Альберт Брахфогель - Рыцарь Леопольд фон Ведель

— Требуете? — высокомерно спросил Филипп. — Да кто же вы такой, господин фон Ведель, чтобы требовать могли того, в чем мы отказали императору? Клянусь Евангелием, Сидония Борк будет обезглавлена, и не далее как послезавтра!

— Кто я такой? Род ваш, господин герцог, никак не лучше моего! Если бы мой прадед и не водворил в Померании учение Господа мечем своим, то все же вы можете позавидовать мне — другу Вильгельма Оранского и Елизаветы, пэру Англии и рыцарю! Вот мой жезл! Я отказываюсь от должности гофмаршала вашей светлости я одной только награды прошу за службу мою, чтобы завтра мне и фон Борку позволено было увидеться с нашей злополучной родственницей и сопутствовать ей в последнем и тяжком пути ее.

— Вы желаете сопровождать ее до эшафота? — побледнев, спросил Филипп.

— Ха, ха, ха! Пожалуй, он готов причислить ее к лику святых! — вскричал председатель суда.

— О, нет! Но желаю вам, чтобы в смертный час вы ощутили то блаженство, которым я хочу напутствовать Сидонию на небеса! Так как мой повелитель молчит, то просьбу мою я считаю удовлетворенной.

Леопольд отправился в тюрьму с фон Борком в полном придворном костюме: с медалью Вильгельма Оранского на груди и со звездою и лентой Ордена Подвязки. Первым вошел в келью фон Борк, а Леопольд остался в передней. О чем говорили брат и сестра — известно одному только Творцу, однако Леопольд слышал, что осужденная громко рыдала.

— Да благословит тебя тысячекратно Господь в жене и детях твоих за то, что ты не покинул меня, — закричала она вслед удалявшемуся брату.

Какую перемену произвели время и несчастье! Сидония постарела, побледнела, страшно отощала, а пытка до того ослабила ее некогда столь прекрасное тело, что она с трудом могла двигаться. При виде Леопольда она поднялась и испустила раздирающий сердце вопль.

— Ты пришел, наконец, Леопольд? Значит, брат не обманывал меня! Ты ходатайствовал за меня и ради меня отказался от должности и почестей!

— Для тебя я готов сделать еще большее: пока ты жива, я не покину тебя.

— Чем же я заслужила это у тебя, Леопольд, у Анны, у твоего и моего семейства, которые я терзала хуже лютого зверя?!

— Твоими страданиями, твоей смертью и несправедливо осудившими тебя судьями ты заслужила любовь тех, кого ты больше всех терзала.

Он опустился подле нее на скамейку и обнял ее.

— И насколько несомненно, что желаю я мира в будущей жизни, настолько же несомненно и то, что я мирю тебя со мною и с Буссо, с Эрнстом Людвигом, с Анной и с твоей матерью, которая на небесах молится за тебя перед Господом.

Несчастная радостно вскрикнула. Ее лицо вспыхнуло, и черные, потухшие глаза снова сверкнули.

— О, Леопольд, я не могу понять, зачем ты так говоришь со мной! Мне кажется, что ты снимаешь с груди моей тяжкое бремя.

— Ты не только должна осознать, что вечная любовь будет твоим уделом, но и твердо увериться в этом. На тебя обрушились все действительно совершенные тобой проступки, но ты провинилась в отношении тех, которые тоже небезгрешны и которые завтра радостно пойдут к тебе навстречу пред лицом Господа! Ты не повинна ни в одном из тех преступлений, за которые тебя осудили судьи, потому что совершила ты их в безумии, как жертва обманщицы, ненавидевшей тебя так же свирепо, как безумно она любила меня.

— Ты говоришь, Леопольд, об Ирене?

— О прекрасной испанке, о еврейке Саре Иоханаан, которая под именем Ирены погубила тебя, а под именем Хады дель Оеды — герцога Эрнста Людвига.

И Леопольд рассказал Сидонии все, что ему было известно о Саре.

— Поверь, — прибавил он, — что, если бы просветленной душе моего брата было позволено явиться к тебе, он предстал бы перед тобой не в образе безобразного призрака, а радостным, исполненным блаженства духом, потому что до последнего вздоха он страстно любил тебя.

— Верю, и благодарю тебя, Леопольд! О, если бы ты не пренебрег мной и настолько полюбил меня, насколько ты любил и любишь Анну, я бросилась бы тебе на шею и ощутила бы в душе ту святую любовь, которую я чувствую теперь к тебе, моему утешителю! Я могла бы быть доброй!

— Считаю тебя действительно способной на это, я потому именно стараюсь утешить тебя, как человек невинный в твоих преступлениях и нуждающийся в прощении Бога и твоем! Поэтому до последней минуты я не покину тебя, пусть все видят, что я уважаю и оправдываю тебя, несмотря даже на закон, слепо относящийся к праву.

— Леопольд, — со слезами и в то же время улыбаясь, ответила Сидония, — помолись со мной и затем позволь мне отдохнуть час, склонив голову на твою грудь. Это будет последний и короткий сон перед вечным сном завтрашнего дня!

Он исполнил ее просьбу.

На другой день, в десять часов утра, Сидония Борк была казнена. К изумлению Штеттина, первый дворянин Померании лорд и имперский рыцарь фон Ведель в пышной одежде провел Сидонию до эшафота, сопровождаемый ее братом и десятью родственниками. Последний взгляд «рыжей ведьмы» с любовью был устремлен на Леопольда.

Когда народ молча разошелся, а глубоко потрясенный Леопольд отправился в гостиницу с тем, чтобы навсегда расстаться с Штеттином, — одна женщина медленно выходила из города, направляясь к мосту. То была Сара Иоханаан.

Она стояла невдалеке от Леопольда у эшафота и с торжеством глядела на казнь своей жертвы. Когда голова Сидонии упала и Леопольд повернулся, взор его встретил эту женщину. Он узнал ее и, указав пальцем на небо, повернулся к ней спиною.

Леопольда постигло вскоре величайшее горе, какое только может постигнуть любящего человека — Анна умерла! Его окружали цветущие дети, старались утешить, но, несмотря на все это, он жил только воспоминаниями о жизни. Тихая скорбь не сходила уже с его лица.

Через несколько лет после смерти Анны над Германией разразилась Тридцатилетняя война, Англия под правлением Карла I стремительно шла навстречу революции.

В Кремцове, в зале, сидел у окна рыцарь Леопольд, пресыщенный жизнью старец. Вокруг Леопольда стояли все его дети, был день его рождения.

— Дети, — сказал он, — вы идете навстречу временам тяжких испытаний. Но среди величайшего горя и страданий не забывайте, что вы Ведели, дети света, ревнители доблестной борьбы и что готовы вы за всякое высокое дело победить или пострадать. Кто умеет страдать, наградой тому будет величайшая радость! В счастье и в горе любите друг друга, любите все высокое, благородное, светлое и прекрасное и будете счастливы. Безумие сделало меня разумным, испытания просветили меня, завещаю вам любовь и черно-красный круг в гербе нашем — эмблему радостной и вместе с тем страдальческой любви! Анна, Анна! Его глаза помутились.

— Ты снова моя! Матушка, Буссо! Сидония! И ты тоже… Вильгельм! Елизавета! Все вы здесь, все, все!

Леопольд фон Ведель совершил свое последнее путешествие.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.