Леонтий Раковский - Адмирал Ушаков

XXII

Взяв Корфу, Ушаков задержался на острове. Прежде всего приходилось исправлять суда. Плавание в Архипелаге, а особенно зимняя блокада очень расшатали их. Большинство судов стало течь и нуждалось в срочном, неотложном ремонте.

После выхода из Севастополя Ушаков сам вел свою обширную корреспонденцию: писал донесения императору Павлу, Адмиралтейств-коллегии и турецкому султану; находился в частой переписке с русскими послами в Константинополе, Вене и Неаполе; с начальниками английских эскадр и правителями турецких провинций; рассматривал жалобы островитян.

Это так обременяло его, что Ушаков жаловался вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу Кушелеву:

«При теперешних обстоятельствах, да и всегда дел столь много, что, если бы со мною десять писцов было, не успели бы всего исполнить. Я никого таковых не имею, кто бы мог писать, выслушавши от меня только одно содержание, и потому затруднен и измучен бесподобно, так что, теряя последние силы, третий день совсем почти болен… В письменных делах обуза пренесносная; она отягощает меня до бесконечности и отводит от исполнения других важных дел… Но к письмоводству времени мне совсем недостает, да и столько им отягощен, что жизни моей не рад».

А теперь предстояло более сложное дело.

Надо было установить на Ионических островах самостоятельное правление, которое Россия и Турция обещали грекам.

Русские дипломаты решили, что удобнее всего объявить Ионические острова республикой, находящейся под покровительством России и Турции.

В Морском корпусе учили многим «шляхетским» наукам, но не учили, как учреждать республику. Ушакову пришлось самому все продумывать и самому же все писать — вплоть до текста присяги Ионической республики. И он прекрасно справился и с этой необычной задачей.

На островах было два враждующих класса — дворяне и поселяне.

Ушаков не побоялся привлечь к самоуправлению и граждан этого «второго класса».

Верховным органом власти он сделал «Сенат семи соединенных островов», который был составлен поровну из представителей дворян и поселян.

По такому же принципу избирались и все должностные лица в органах местного самоуправления и суда.

Конечно, это не могло очень нравиться дворянству, и вскоре кое-где их представители пытались идти вразрез с конституцией, ущемляя права «второго класса», но Ушаков сурово пресекал эти попытки:

«Ежели вы не оправдаетесь в вашей ослушности, тот же час пошлю в Кефалонию эскадру или сам с эскадрою буду и всех ослушающихся нашему повелению без изъятия и первейшие из вас особы арестовав, пошлю в Константинополь пленными или еще гораздо далее, откуда и ворон костей ваших не занесет…» — писал он правлению острова Кефалония, получив жалобу островитян.

Учредив сенат, суд, магистраты и прочие органы местного управления, Ушаков смог двигаться с флотом дальше.

Надо было изгнать из Неаполя и Рима французов и помочь Суворову, который с весны 1799 года действовал против французов в Ломбардии и Пьемонте.

Но как Суворову на суше мешал австрийский премьер-министр Тугут, так всем военным предприятиям Ушакова на Средиземном море мешал английский адмирал Нельсон.

Нельсон старался отвлечь внимание и силы русских от Корфу и Мальты. Он вообще хотел загребать жар русскими руками.

Даже опытный в дипломатическом деле Василий Степанович Томара иногда попадался на английскую удочку: по наущению англичан советовал Ушакову послать часть эскадры в Египет.

Но что бы ни писали Нельсон и его сподручные, Ушаков шел своим, русским путем.

«Милостивый государь, Василий Степанович! Требования английских начальников морскими силами в напрасные развлечения нашей эскадры я почитаю — не иное что, как они малую дружбу к нам показывают, желают нас от всех настоящих дел отщепить и, просто сказать, заставить ловить мух, а чтобы они вместо того вступили на те места, от которых нас отделить стараются.

Корфу всегда им была приятна; себя они к ней прочили, а нас под разными и напрасными видами без нужд хотели отдалить или разделением нас привесть в несостояние.

Однако бог, помоществуя нам, все делает по-своему — и Корфу нами взята, теперь помощь наша крайне нужна Италии и берегам Блистательной Порты в защиту от французов, усиливающихся в неапольском владении…» —

разжевывал Ушаков одураченному было англичанами посланнику Томаре.

Французы, заняв Неаполь, угрожали Сицилии. Ушаков, закончив все военные операции на Ионических островах, послал весною 1799 года к берегам Италии капитана 2-го ранга Сорокина с четырьмя фрегатами.

