Генри Хаггард - Элисса

— И вы удачно ее доставили? — спросил я.

— К несчастью, нет, — ответил Квотермейн. — Около трети груза мы потеряли: река неожиданно разлилась, как раз в то время, когда мы переправлялись через нее, и многие носильщики бросили бивни, спасая свою жизнь. У нас не было возможности поднять слоновую кость со дна, и я, конечно, был очень, очень расстроен. Но и то, что осталось, мы продали чуть ли не за семь тысяч фунтов — совсем не плохо. Все деньги я брать себе не стал, а уговорил Эвери взять половину. Бедняга, он заслужил их, как никто другой. На эти деньги он завел магазин в старой колонии и теперь процветает.

— А что вы сделали с львиным капканом? — спросил сэр Генри.

— Капкан я тоже привез с собой, и поставил у себя дома, в Дурбане. Но вы знаете, по ночам я люблю выкурить трубочку-другую, и терпеть его перед глазами все время стало просто невыносимо. Я вдруг начинал видеть эту несчастную женщину, руку ее мертвого ребенка и прочие ужасы, которым служило это приспособление. В конце концов, мне даже стало сниться, что он пытается схватить меня за ногу. Чтобы не отравлять себе жизнь, в один прекрасный день я упаковал его и отправил изготовителю в Шеффилд — его имя было выбито на этой жуткой игрушке, а в письме написал, для каких целей использовалось его изделие. Думаю, он передал его в музей или куда-нибудь еще.

— А что стало с бивнями тех трех слонов? Неужели вы оставили их у Налы?

Квотермейн помрачнел.

— А-а, — сказал он, — это печальная история. Нала обещал переслать их с остальными вещами моему агенту в Делагоа, и так он и сделал. Но носильщики, с которыми он их отправил, не были вооружены, а им в дороге встретился невольничий караван. Его хозяин, португалец-полукровка, отобрал у них мои бивни и, что хуже всего, клялся потом, что добыл их сам. Правда, впоследствии я с ним расквитался, — добавил он с довольной усмешкой. — Но бивни вернуть мне так и не удалось. Теперь они наверняка превратились в щетки и гребни для волос, — вздохнул старик.

— Да, — промолвил Гуд, — великолепная история, но…

— Что но? — отрывисто спросил Квотермейн, предчувствуя подвох.

— Но она не так хороша, как моя история про козерога — конец немного подкачал.

По мнению Квотермейна, эта реплика даже не заслуживала ответа.

— Известно ли вам, господа, — сказал он, — что уже половина третьего ночи, и, если мы завтра отправляемся на вальдшнепов, из дома надо выйти не позднее девяти тридцати.

— Даже если вы будете охотиться еще сто лет, — сказал я, — вам все равно не побить рекорда тех трех вальдшнепов.

— Или тех трех слонов, — добавил сэр Генри. Мы отправились спать, а ночью мне приснилось, что я женился на Майве и не знаю, куда деваться от страха перед этой молодой решительной особой.

«И корабль Хирамов, который привозил золото из Офира, привез из Офира великое множество красного дерева и драгоценных камней» (третья Книга Царств, 10, 11) (прим. перев.).

Crux ansata — символ жизни у древних египтян, подобие креста с петлей наверху.

Эл — финикийское имя Баала (Ваала).

Левит — служитель культа у древних евреев.

Тофет — место около Иерусалима, где в жертву Молоху приносили детей; также — ад, преисподняя.

Калебас — тыква-горлянка, тыквенная бутыль.

Кеме — зд. Египет.

В Библии говорится о том, что Господь повелел Аврааму принести в жертву своего сына Исаака, но Ангел Господень остановил руку Авраама (Бытие, 22, 1–13).

Пока остается жизнь, надежда еще остается — английская перефразировка латинской пословицы: «Пока дышу, надеюсь».

Каросс — накидка из меховых шкур (примеч. перев.).

Импи — зулусский полк.

Сэр Теофил Шепстон (примеч. автора).

Чака (ок. 1787–1828) — зулусский никоей (правитель), глава объединения южно-африканских племен.

Дингаан (?—1843) — верховный вождь зулусских племен.

Муча — набедренная повязка, обычно меховая.

Исануси — колдунья.

Урей — изображение священной змеи, украшавшее головные уборы древнеегипетских властителей.

Тиграми в Африке называют леопардов.

Басуто — одна из африканских народностей.

Эхлосе — дух-хранитель.

Издатель мог бы усомниться в правдивости господина Квотермейна, если бы сам не знал о подобном случае.

Тем недоверчивым читателям, которые именно так склонны оценивать рассказ г-на Квотермейна, издатель хочет сообщить, что не так давно один его знакомый джентльмен, в чьей правдивости не приходится сомневаться, рассказывал, что ему удалось убить четырех африканских слонов всего лишь четырьмя пулями. Два слона атаковали его одновременно, и из четырех три были убиты выстрелом в голову, а это в охоте на африканских слонов большая редкость.

Самый крупный бивень, о котором известно издателю, весил сто пятьдесят фунтов.