Алистер Кроули - Дневник наркомана

     При первом  же  намеке  на усталость,  рука наведывалась в карман. Одна щепотка дарила нам ощущение утонченнейшей прелести порока, и мы снова катили на четвертой скорости дальше!

     Пожалуй,  стоит  вспомнить только  одно  событие -  от Гретель  Вебстер пришло  письмо и коробка. В  посылке находилось стеганое кимоно для Лу, одна из тех роскошных шелковых вещей, которые в Японии  носят гейши, голубое, как летнее небо, сплошь  покрытое  вышитыми золотом драконами с алыми  глазами и языками.

     Надев  его,   Лу   смотрелась  как  никогда  впечатляюще,  ослепительно великолепно.

     Я никогда особо  не увлекался женщинами. Несколько любовных интрижек из тех,  что подвернулись мне, были довольно убогими и глупыми. Они не  открыли мне, какие  возможности таит  в себе  любовь.  На самом  деле,  я  считал ее несколько преувеличенным  удовольствием; кратким и  скотским ослеплением, за которым неотступно следуют скука и отвращение.

     Но с кокаином все обстоит совершенно по-другому.

     Хочу   подчеркнуть  тот   факт,   что  кокаин  в   действительности - анестезирующее  средство.  Этим  объясняется   его  подлинное  действие.  Не чувствуешь своего тела. (Как всем известно,  с этой  целью его и применяют в хирургии и зубоврачебном деле).

     Только  не думайте,  что это  означает уменьшение  физических  радостей брака. Совсем  наоборот, но они обретают  эфирную легкость. Животная сторона интенсивно  стимулируется  насколько  того требует ее  участие  в  действии; однако происходит полная трансмутация животной страсти.

     Я происхожу из весьма  утонченной,  наблюдательной расы,  которой легко внушить   отвращение.  Неотделимые  от   любовных  дел  маленькие   интимные происшествия, способные в обычных обстоятельствах покоробить твои деликатные чувства, перестают это делать,  когда твоя топка полна кокаином. Любое такое событие трансмутируется,  словно  бы "небесной  алхимией",  в  разновидность духовного блаженства. Ты ощущаешь свое тело с невероятной остротой. Но,  как уверяют  нас  буддисты,  в действительности оно является  источником  боли и неудобств. Все мы подсознательно чуем, что так оно и есть; и это как раз то, что кокаин полностью устраняет.

     Позвольте мне  еще  раз  подчеркнуть отсутствие  какого-либо  обратного действия. Именно в этой сфере, как  нигде, проявляется инфернальная тонкость этого  снадобья. Если  идешь  в  разнос обычным путем  с  помощью  алкоголя, получаешь  то, что  американцы  называют  "хмурым утром после веселой ночи". Природа предупреждает  нас о нарушении нами правил, и  Природа наделила  нас достаточным здравым  смыслом,  чтобы  понимать  -  беря  взаймы, мы  обязаны расплачиваться.

     Мы  употребляем алкоголь с  незапамятных времен: и в народном  сознании зафиксировано, что  хотя стаканчик на другое  утро,  "собачий волос", как мы его называем, и  поправит  ваши дела, его едва ли хватит, чтобы захлебнуться этими волосами.

     Но  в  случае с кокаином все  эти предосторожности ничуть не  помогают. Никто  особо  не  пострадает от наркотической ночи, при условии, что у  него хватит ума на другой  день посетить турецкие бани, и "подлечиться"  пищей  и двойной  порцией сна. Только кокаин настойчиво говорит: "Живи по средствам", и гарантирует их неистощимость.

     Как я уже говорил, он обладает обезболивающим действием.  Он притупляет все ощущения,  которые могут  повлечь  за собой  то, что  психологи называют "торможением".  Человек начинает  пренебрегать абсолютно всеми правилами. Он пышет  здоровьем  и   бурлит  бодростью  духа.  Слепое   возбуждение   столь возвышенного свойства  не оставляет места для каких-либо  тревог.  И в то же время в этом возбуждении есть глубина и покой. Ничто в нем не намекает на ту грубость,  которая  ассоциируется у нас  с банальным  пьянством.  Сама  идея грубости и банальности оказывается упразднена. Это напоминает  видение Петра в  Деяниях Апостолов, когда  ему было сказано:  "Нет  ничего  в  тебе  самом нечистого".

     Не так  ли сказано и  у  Блейка: "Все живое  свято". Каждый поступок - священнодействие.  Инциденты, которые  в  обычном  состоянии  досаждают  или препятствуют,  воспринимаешь  как  простое  сырье  для  веселых  насмешек. В точности  как когда  вы бросаете кубик сахара в  шампанское, и оно  начинает пенится вновь.