Чуть только русские паруса показались у порта Бриндизи, как французский гарнизон бежал. Сорокин высадил в Манфредонии десант в шестьсот человек под командой капитана Григория Белли, участника всех черноморских побед Ушакова.

Несмотря на малочисленность отряда, Белли храбро двинулся на французов и в течение двадцати дней освободил две трети королевства Сицилии. Он сломил сопротивление во много раз превосходящего силами врага и занял Неаполь.

Французский гарнизон и итальянские республиканцы сдались на милость победителей.

Союзники гарантировали им и их семьям личную неприкосновенность.

Со стороны Англии такую гарантию подписал представитель Нельсона капитан Фут.

Когда Нельсон узнал, что русские войска взяли Неаполь, он тотчас же приехал туда. Вместо того чтобы лично руководить осадой Мальты, Нельсон предпочитал с осени 1798 года сидеть в Палермо, где укрывалась королевская семья.

В Палермо Нельсона удерживали иные интересы: здесь жила его возлюбленная, жена британского посла в Неаполе, авантюристка леди Эмма Гамильтон, находившаяся в большой дружбе с королевой Сицилии Каролиной.

Приехав вместе с леди Гамильтон в Неаполь, Нельсон отказался признать то, что подписал его же представитель Фут, который ручался «честью Англии», что республиканцы будут пощажены.

Началась беспощадная расправа с итальянскими революционерами, которым так торжественно была обещана неприкосновенность.

Монархисты неистовствовали.

Был схвачен семидесятилетний республиканский адмирал Франческо Караччиоло. Над ним учинили суд, и, несмотря на то, что суд постановил отложить дело, чтобы допросить свидетелей, Нельсон приказал немедленно повесить Караччиоло на рее его же корабля.

Он сделал это, чтобы доставить удовольствие своей возлюбленной леди Гамильтон, которая, так же как и ее подруга, королева Каролина, ненавидела республиканцев.

В это время распространился слух о том, что в Средиземное море направляется большой франко-испанский флот.

Тогда Нельсон вновь обратился за помощью к тому, чьим победам он так завидовал, но с силой и талантом которого принужден был считаться, — к адмиралу Ушакову.

22 августа 1799 года Ушаков с русско-турецкой эскадрой пришел в Палермо.

Русско-турецкая эскадра бросила якорь в лазурной бухте Палермо.

На раскинувшийся у подножия горы Пеллегрино утопающий в зелени город смотрели с кораблей тысячи любопытных глаз.

И только один человек из эскадры не смотрел на дворцы, шпили и кресты храмов. Это главнокомандующий адмирал Ушаков.

Он смотрел на бухту, где среди яхт, парусников и всякой рыбачьей мелочи возвышался «Фудройен», флагманский корабль адмирала Нельсона.

Наконец-то они оба сошлись в одной бухте!

Ушаков внимательно рассматривал «Фудройен».

Корабль неплох.

И конечно, на нем не поблекла краска. И борты не пробиты французскими ядрами. И не потрепаны паруса. Еще бы — ведь «Фудройен» безмятежно отстаивался в этой спокойной, прекрасной бухте!

«И как ему не стыдно торчать здесь! — подумал о Нельсоне Федор Федорович. — Был бы у Мальты сам, скорее бы дело сделалось».

Он отвернулся и стал, как все, смотреть на веселый, оживленный берег. Оттуда вместе с пряными запахами миндаля, лимонов и апельсинов доносился, как прибой, гул голосов: это жизнерадостные, непоседливые итальянцы толпились на берегу, рассматривая гостей.

Не успели стать на якорь, как к «Св. Павлу» начали подходить шлюпки.

Первым явился к главнокомандующему с рапортом старый знакомый, вице-адмирал Петр Карцов. Карцов пришел в Палермо с небольшим отрядом — тремя кораблями и одним фрегатом — из Балтийского моря на помощь средиземноморской эскадре. Он поступал под команду Ушакова. Вслед за ним приехал с визитом русский представитель при неаполитанском дворе статский советник Андрей Яковлевич Италийский.

До этого Ушаков только переписывался с ним и всегда удивлялся тому, что фамилия посла — Италийский — так подошла к месту его работы — Италии. Это был очень образованный, почтенный человек. Италийский рассказал подробно обо всем. Он сказал, что в Сицилии всем правит королева Каролина, что король Фердинанд — вообще тряпка и трус; что леди Гамильтон — женщина с темным прошлым, но она — любимая подруга королевы; что Нельсон влюблен в красавицу Гамильтон, как последний мичман, хотя ему уже сорок один год; что Нельсон ненавидит русских.