Юрий Стукалин - Последний защитник Брестской крепости

— Потому что нам сейчас через Буг переправляться, а ты уже навеселе.

— Это от нервов, Матиас, — извиняющимся тоном произнес Риммер. — Терпеть не могу вот так валяться без дела и ждать.

— Можно подумать, мне нравится, — парировал Хорн.

— Разговоры! — зашипел проходивший мимо них лейтенант Пабст по прозвищу «Глыба».

Пабст отличался рельефной мускулатурой, мощным бритым затылком и крутым характером. Стоило нерадивому солдату зазеваться, и лейтенант награждал его хорошим пинком под зад. Он настолько поднаторел в этом деле, что мыском начищенного до блеска сапога всегда попадал точно в копчик Хорн и Риммер знали об этом не понаслышке, поэтому тут же заткнулись.

Не только ожидание и неизвестность мучили Матиаса. Вскоре ему предстояло стрелять по живому противнику. В учебке курсанты палили боевыми патронами по круглым мишеням да по мешкам с песком, но сейчас все было по-настоящему. Матиас хорошо помнил, как всего пару часов назад взял напоминающую фрагмент забора обойму с пятью остроконечными пулями, дрожащими пальцами вставил ее в карабин до щелчка, вынул скобу и закрыл затворную раму. Первые в его жизни пять смертоносных зарядов, предназначенных для человека. От мысли, что придется убивать, противно сосало под ложечкой, во рту пересохло. Воспитанный в религиозной семье, Матиас с молоком матери впитал библейские заповеди, и слова «не убий!» сейчас гулко пульсировали у него в висках, вызывая легкую тошноту.

Перед глазами всплыли события того дня, когда Риммер пристрелил забежавшую на стрельбище бродячую дворнягу. Под одобрительные выкрики и улюлюканье ребят он свалил заметавшуюся собаку одной пулей. Хорну выходка друга тогда не понравилась, и они не разговаривали целую неделю. Потом как-то забылось, а сейчас память вновь напомнила.

Матиас потянулся за флягой, перевернулся на бок и, задрав голову, сделал большой глоток. Дешевый коньяк сперва обжег горло, затем постепенно разнес приятное тепло по телу. Хорн еще раз глотнул, невозмутимо завернул крышку и убрал флягу, краем глаза ловя на себе красноречивые взгляды обозленного Риммера. Коньяк принес некоторое облегчение, тревоги сгладились, отошли на задний план.

— Слышишь? — тихонько позвал Матиаса Риммер.

— Что? — Хорн обернулся к нему, отвлекаясь от мыслей о скором наступлении.

— Гул, — коротко ответил Карл, показывая пальцем на небо.

Матиас сначала не понял его, но спустя мгновение услышал, как издалека выплывает равномерный рокот самолетов Люфтваффе. Звуки приближались, и в начинающем светлеть небе можно было разглядеть сотни движущихся ярких точек бортовых огней. Хорн инстинктивно вжался в траву. Самолеты летели звеньями на большой высоте, и, казалось, им не будет конца. Впечатляющее зрелище! Оно придало сил и уверенности, заглушило тревогу и переживания. Быть частью такой мощной армии — великая честь. Матиас не сомневался, что вермахт так же легко расправится с русскими, как с французами и поляками.

Такого огромного скопления германских сил, как здесь, на западном берегу Буга, ему видеть не доводилось. Весь берег был усеян артиллерийскими расчетами. Разнокалиберные пушки стояли, гордо задрав к небу дула, готовые выпустить по Советам тысячи смертоносных снарядов. Неподалеку в небольшом лесочке находились танки. Экипажи в промасленных комбинезонах уже заняли свои места, а командиры выглядывали из люков, ожидая приказа запустить двигатели.

Пехотинцы были распределены по штурмовым группам. Матиас и Риммер служили в одном отделении, и в атаку они пойдут вместе. Поставленная перед ними задача предельно проста — переправиться на надувной лодке через Буг и закрепиться на том берегу. К этому времени диверсионные группы уже должны будут обезвредить охрану на мостах, расчистив дорогу для тяжелой техники. Но сначала артиллеристы накроют гарнизон крепости и город Брест ошеломляющим массированным огнем.

Начало атаки ожидалось с минуты на минуту.

Лейтенант Пабст, поглядывая на часы, прохаживался вдоль рядов, отдавая последние распоряжения.

— Ты свои часы сверял? — Риммер потянул Матиаса за рукав.

— Да, — кивнул тот.

— Это хорошо, — улыбнулся Карл. — А то вдруг войну начнем, а ты еще не готов.

— Я давно готов, уже сил моих нет, — зло сплюнул Матиас. Ему сейчас больше всего хотелось, чтобы кончилось томительное ожидание. Он жаждал любого действия, лишь бы не лежать в мокрой траве.