     Ну  да  ладно, мы отвлеклись от темы. И это тоже как раз то, что делает кокаин. Трезвый ход мысли оказывается прерван.  Отклоняешься по касательной, свежей,  неистовой, невероятной  касательной  по  любому  поводу.  Пропадает чувство меры; и,  несмотря на миллионы миль, которые ты бодро прошел свернув с пути, ты никогда не потеряешь из виду цель, к которой надо стремиться.

     Так, например, покамест я записывал все  эти  вещи, я ни на  секунду не упускал из виду, что я рассказываю вам о коробке и письме от Гретель.

     В  Париже  мы  познакомились  с  одной  девицей.  Она  была  наполовину индианкой  -  прелестная  малышка  с  шармом  чертенка и запасом похабнейших историй,  какие  только существуют на  свете. Она жила  кокаином. Более  или менее  необразованная, и поэтому  описывавшая свое  существование  следующим образом: "Я  нахожусь в  просторном  красивом саду, и  в руках  у меня полно свертков, которые я то и  дело  роняю; и когда я наклоняюсь за одним, у меня тут же падает другой, и все это время я плыву вдоль по саду".

     Итак, вот что писала Гретель:

     - Моя  ДОРОГАЯ ЛУ, - я не могу и начать рассказывать о том самом дне, и с каким  восторгом  я  встретила  вас, Миледи,  да еще и  с таким  роскошным мужчиной в качестве мужа. Я не виню вас за столь поспешное замужество, но, с другой стороны, и вы не должны строго судить старых друзей за то, что они не пророки!  Так вот и я не сумела застать вас с поличным. Однако, как бы то ни было, я не теряла времени. Вы знаете, как бедно я живу, но, надеюсь, оцените маленький подарок, который я посылаю вам, не как подарок  ради  подарка, а в знак моей глубокой любви к  самой милой и  очаровательной  из  известных мне девушек. Скажу  вам по  секрету, моя милая Лу: "Порою то,  что внутри, лучше того,  что снаружи".  С  моим  самым  благосклонным почтением  и  наилучшими пожеланиями  милому сэру Питеру и вам, хотя  я  не  могу  надеяться, что  вы помните о моем существовании в данный момент,

     - Вечно преданная Вам,

     "Гретель".

     Лу  бросила мне письмо  через  стол. По причине или  без, но  оно  меня разозлило. Я не желал слышать ничего о  ней. Она мне не нравилась и  я ей не доверял.

     - Наглая  идиотка,  - сказал я,  будто бы  огрызаясь.  Сказал  не своим голосом, то был, сдается мне,  заговоривший изнутри некий глубинный инстинкт самосохранения.

     Между тем, Лу  вся сияла по этому поводу. Я хотел бы дать представление о всех искристых свойствах каждого ее слова и поступка, но вряд ли сумею. Ее глаза  блистали, губы трепетали, щеки  рдели румянцем весенних  бутонов. Она была  воплощением  кокаинового  духа;  кокаином   во   плоти.   Одним  своим существованием она делала Вселенную  бесконечно восхитительной!  Послушайте, если вам так уж угодно, она была одержима дьяволом!

     Любая из так называемых здоровых личностей  была бы шокирована  при  ее появлении.  Она  представляла  собой  сирену, вампира, Мелузину,  опасного и дивного демона,  которого трусы были  вынуждены изобрести,  чтобы  оправдать собственный недостаток  мужества. Она была настроена отобедать прямо здесь в номере,  где  она могла  бы  надеть новое  кимоно и  танцевать для  меня  на обеденном столе.

     Паюсную  икру мы ели ложками. Кого волнует, что  она стоит  в  три раза дороже  своего  веса  в золоте? И нечего упрекать меня  в экстравагантности; если вам охота кого-то обвинять, обвиняйте Кайзера. Он заварил всю эту кашу; и когда мне вздумается поесть паюсной икры, я буду есть паюсную икру.

     Мы пожирали ее по-волчьи. Глупо предавать значение подобным пустякам.

     Яства сменяли  друг друга на нашем столе, а Лу плясала точно горячечный демон.  Она   с   удовольствием  приняла  для   себя   психологию  Восточной обольстительницы  и  чаровницы.  Я   был  ее  паша,  ее   воин-самурай,   ее великолепный махараджа с кривою  саблей по колено, готовый отрубить ей голову под любым предлогом.

     А  она  была  Ouled  Nail  c татуированными  щеками  и  подбородком,  с насурьмленными бровями и красным накрашенным ртом.

     Я был Туарег в маске, полонивший ее разбойник пустыни.

     Она разыгрывала передо мной тысячи утонченно-безумных ролей.

     У меня слабое воображение, у меня  сугубо аналитический мозг; однако, я упивался  устроенной ею для меня  игрой. Точно не помню сколько раз за время нашего обеда превращался я из цивилизованного супруга в пижаме с  Бонд-Стрит в разъяренного безумца.