Виктор Широков - Вавилонская яма

Надо было возвращаться к истокам, восстанавливать родословную, искать корни, мощными щупальцами пронизавшие каменистую и суглинистую почву малой родины, о как же самозабвенно перерубали и выкорчевывали их доброхоты все последние времена!

II

Эллада столь мала, что её пешком исходить можно. И потом по горам-то не очень на лошадях поскачешь, а уж колеснице по узкой горной тропе тем более не проехать.

Алкмеон очнулся от утреннего холода и заспешил вдоль Ахелоя, бурно стекающего с суровых гор Эпира. Ах, Ахелой, праотец эллинских рек, неуклонно стремишься ты к южному морю, неся не только узорные триремы и береговой хлам, но и унося за собой горестные мысли скитальца! Бежит, стараясь не отстать от волны Алкмеон, бежит, сам не зная куда, только бы отделаться от неумолимых Эриний. И вдруг слышит звонкий, как серебряный колокольчик, девичий голос:

- Эй, Алкмеон, куда ты собрался? Куда спешишь? Подойди-ка ко мне.

Оглянулся несчастный, а на широкой отмели посреди реки притаилась в зарослях олеандр стройная девушка с удилищем в руках. Вот она расправила леску, поправила на крючке насадку и снова забросила в быстротекущую воду. Рыбу удит красавица, а около неё присел на корточки горе-рыболов, мальчуган, только нерасторопный какой-то, вот и крючок засел в одежде, подсек сам себя, бедняга, в волосяной леске запутался и никак освободиться не может.

Мгновение помедлил только Алкмеон и ответил на вопрос вопросом:

- А откуда ты меня знаешь, красавица?

- Кто ж тебя не знает! Да иди, иди ко мне скорей, не бойся, не бойся, не съем и потом - здесь мелко. Разве что ноги замочишь. Неужели робеешь?

- Отчего ж, с удовольствием. А ты-то неужто не наговорилась с односельчанами?

- Да безлюдно здесь. Даже отец мой Ахелой не сидит на месте, все время куда-то утекает из дому. Я вот тут пастушка Актора пригрела, да уж больно он мал и глуп. Ему б ещё в носу ковырять да в лапту играть. Вот стала рыбу ловить со скуки, но тут тебя подцепила, это поинтереснее окуньков. Ты улов крупный, не то что прежняя мелкота.

И девушка, снова звонко рассмеявшись, схватила ведерко с плещущейся плотвой и выплеснула рыбешек в воду.

- Плывите, разлюбезные, больше не попадайтесь на крючок и помните доброту Каллирои.

Алкмеон, глядя на это представление, непроизвольно улыбнулся. Ему вроде бы полегчало от речной свежести и звонких речей девушки. Эринии, неуемные, как комары, вроде бы отстали, когда он переступил речной рукав. Головная боль стихла.

- Что ж ты молчишь, как рыба? Давай расскажи о себе, о своих странствиях.

- А чего рассказывать. Вот недавно (а впрочем, уже давно) я убил собственную мать, так и зовусь с тех пор: Алкмеон-матетеубийца. Все мои достижения.

Опять помрачнел путник, словно гримаса зубной боли разрубила ему лицо. Опять замолчал.

- Знаю-знаю. Не живется вам, людям, спокойно. Сами себе жизнь отравляете. Но ведь и другие события были, повеселее наверное. Начинай, рассказывай.

И сам не зная почему, присел Алкмеон на прибрежный валун и рассказал речной нимфе про поход Эпигонов, про битву при Глисате, про взятие и разрушение Фив, про преследование Эриний... Про то, как скитается уже немало времени, спасаясь от неустанных мучительниц, и нигде не может преклонить голову, нигде не находит успокоения.

- И где же ты побывал?

- Чуть ли не везде. Всю Элладу прошел вдоль и поперек, весь Пелопоннес.

- Вот и рассказывай об увиденном или все позабыл, все из памяти выветрилось?

- Все забыл напрочь. Ничего не помню. В голове один кровавый туман. Иногда даже имя свое забываю. Одно знаю: властительница Эриний Мать-Земля устами одного из своих жрецов в Додоне поведала мне, что только новая земля, не бывшая свидетельницей моего греха, может дать мне желанное успокоение.

- Повезло же тебе, что я остановила тебя на бегу. Проскочил бы мимо этой отмели, а ведь она намыта нами, речными нимфами, буквально за последний год. Явно: земли этой не существовало, когда ты совершил свое преступление. Да ты и сам, кажется, почувствовал, что Эринии отстали от тебя, когда ступил на отмель. Знать, и впрямь тебе судьба здесь остаться. Впрочем, сам смотри.

- Я и рад бы, но как отец твой посмотрит на мое появление?

