Л. Дымерская-Цигельман - АЛИЯ 70-Х...

{Pic}

Марк и Яна Левины     Саша Левин

Левин Марк, 1932 г. рождения, инженер.

Жена Яна, учительница, кандидат филологических наук.

Сын Саша, солдат Армии обороны Израиля.

Дочь Инна, школьница.

Приехали из Москвы в 1974 г. Живут в Хайфе.

СЕМЬЯ ЛЕВИНЫХ

«Все счастливые семьи похожи друг на друга. Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

Этот толстовский афоризм представляется абсолютной истиной не только с психологической точки зрения, но, пожалуй, и как знак, указатель и определитель того, насколько данная жизненная ситуация «пригодна» для литературы.

Литература, ясное дело, чуждается всего, что «похоже» и тянется ко всему, что «по-своему».

Но в Израиле именно несчастливые семьи и люди (я имею в виду сейчас только репатриантов из России) похожи друг на друга, а самые интересные, человечески и художественно привлекательные — это как раз счастливые.

Пиши я рассказ или повесть под названием «Семья Левиных», в качестве «идейной» и сюжетной завязки я, пожалуй, выбрала бы то обстоятельство, что по советским понятиям и критериям семья эта в России была вполне (и даже более чем) благополучной.

Судите сами: Марк Левин (1932 год рождения) окончил Тбилисский институт инженеров железнодорожного транспорта, а потом, до самого отъезда в Израиль (январь 1974) жил и работал в Москве, в Мосжилниипроекте, главным инженером проекта.

Ставка — 300 рублей. На работе чувствовал себя прекрасно (Марк контактен и обаятелен), с сослуживцами общался охотно, они отвечали ему тем же, атмосфера была самая благожелательная, чуть не родственная, проблемы у всех общие: где и что достать, развлечения тоже: телевизор, футбол, острые анекдоты.

Первое, на что обращаешь внимание в этом графически четком очерке биографии «простого советского еврея» — ее престижность, столь привлекательная для советского еврейства: образование — высшее, место жительства — столица, должность — начальственная.

Были, правда, и тени в этой образцово-показательной судьбе, тени, не учтенные «анкетными данными»: Марк всегда чувствовал себя евреем.

В советской России это редко означает приверженность к национальным традициям и культуре, значительно чаще — постоянное присутствие антисемитизма как неустранимого «аккомпанемента» жизни, ее «музыкального сопровождения», темного фона.

Чувствовать себя евреем — в тогдашнем понимании Марка Левина — значило жить в состоянии «боевой готовности»: в детстве — давать сдачу за слово «жид», даже и не лично к нему обращенное, в институте — ходить в лучших студентах, на службе — в «передовиках производства», отлично сознавая, что возможности профессионального роста и служебной карьеры ограничены «пятым пунктом».

Однозначный вывод из такой биографии и такого самочувствия вовсе не обязателен: детские воспоминания, обидные и горькие, как вкус крови на разбитых губах, можно затолкать куда-нибудь подальше и постараться никогда туда не заглядывать.

Можно (даже нужно!) сосредоточиться не на служебных ограничениях, а на бесспорных достижениях: оно и для здоровья полезней и как будто достойней...

Марк Левин, однако, достоинство понимал иначе: не как «постоянную скачку с препятствиями», в которой, дескать, и характер закаляется, и лучшие еврейские качества вырабатываются: лидерство, работоспособность, изворотливость, живучесть...

Уже подташнивало от этого всего, а главное — подташнивало от необходимости ежедневно и ежечасно кому-то безликому, огромному, грозному и враждебному доказывать, что и евреи — люди такие же, как все, есть среди них хорошие и плохие, умные и глупые и т.д. и т.п... Короче — использовать весь этот набор необходимых пошлостей, который составляет тощий духовный багаж «ассимилированного» русского еврея.

Для Марка Левина Израиль был (и остался) прежде всего символом внутреннего освобождения, утвержденного человеческого достоинства, прорыва из жизни, где все лучшее в тебе подпольно и незаконно — в жизнь, где твоя сущность, твое происхождение, твое имя нормальны и естественны.

Даже и сейчас, после трех лет жизни в Израиле, напряженных, трудных и радостных, столь несхожих по своим проблемам с проблемами жизни в России, — самой главной, самой тяжкой и мучительной проблемой еврейства (и не только русского), Марк Левин считает отсутствие национального достоинства, национальной гордости и самосознания.

