Ты здесь живёшь? - Ульвар Тормоудссон

Оули. Угу.

Молчание.

Оули. Правильно сделали, что подписали. Хреггвидюр сказал, что все подписывают. Сигюрдюр тоже.

Элла. Хватит об этом. Пойдем в кино или еще куда-нибудь.

Оули. И поделом ему. Зачем порочил нас?

Элла. Пошли в кино, хорошо?

Оули. Не имел права.

Элла. Конечно. Пошли!

И продолжается сбор подписей под твердым руководством Преподобия — доброго пастыря, знающего свою паству, сеятеля, отличающего добрую землю от мест каменистых, хозяина, видящего плевелы между пшеницею и с корнем их вырывающего.

Не зря ест работник свой хлеб, ибо результаты налицо.

На почте, в витринах магазинов и на телефонных столбах можно прочесть цифры, сообщающие об участии горожан в кампании по сбору подписей в защиту свободы. 99,3 % — прописью девяносто девять и три десятых процента — грамотных жителей Города добровольно заявили о своей готовности ничего не пожалеть во имя свободы.

— Устал, милый? — Жена Сигюрдюра Сигюрдарсона стоит в дверях его домашнего кабинета.

Сигюрдюр не отвечает. Он лежит на диване, одна рука у него под головой, другая вытянута, ладонь покоится на животе. Он в костюме и ботинках. Лицо бледное, веки опущены, вокруг глаз морщинки.

— Устал, милый? — повторяет она, разглядывая мужа, потому что за все время их супружества он никогда не ложился средь бела дня.

Внезапно Сигюрдюр вскакивает и направляется к дверям. Жена делает шаг в сторону, пропуская его.

— Ты что-то сказала? — спрашивает он.

— Я спрашивала, устал ли ты, милый.

— Разве со мной такое бывает? — задает он встречный вопрос, проворно надевает пальто и уже в дверях отвечает: — Я думал. Думал.

22 декабря. В большом зале Дома собраний идет митинг. Зал полон до отказа — заняты многие сотни сидячих мест, масса народу стоит. Председательствует Преподобие.

Выступило множество ораторов. Все единодушно осудили книгу, которая ославила, оклеветала и оболгала жителей Города. Некоторые предложили отрядить к автору между рождеством и Новым годом делегацию, которая бы без обиняков передала, что лучше ему не приезжать в Город. По мнению других, следовало позволить негодяю прибыть на место — пусть потратится на дорогу да помучается в пути, а затем, когда доберется до Города, отправить его вместе с семейкой обратно. Выдвигались и иные предложения: разрешить автору беспрепятственно поселиться в Городе, но ни один житель не должен разговаривать ни с ним, ни с членами его семьи и не оказывать им никакой помощи.

Различные предложения вызвали жаркие дебаты, хотя накал страстей не вышел за разумные рамки. С жаром выступали ораторы, подбадриваемые слушателями, способными оценить по достоинству богатство высказываемых идей.

Наконец, как и на других собраниях в Городе, слово попросил председатель магистрата. Сразу же в зале воцарилась мертвая тишина.

Он поднялся на сцену, обхватил кафедру руками, выставил вперед одну ногу и, то и дело встряхивая головой, начал речь. Речь была длинная и яркая.

Рассказав, почему была предпринята кампания по сбору подписей, как она готовилась и проводилась, он обратился к присутствующим со следующими словами:

— Едва ли кто испытывает сегодня более глубокое чувство благодарности, нежели я. Ведь в книжке, о которой идет речь, я упоминаюсь чаще, чем кто-либо из нашего Города, и ославлен больше. И я преисполнен благодарности, видя, сколь все единодушны и солидарны в желании пресечь поток клеветы, который вылит на наш Город, на нас, на вас и меня. Не менее рад я и тому, сколь многие из вас готовы пожертвовать всем ради свободы, этой основы основ демократических государств. Все, да, все, готовы отдать всё ради нее. Я говорю «все», хотя знаю, что кое-кто ушел в кусты. Но этого следовало ожидать. Радость моя велика еще и потому, что обнаружилось, как мало в нашем прекрасном Городе апостолов неволи. Не знаю, известно ли вам, сколь велико число подписавших обращение: девяносто девять и три десятых процента. Цифра колоссальная. Никогда еще с благословенного часа основания нашей республики ни по одному делу не образовывалось такое огромное большинство. Эта колоссальная цифра означает, что лишь семеро, повторяю, лишь семеро из каждой тысячи грамотных жителей Города не поставили свое имя под документом, призванным защитить свободу — свободу личности жить своею жизнью в мире, свободу следовать высшей путеводной звезде — истине. (Аплодисменты.)

Дорогие сограждане! Я совершенно искренне восхищен вами. Восхищен тем трудом, который проделан при сборе подписей. Восхищен прекрасной организацией, энергией, непреклонной волей, давшими за столь краткий срок столь замечательный результат. Это учит нас, что, когда человека пытаются попрать, силы его, силы доброго начала в нем почти безграничны. Я выражаю вам самую сердечную благодарность за великолепно выполненную работу, вам, положившим много труда, — как руководству, так и рядовым исполнителям. Ибо что может высший без низшего и что может низший без руководства высшего? И что можем мы все без свободы? Что можем мы в оковах неволи? Я снова и снова благодарю вас всех, друзья мои. (Бурные аплодисменты.)

Как я обнаружил, у собравшихся нет единого мнения насчет того, что должно явиться продолжением нашей великой победы, как следует развить ее. Для свободных людей это вполне естественно, ибо свобода дарует нам право выражать свои мысли, обмениваться мнениями и спорить, иметь несхожие взгляды и отстаивать их.

Хотя я полностью отдаю себе отчет, что у меня меньше прав вносить предложения по этому делу, чем у вас, трудившихся на сборе подписей, ибо мой вклад состоял лишь в том, что я поставил свое имя на одном из бесчисленных списков, я все же позволю себе сделать это, поскольку давно знаю вас, ваше мужество и ваш ум. Трудясь на протяжении десятилетий среди вас, я знаю, что вы всегда готовы выслушать добрый совет, от кого бы он ни исходил, и последовать рекомендациям, которые могут оказаться полезными. И хотя я был всего лишь участником — скромным и незначительным участником — этого великого начинания, я позволю себе изложить свою идею, ибо, как я уже сказал, что может высший без низшего?

Однако я подчеркиваю, что вам, а не мне решать, как нам развить одержанную победу. Вам, а не мне, лишь одному из вас, принимать окончательное решение. (Аплодисменты.)

Сегодня у нас двадцать второе декабря. Завтра день святого Торлаукюра. Послезавтра — сочельник. Решая наше дело, мы должны твердо помнить об этом.

Что возвещает нам рождество? Уверен, ни у кого из вас нет на этот счет сомнений. Это — мир. Мир между людьми. Мир между народами. Мир — союзник свободы,