- Он только под вечер появится, но ты его не бойся, он мне доверяет, а я за тебя поручусь. И потом он уже не так свиреп, как раньше. Присмирел после того, как Геракл отломил у него один рог, когда разъяренным быком Ахелой на него набросился. Если ты непротив, то отец нас и соединит, предварительно совершив над тобой обряд очищения Аполлона. Будем жить-поживать, детей заведем. Тебе - занятие и мне не так скучно.

Так и случилось. Как по писаному. Переломилась жизнь Алкмеона на две половины: стал он пахарем, земледельцем после женитьбы на Каллирое, а воинская его половина, где пиком удачи было взятие Фив, отошла в прошлое. Только изредка в сознании мелькали призраки Эриний, но и те мгновенно растворялись, как крупинки соли в воде или как искры стеклянного салюта из другой моей повести об Алкмеоне.

III

Амнезия - вот как по-научному называется потеря памяти. У меня частичная амнезия. Такие выпадения появились у меня после потери сына. По моей вине. Бездумно загуляв с новознакомым переводчиком, кстати, одним из моих предшественников по литдолжности, ныне давно почившем, (впрочем, не почившем, а погибшем, наложив на себя руки, наложив цветаевскую веревку), Леней М., я попал в жуткую переделку, о которой когда-нибудь расскажу. Пропал на сутки. Наши жены, моя и Лени, всю ночь перезванивались в тревоге. Мне только утром следующего дня удалось подать весть из места заточения, и верная моя Машенька спасла своего горемычного Гринева, но и поплатилась заступница, с перепугу скинула. И вот я, сам незаконнорожденный, стал по сути сыноубийцей. Спасаясь от Эриний, стал попивать все больше и чаще, покуривать на пьяную руку и выпадать после курения совсем в другое измерение.

Находившиеся со мной в подобный момент люди ничего не подозревали, ибо вел я себя не агрессивно, вполне адекватно, а что слегка сбрендив, так и стрезва я не отличался особой разумностью поведения. Поэт, драть его мать, чего с него возьмешь! - махали на меня обычно рукой. Но в последнее время расстроенность и раздвоенность моя стали куда как очевидны: я стал немилосердно завираться, приписывать себе неимоверные способности и достижения, воображать себя сыном речной нимфы, а то подчас и того чище собственный отцом Алкмеоном, нести подобную околесицу часами и уже никакие ссылки на алкоголь и никотин не помогали. Пополз слушок о моем безумии. Писатель-историк, доброхот Наташевич дважды уже предупреждал меня по телефону о срочной необходимости обратиться к хорошему врачу.

А что он, врач, даст, чем поможет? Я - сам врач, пусть и бывший, сам все про себя знаю. Просто когда-то я был коротким стишком, затем лирическим циклом, поэмой; с возрастом опрозаился и стал книгой, которая шелестит по инерции разваливающимися страницами (клей плох, надо сшивать страницы "на прокол") и пытается порой укусить себя за локоть и при этом вывихивает сустав, попутно роняя на пол старческий зубной протез. Пластмасса, к счастью, не бьется, но покрывается мелкими трещинами, потом царапающими слизистую щек и языка, а псевдозубы расшатываются в искусственных лунках и вот-вот готовы брызнуть недозрелыми горошинами из надтреснутого стручка.

Моя мать после того, как я поведал ей о сообщении массивной тетки в темно-синем плаще, скупо поделилась со мной некоторыми сведениями, мол, отец мой был несчастен в первом браке (как будто он был более счастлив с ней, во втором своем браке), что гены матереубийства склонны передаваться по наследству, на то они и гены, и поэтому она не была ласкова со мной в детстве и сейчас не любит оставаться со мной наедине.

Один видный генетик В.В. Рисин защитил чуть ли не полвека назад докторскую диссертацию "Особенности искривления корреляции понятия время-пространство у детей, чьи родители страдали синдромом Беллерофонта" (одной из причин служило закипание крови при любом эмоциональном потрясении), где предложил в качестве лечения психоанализ с элементами аутотренинга, включая "автоматическое письмо", которым лично я только и спасаюсь. А его давний оппонент, член-корреспондент Академии Наук Калидонии Дионис Дэй в трактате "Асфоделический метемпсихоз" оспорил первопричину заболевания, сводя его к варианту нормы, грозящему осложнениями лишь при интенсивном потреблении психоделиков.

Мать показала мне под конец беседы выцветшие фотографии времен второй фивской войны. Ничего родственного я не обнаружил в бравом вояке при полном вооружении, изображенном на снимках. Разве что усы, побитые ранней сединой.

IV

Алкмеон тоже никогда не видел своего сына от второго брака. Прошло полгода или месяцев семь после свадьбы. Как-то вечером он сидел с беременной Каллироей на скамейке перед хижиной и смотрел на смеркающееся небо. Каллироя вытянула правую руку и указала на яркую звезду, загоревшуюся над горизонтом.