рябинка. К сожалению, нам придется пойти порознь. Потому что именно в этот день мне назначили прослушивание в музыкальном колледже.

– Да ладно, не парься. Что я, одна до театра не доберусь?

– Хотелось бы вместе. Ты подожди меня у входа. Или я подожду, если приду раньше. Билет – так, на всякий случай. Вдруг я в колледже задержусь?

И вот настал долгожданный театральный день, и я надела на себя юбку, блузку и даже нашла у мамы маленькую сумочку на длинном ремне. Но когда я подошла к зеркалу, чтобы рассмотреть себя со всех сторон, случилась катастрофа. Она всегда случается неожиданно. Еще и поэтому ее последствия всегда ужасны.

Сломался каблук. То есть туфли, купленные мамой у китайских торговцев, оказались бракованными. И каблучок-то не очень высокий, но ведь без каблука – никак. Вроде бы и незаметно, а народ скажет: «Молодой человек с хромоножкой в театр явился». Я чуть не выругалась. И со злостью швырнула бракованную туфлю в угол. Никуда не пойду. Не хочу. Пусть провалится этот театр, понимаете, да? Подумаешь, «Севильский цирюльник»! Да мы друг без друга проживем!

И вдруг меня осенило.

Отдам свой билет Захару! Пусть парни в театре встретятся и наконец-то познакомятся по-нормальному. И пусть Лева поймет, что Захар вовсе не дурак. Вдруг они даже подружатся… Я так давно хочу, чтобы они подружились. Это вообще моя мечта.

Я надела кроссовки, джинсы, куртку и помчалась к Захару. Я знала, у него сегодня не было тренировки. Во дворе уговорила какого-то мальчишку, чтобы он занес билет в двадцать седьмую квартиру. Билет еще дома завернула в тетрадочный лист и написала сверху:

Захар, это сегодня. В 19 часов.

Театр оперы и балета.

Почему-то я была уверена, что Кислицин придет. В школе он по-прежнему избегал меня. Но два или три раза я ловила на себе его странный взгляд – он останавливался на мне дольше обычного. Взгляд гостил на моем лице.

К семи вечера на раздолбанном трамвае с таким же раздолбанным настроением я ехала в театр. В тех же джинсах, кроссовках, свитере. Лева сказал, что в этом наряде я похожа на гота. Не люблю это направление. Вообще я направления не люблю. Ни к чему эти стаи. Ни готов с их пристрастием к черному и кладбищенскому, ни эмо с их капюшонами, розовыми кедами и пирсингом, ни панков с черными ногтями и гребнем на голове. Почему-то все они любят черное. Я тоже люблю. Практичный цвет и стройнит. Но при чем тут цвет и компашки? Я вне компашек. Я сама по себе Я. Я – Виолетта Покровская, понимаете, да?

В театральных кассах очереди никакой, билеты в театр ведь заранее покупают. Но, к счастью, они были – на последний ряд. Вот и ладненько. Возьму с краю на последний, встану в проход у стенки и буду наблюдать за общением одноклассников, каждый из которых мне по-своему дорог. Я очень надеялась, что они наконец-то выяснят отношения и, может быть, даже в самом деле будут дружить.

Лев уже сидел в кресле. Я еле отыскала его макушку. А когда он встал, чтобы пропустить какую-то юную зрительницу на ее место, я увидела, что он нарядился в костюм с галстуком. Красивый и элегантный мачо. Хороша бы я была рядом с ним в будничных джинах и свитере! Он точно бы стал меня презирать или стесняться. Дурацкие туфли! Пусть провалятся все эти дурацкие китайские шмотки! Это из-за них меня нет рядом с элегантным молодым человеком. И еще – в Левкиных руках я увидела цветы. Кажется, это были розы. Они что, предназначались мне? Потря-асно! На какую-то секунду я пожалела, что отдала билет Захару. Пусть бы я была вместе с Левой даже в джинсах и кроссовках, пусть. Пусть бы он меня презирал, но я бы не лишилась роз! Мне еще никто никогда не дарил роз и вообще цветов не дарил! С досады я стала кусать губы. Дурная привычка. Лева, когда нервничает, ногти грызет, я – губы кусаю. Не владеем собой, понимаете, да?

С другой стороны ряда на «мое» место проходил Захар. Вот это да! Как будто сговорились: этот тоже в костюме, только без галстука, в синей сорочке. Лева хорошие места купил – в середине. И вот выглаженный, вылизанный Захар пробирался в середину. Он надеялся увидеть меня и, конечно, искал мое лицо среди множества других. И вдруг увидел… совсем не меня, и по мере того, как он подходил к Леве, его лицо застывало.

В следующий момент я увидела, как два молодых, высоких, весьма недурных собой человека из середины десятого ряда расходились в разные стороны. В руках Левы уже не было роз. Бросил их на кресло.