Посмотрел на часы, стрелки показывали три утра.

Еще немного, и они бросятся в бой! За спиной взревели двигатели танков.

Сердце бешено заколотилось.

Секундная стрелка отвратительно медленно описывала круг за кругом. Ожидание превращалось в нескончаемую муку. Было уже все равно, что делать, лишь бы не лежать здесь, в мокрой траве.

— Ну же, ну, — сквозь зубы шипел Матиас, глядя на циферблат. — Давай!

Вокруг суетились корреспонденты — Германия должна знать о своих победах на Восточном фронте. Представители различных газет сидели с блокнотами, операторы «Ди Дойче Вохеншау» пытались расположиться поудобнее, надеясь найти наилучший ракурс для камер. В Ставке хотели видеть сокрушительный удар по Советам. Да что там Ставка, каждый немец желал стать свидетелем великой победы Третьего рейха! Корреспонденты нервировали Матиаса, они создавали излишнюю суету, им не терпелось запечатлеть наступление, показать его во всей красе.

— Этим белоручкам в атаку на русские штыки не идти, — зло пробурчал Риммер.

— Сфотографировал, и в кусты, — согласился Матиас. — Непыльная работенка.

Три часа четырнадцать минут… Господи, как долго тянется время…

И тут началось! Практически одновременно громыхнули все пушки. Залп был настолько неожиданным и оглушительным, что Матиас дернулся. Земля содрогнулась так, словно случилось землетрясение. Матиас широко разинул рот, чтобы от оглушительного грохота не лопнули барабанные перепонки. Риммер вытянул большой палец вверх, что-то кричал, но Матиас не мог разобрать слов. Он отвернулся и уставился туда, где сейчас разверзся ад.

Небо полосовали следы пролетавших снарядов. То тут, то там возникали всполохи взрывов, утреннее небо вмиг стало багряным. Невероятное количество смертоносного металла обрушилось на другой берег Буга, превращая город и крепость в пепелище. Матиас попытался представить, каково сейчас там вражеским солдатам, как рвутся среди них снаряды, как летят в разные стороны осколки, впиваясь в плоть, вырывая куски мяса и дробя кости в мелкую крошку. Он завороженно вглядывался в даль — на советской стороне вовсю разгуливала смерть, и остро отточенная коса ее собирала богатый урожай.

— Господи… — невольно сорвалось с его губ. — Там же ничего живого не останется…

О грядущем артобстреле советской стороны знали, но никто даже вообразить не мог, что в человеческих силах сотворить такое! Казалось, еще несколько минут, и на той стороне Буга останется лишь выжженная пустыня. Сотни пушек били без перерыва. Чего стоил один только «Карл» — самоходная 600-мм мортира, даже видом своим внушающая трепет. Матиас с друзьями видел мортиру издалека, когда их подразделение занимало позиции. Кто-то сразу вспомнил, что снаряд для «Карла» весит около двух тонн, может поражать цель на расстоянии шести километров, а если образовавшуюся после взрыва воронку наполнить водой — получится озеро.

Глядя на происходящее, Матиасу подумалось, что Люфтваффе и артиллерия сделают за пехотинцев всю работу. Штурмовым группам останется только перебраться на вражеский берег, произвести зачистку да обезвредить отдельные огневые точки. ДОТов на границе находилось немало, но, как показала разведка, большинство из них либо пустовало, либо было еще не достроено.

Безумие продолжалось около пятнадцати минут. Грохот артобстрела начал постепенно смещаться в глубь советской территории, когда Матиас услышал зычный рев лейтенанта Пабста:

— Впере-е-ед!!!

При первых же взрывах казарму тряхнуло так, что, казалось, она подскочила на месте. Сильный грохот разорвал тишину. Дверь сорвало с петель, с хрустом переломило пополам, и она полетела по коридору. Кожевникова отбросило внутрь, он проскользил несколько метров по мокрому кафелю вдоль раковин к окну и крепко ударился затылком о батарею. Помещение заволокло известковой пылью и дымом, запахло гарью. В казарме слышались истошные крики.

Старшина попытался подняться, но волна следующего мощного взрыва снова швырнула его на пол. Кожевников зажал уши ладонями. Стены сотрясались, кафель разлетался мелкими кусочками. Оконная рама с силой захлопнулась, и на Кожевникова посыпался град осколков.

Он с трудом встал, осторожно потрогал ноющий затылок, ощущая ладонью теплую липкую жидкость. Поднес руку к глазам — она была залита кровью. Кожевников, пошатываясь, подошел к ближайшему крану и повернул вентиль. Кран чихнул, выплюнул несколько капель воды в жестяную раковину и зашипел вырывающимся воздухом. Старшина перепробовал все краны, но тщетно. Воды не было.