Элизабет Гилберт - Происхождение всех вещей

Они снова замолчали.

Через некоторое время Альма улыбнулась:

— Мне всегда было интересно, что мистер Дарвин думал об этой вашей идее — о том, что наш ум не подчиняется законам эволюции, а Вселенной управляет высший разум.

Уоллес тоже улыбнулся (Альма поняла, что он улыбается):

— Ему эта идея не нравилась.

— Так я и думала!

— О нет, ему она совсем не нравилась, мисс Уиттакер. Он приходил в ужас каждый раз, когда я об этом заговаривал. «Проклятие, Уоллес, — говорил он, — поверить не могу, что ты снова приплел сюда Бога!»

— А вы что отвечали?

— Пытался объяснить, что ни разу не произнес слово «Бог». Это он каждый раз произносил это слово. Я говорил лишь о высшем разуме, существующем во Вселенной, и о том, что разум этот жаждет слиться с нами. Я верю в мир духов, мисс Уиттакер, но никогда не стал бы упоминать о Боге в научной дискуссии. Ведь, как-никак, я убежденный атеист.

— Разумеется, мой дорогой, — проговорила Альма и снова похлопала его по руке. Ей нравилось его касаться, нравилась каждая минута этого разговора. Альма была так рада, что он приехал к ней. Она испытывала к нему такую нежность.

— Вы думаете, я наивен, — сказал Уоллес.

— Я думаю, вы удивительный, — поправила его Альма. — Я думаю, вы самый удивительный человек из всех, кого я встречала… и кто до сих пор жив. Вы заставили меня порадоваться тому, что я сама до сих пор жива и потому сумела познакомиться с человеком вроде вас.

— Что ж, вы не одна в этом мире, мисс Уиттакер, даже если пережили всех. Я верю, что нас окружает толпа невидимых друзей и возлюбленных, которые отошли в мир иной, однако их любовь живет и продолжает влиять на наши жизни, и они никогда нас не покинут.

— Чудесно! — Альма снова похлопала Уоллеса по руке.

— Вы когда-нибудь участвовали в спиритическом сеансе, мисс Уиттакер? Я мог бы отвести вас. Вы могли бы поговорить с вашим мужем через границу между мирами.

Альма обдумала его предложение. Она вспомнила ту ночь в переплетной, когда они с Амброузом общались через ладони рук: ее единственное столкновение с непостижимым и мистическим. Она до сих пор не знала, что это было. И не могла с полной уверенностью сказать, что ей, охваченной любовью и желанием, это не почудилось. В то же время иногда она задавалась мыслью, а не был ли Амброуз на самом деле магическим существом, возможно претерпевшем единственную в своем роде эволюционную мутацию и появившемся на свет при неудачных обстоятельствах или в неудачный момент в истории. Возможно, где-то в мире было еще существо, подобное ему. Или он был неудавшимся экспериментом. Кем бы он ни был, для него это плохо кончилось.

— Знаете, мистер Уоллес, — отвечала Альма, — очень любезно с вашей стороны пригласить меня, но, пожалуй, я откажусь. У меня есть небольшой опыт телепатического общения, и мне доподлинно известно, что, если двое людей услышали друг друга через границу между мирами, это еще не значит, что они друг друга поняли.

Он рассмеялся:

— Что ж, если когда-нибудь передумаете, пришлите мне весточку.

— Скорее всего, мистер Уоллес, это вы пришлете мне весточку во время ваших спиритических сеансов, когда я умру! Долго вам ждать не придется, ведь совсем скоро я уйду.

— Вы никогда не уйдете. Душа лишь обитает в теле, мисс Уиттакер. Со смертью эта двойственность заканчивается.

— Благодарю вас, мистер Уоллес. Вы говорите приятные вещи. Но вам не надо меня успокаивать. Я слишком стара, чтобы страшиться великих перемен, которые несет нам жизнь.

— Знаете, мисс Уиттакер, вот я здесь вещаю о своих теориях, но ни разу не спросил вас, мудрую женщину, во что верите вы.

— То, во что верю я, совсем не так увлекательно.

— Тем не менее мне бы хотелось услышать.

Альма вздохнула. Вопрос так вопрос. А во что она верила?

— Я верю, что век наш короток, — промолвила она. Задумалась, а потом добавила: — Я верю, что мы наполовину слепы и на каждом шагу ошибаемся. Я верю, что мы понимаем очень мало, и если даже нам кажется, что мы что-то понимаем, в большинстве случаев это не так. Я верю, что смерть нельзя победить — это так очевидно! — но если повезет, можно прожить достаточно долго. А если есть и везение, и упрямство, то жизнь порой может оказаться даже приятной.

— А верите ли вы в потусторонний мир? — спросил Уоллес.

