Признаю себя виновным... - Джалол Икрами

Дети затихли и немного удивленно смотрели на отца.

— Как хорошо! — сказала Сурайе. — Как хорошо! Кажется, вся очищаешься, и нет на сердце никакого осадка. Не правда ли?

— Да, да, — задумчиво отозвался Анвар.

— Папа, вон там в небе птичка… Какая это?

Анвар еще не успел ответить, как выскочила Мухаббат:

— Жаворонок, — сказала она. — Он всегда поет о счастье. Правда, папа?

Отец не ответил, а мальчик все теребил его:

— Этот жаворонок все кружится на месте. Что он говорит, папа?

— Что говорит? — Анвар очнулся. — Ах, он действительно что-то говорит, этот маленький болтунишка… Ну, что ж, ему, наверное, нравится, что весна разукрасила всю землю цветами и что солнце приятно и ласково греет его крылышки… А еще он, вот как раз сейчас, говорит, что Ганиджон и Мухаббат вместе с папой и мамой вышли погулять и забыли, что обещали нарвать зелени для пирожков… Если они пойдут искать нужную травку, я им помогу, говорит он.

— Как? Как он может помочь, папа? — серьезно спросил Ганиджон.

— Вот он говорит: дети будут рвать травку, а я над их головой стану распевать свои песенки, развлекать их. Расскажу им о своей жизни и о своих детках, которые ждут меня в гнезде. Завтра, — так скажет жаворонок, — вы пойдете в школу, но и мои детки будут учиться. Им надо приглядеться к тому, как я летаю. Когда у вас будут экзамены, и мои птенцы будут держать экзамен…

Тут Анвара прервала Мухаббат. Она считала себя уже большой и слушала рассказы отца со снисходительной улыбкой.

— Папа, папа, — воскликнула она, — вот вы сказали про экзамены, а я вспомнила о вашем обещании: и вы, и мама обещали, если я сдам на отлично, купить пианино…

— Да, память у тебя хорошая, дочка. Но и мы с мамой помним: отличница должна иметь пятерки по всем предметам. У нас в сберкассе собралось довольно много денег, а в твоем дневнике?.. Я там видел не только пятерки…

Тут вмешалась Сурайе:

— Она подтянется, папа. Правда, ты заслужишь, а, Мухаббат? Видела, в магазине уже стоит черный, блестящий инструмент с золотой надписью «Красный Октябрь»? Если всё будет в порядке, летом он будет у нас в комнате.

Мухаббат раскраснелась, глаза ее горели, ей хотелось сейчас же показать, какая она способная.

— Жаль, что я не взяла с собой книги! — вскричала она. — Я бы почитала вам сейчас, вы бы увидели, как я теперь читаю!

Разговор прервал Ганиджон. Он был настроен деловито.

— Ладно, — сказал он. — Видишь, жаворонок нас ждет. Идем скорее, а то ему надоест слушать, как ты хвастаешься.

— Ты думаешь, что он такой сердитый, как ты? — рассмеялась Мухаббат. — Нет, жаворонок добрый. Он нас подождет. Ну, а если даже и улетит — я ведь и сама знаю, какую зелень надо собирать.

— Идите, детки, идите! Папа вам покажет, — проговорила Сурайе. Ей хотелось остаться одной.

Когда Анвар и дети ушли, Сурайе, проводив их взглядом, легла на палас и задумалась.

О чем она думала, о чем мечтала?

В далекие девические времена она очень любила вот так, в одиночестве, наедине с природой, погрузиться в размышления и мечты. Тогда ей не приходилось ни о чем заботиться, на ней не лежала ответственность, и своим временем распоряжалась она сама. Жалеет ли она о том далеком прошлом? Может ли она пожаловаться на свою жизнь? Здесь нет зеркала, но его и не нужно. Сурайе хорошо знает — годы наложили отпечаток на ее внешность. Нет, она не старуха. Ее мать в тридцать лет казалась гораздо старше. Женщины-таджички, скрывая свое лицо под паранджой[4], не только сами были спрятаны от мира, но и мир был закрыт для них. Однообразие и пустота жизни сгибали их. И даже в тех семьях, где женщины знали искреннюю любовь мужа и уважение детей, даже в таких семьях женщины быстро блекли, Как цветок без солнца.

Нет волосы Сурайе черны, как в юности, и глаза ее сохранили живость. Ее нельзя назвать красавицей, но каждый, кто посмотрит на нее, скажет — «Какая милая, симпатичная женщина!»

Сурайе было приятно сознание того, что в школьном коллективе у нее установилась твердая репутация человека знающего, справедливого, рассудительного и уравновешенного. Спокойствие не легко дается. Его надо в себе воспитывать, тренировать ежедневно. Трудно владеть собой в классе, где три десятка малышей теребят тебя, разрывают на части вопросами и непрестанно наблюдают за тобой: не сделаешь ли ты ошибки, не дашь ли им возможность посмеяться над тобой и тем самым не утратишь ли частичку власти и уважения. Дома сохранять спокойствие еще труднее. Дома — с мужем и детьми. Спокойствие не должно перейти в равнодушие: да, так его легко истолковать. Однако, и раздражительность не приносит ничего хорошего. Раздражительность и придирчивость старят не только лицо, они старят и душу. Но сохраняют ли постоянная выдержанность и внешний покой любовь мужа? — вот о чем задумалась сейчас Сурайе.

«Счастлива ли я, довольна ли своей жизнью?» — спрашивает себя Сурайе — мать двух детей, учительница и жена еще молодого сильного и красивого мужчины. У них не совсем обычные отношения с мужем: ведь в школе он ее начальник, руководитель! Дома мужчина-таджик всегда считает себя главой и это, возможно, так и должно быть. Но как в таких условиях не потерять самоуважения, как не утратить самостоятельности характера, способности мыслить по-своему, пользоваться не только опытом мужа, но и тем, что накопила сама?

Если бы ее сейчас опросили: может ли она пожаловаться на свою жизнь, на отношение мужа и детей, показывает ли Анвар, когда он дома, хоть чем-нибудь свое превосходство, напоминает ли разницу их положения в школе? Нет, сказала бы она, Анвар и ласков, и нежен… Во всяком случае он, если захочет, моментально становится ласковым и нежным. Он может даже пересилить себя: стоит только попросить его посидеть вечером дома, вместо того, чтобы пойти к друзьям играть в шахматы, и он тут же соглашается. Конечно, Сурайе не злоупотребляет такими просьбами. Мужчина на десятом году женитьбы это ведь не влюбленный юноша. Если теребить слишком часто нити любви, они могут и порваться. А все-таки… Ах, не стоит об этом думать, всё это мелочи. Анвар честный и хороший человек. Он не пьяница, не игрок. Никогда не