Израиль ответил Марку полной «взаимностью»: искал работу в течение лишь трех месяцев (без знания языка!), нашел ее в крупнейшей израильской строительной фирме «Солель-Боне». Основная работа — проектирование, выполняет и частные заказы по жилому проектированию.

Экзамена ему не устраивали: просто вышел человек и на хорошем русском языке познакомил с задачей, которую тогда решала фирма, спросил совета. Совет был дан, а в обмен получены анкеты для заполнения и поступления на работу.

Человек, разговаривавший с Марком, как оказалось впоследствии, — инженер высочайшей квалификации. Его первая беседа с Марком — не отработанный прием или уловка, но искренний интерес уверенного в себе специалиста к чужому мнению и знанию.

Через несколько дней после первой встречи и беседы с Марком, у этого человека случился инфаркт, и он, из больницы, не оправившись еще, не выздоровев, следил за ходом оформления Марка на работу.

В памяти Марка Левина те далекие первые дни не остались единственным хорошим воспоминанием о сердечной теплоте и дружелюбии израильтян: когда, много позже, тяжело заболел сын Левина — Александр, сослуживцы обзванивали знакомых, находили лучших врачей, словом — помогли поставить сына на ноги.

Не обойденный человеческим вниманием и в России, Марк Левин, как-то иначе, с большей глубиной, большей чуткостью воспринимает его здесь.

Может быть, оттого, что на работе (она, как и в России, поглощает большую часть его времени и интересов) его окружают, в основном люди абсолютно отличные от него по языку, судьбам, культурным и духовным традициям.

Видно и впрямь есть что-то магическое в слове «евреи», видно, недаром на протяжении тысячелетий евреи ощущали свою общность, как родственность, семейность, кровную близость. Не всегда, конечно, любишь своих родных, близких и родственников, но уж если любишь, то особо непроходящей, нерасторжимой любовью.

Чувство родственности, близость всему и всем — основное душевное состояние Марка Левина в Израиле. Он склонен считать, что его профессиональное, семейное, общественное благополучие — следствие такого самочувствия, а не его причина.

Профессиональный уровень Марка Левина оценен едва ли не по самому высокому разряду: восемь с плюсом (самый высокий — девять), широкие возможности профессиональных контактов в стране и за ее пределами (на этот раз, к сожалению и счастью одновременно, заграничным командировкам Марка мешает не проблема секретности и «пятой графы», а досадное незнание языков. Но все же легче изучить иностранный язык, чем вдруг «на время» перестать быть евреем).

Организация труда в Израиле, — глазами Марка, — если взять за основу пятибалльную систему, на полную «пятерку» (организацию труда в Советском Союзе Марк оценивает на «тройку»), для расчетов получил карманную электронно-вычислительную машинку, о которой в Союзе даже мечтать не смел; прекрасная библиотека, все новинки на всех языках (включая русский) и — представьте, если можете!, — никакой запрещенной литературы.

— Итак, все в порядке? Нет проблем? И вы счастливы, Марк Левин?

— Счастлив? Да. Если счастье — это убежденность в правильности совершенного выбора, в гармонии между убеждениями и поступками, взглядами и судьбой счастлив. И, вместе с тем, очень недоволен. «Нет, нет, не в «личном плане». По крайней мере, не в том смысле, какой вкладывается в это понятие там, в Советском Союзе... Там ведь у нас у всех было очень резкое, отчетливое деление на «общественное» и «личное». Помните этот «поздравительный» советский стереотип: «Желаю счастья в личной жизни»? Такое разделение в Израиле немыслимо, кощунственно... Война и мир, экономика, алия, абсорбция — это все свои, «домашние», семейные проблемы. В России мы всегда читали газеты со второй, а то и третьей страницы, здесь — самые главные, самые важные сообщения — на первой: обнаружили воду в Синае, нефть — в Негеве... Но так много еще нужно сделать, так наш дом — Израиль — нуждается в мире, покое, благоустроенности. Из неотложных задач — преодоление барьеров между различными группами евреев, увы! — не только языковых; преодоление социального и образовательного неравенства; скорейший выход из экономического кризиса, а что он будет преодолен, я не сомневаюсь, но — скорее, скорее... Хочется видеть в евреях больше самоуважения, достоинства, чувства национальной гордости и чести, вообще хочется, чтобы в Израиле все было самое лучшее, все, включая косметический салон Яны...