Альма снова похлопала его по руке:

— Ах, мистер Уоллес, мне бы очень не хотелось говорить о том, что может вас расстроить.

Он снова рассмеялся:

— Я не так чувствителен, как кажется, мисс Уиттакер. Можете сказать, во что вы верите.

— Что ж, если вам действительно хочется знать… Я верю, что большинство людей довольно уязвимы. Мне кажется, мнение людей о себе потерпело сокрушительный удар, когда Галилей объявил, что мы не являемся центром Вселенной, и таким же ударом было заявление Дарвина, что Бог не создал нас в один момент, как по волшебству. Я верю, что такие вещи большинству людей очень трудно воспринять. Это заставляет их чувствовать себя незначительными. С учетом всего вышесказанного мне любопытно, мистер Уоллес, не является ли ваша потребность верить в мир духов всего лишь симптомом неуемного человеческого стремления ощутить свою… значимость? Простите, я не хотела обидеть вас. Человек, которого я любила больше всего на свете, тоже обладал этой потребностью, он тоже стремился соединиться с некой таинственной Божественной силой, выйти за пределы своего тела и этого мира и стать значимым в другом, лучшем мире. И этот человек был очень одинок, мистер Уоллес. Прекрасен, но одинок. Не знаю, одиноки ли вы, но все это заставляет меня задуматься.

Он не ответил. А через некоторое время произнес:

— А у вас неужели нет такой потребности, мисс Уиттакер? Чувствовать свою значимость?

— Я вам кое в чем признаюсь, мистер Уоллес. Я считаю себя самой счастливой женщиной на Земле. Да, мое сердце было разбито, и большинство моих желаний не сбылось. Я не раз разочаровывала себя своим же поведением и испытывала разочарование в людях. Я пережила почти всех, кого любила. Из живых у меня осталась лишь сестра, но я не видела ее сорок лет — и большую часть жизни мы с ней были совсем не близки. Моя карьера была отнюдь не блестящей. В жизни мне пришла в голову одна лишь оригинальная идея, и она оказалась важной, и благодаря ей у меня был бы шанс добиться известности, но я медлила и не предавала ее огласке — и в итоге упустила свой шанс. У меня нет мужа. Нет наследников. Когда-то у меня было состояние, но я его отдала. Зрение меня покидает, мне стало тяжело дышать. Сомневаюсь, что доживу до следующей весны. Мне предстоит умереть через океан от того места, где я появилась на свет, и меня похоронят здесь, вдали от могил родителей. Вы, наверное, уже спрашиваете себя — и почему эта ужасно невезучая женщина считает себя счастливой?

Уоллес не ответил. Он был слишком добр, чтобы ответить на этот вопрос.

— Не бойтесь, мистер Уоллес, я не лукавлю. Я действительно считаю, что мне в жизни повезло. Мне повезло, потому что я смогла посвятить жизнь изучению мира. По этой причине я никогда не ощущала себя незначительной. В жизни много непонятного, это так, и нередко жизнь становится испытанием, но если есть возможность найти в ней непреложные факты, никогда нельзя ее упускать, ведь факты — самое ценное, что у нас есть. — Уоллес по-прежнему не ответил, и Альма продолжала: — Видите ли, я никогда не испытывала необходимости придумывать иной мир помимо нашего, потому что наш мир всегда казался мне огромным и прекрасным. Меня всегда удивляло, почему другим он не кажется достаточно огромным и прекрасным, зачем им выдумывать эти новые чудесные миры, зачем хотеть жить где-то еще, кроме этой Земли… но это уже не мое дело. Все мы разные — видимо, суть в этом. Мне всегда хотелось лишь одного — познать этот мир. Теперь, когда мой конец близок, я могу с уверенностью сказать, что знаю о нем намного больше, чем знала, когда пришла в него. Мало того, мой маленький кусочек знаний добавился к другим кусочкам, накопившимся за историю человечества, — к этой великой библиотеке. И это не такое уж незначительное достижение, сэр. Любой, кто может сказать о себе такое, прожил счастливую жизнь.

На этот раз Уоллес похлопал ее по руке:

— Очень хорошо сказано, мисс Уиттакер.

— Так и есть, мистер Уоллес.

После этого, казалось, разговор подошел к концу. Они устали и погрузились в свои мысли. Альма вернула рукопись в портфель Амброуза, задвинула его под диван и заперла дверь кабинета. Ей никогда больше не суждено было никому ее показать. Уоллес помог ей спуститься по лестнице. На улице было темно и туманно. Они медленно вернулись в резиденцию ван Девендеров, находившуюся всего через два дома. Альма впустила Уоллеса, и в коридоре они пожелали друг другу спокойной ночи. На следующее утро Уоллес уезжал, и больше им не суждено было увидеться.