Василий Дворцов - Аз буки ведал

- Что угодно. Вплоть до смерти. Или любви. Особой. Это же горы. Что тут непонятного?

- Ну?

- А тож, почему в горах травы и корни лечебные? А панты? Тут сила! Вот скоро сам узнаешь, какая: воды попил, теперь ленточку подвяжи. Духам-то. Слышь? Они закон дали, не нам его нарушать. Накажут.

Какую бы ленточку? Глеб расслабил узел галстука, стянул его через голову:

- Пойдет?

- Потянет. За такой они тебя точно под опеку возьмут. Не от Кардена?

- От Версаче. - И серьезно, без дураков предложил: - Двинули? А то темно.

- Ага, вечереет. Теперь на фарах пойдем. И асфальт скоро кончится.

Глеб сел теперь впереди. Разгоряченный "жигулевский" движок никак не "прихватывал". Пришлось некоторое время "почиркаться", пока все же завелись и выехали на совершенно пустую трассу. Глеб уже перестал зажиматься перед резкими поворотами в ожидании случайного "встречного", да и скорость теперь была километров шестьдесят-семьдесят. Фары сузили мир до тоннеля. Дорога действительно потеряла асфальт, и в пыльной гравийной насыпи то там, то здесь под косым освещением страшно чернели на самом-то деле не очень глубокие ямы.

- Я по молодости не очень-то в духов верил. Сам понимаешь, пионерия другому учила. А потом, уже после дембеля, с ними въявь столкнулся. И до сих пор не понимаю, почему жив... Долинка тут есть, с озерами. Красота. А в ней у шаманов местечко было такое же, тоже с тряпочками. Вот мы и решили побалдеть. Дураки... Натащили сухача и подожгли эти ленты на дереве... Пьяные, в дупелину пьяные были... Костер огромный получился. Мы вокруг, слышь, пляшем. Ну, бабы там, все как надо... И вдруг как ветер дунет! Ниоткуда! И разом шесть человек загорелось. Факелы! Мы протрезвели как один. Огонь сбиваем, валяем их по земле - и ни-ни! Горят, как бензином облитые... Потом, когда разбирались, поняли: это те были, кто поджечь дерево больше всех хотел... Двоих, парня и девку, так и не откачали...

На крутом левом повороте фары выбеливали столбики ограждения с провисшей между ними проволокой. За столбиками пропасть метров двадцать. И эта проволочка - просто насмешка. Но даже на малой скорости они чудом успели затормозить: за скалой прямо посреди дороги стоял старенький "японец" с распахнутыми всеми четырьмя дверками. Бампер "шестерки" почти ткнулся в бензобак "кариб".

- Вот гады!

- Что там?

- Да пьяные туристы катаются! Козлы пахучие! Ну, блин, ушибу!

Матерясь, шофер вылез и, ссутулившись, пошел по дороге в темноту, держа в левой, прижатой к бедру руке монтировку. Глеб тоже двинулся за ним, весьма положительно оценивая на случай разборок его широкую мощную спину. Сам-то уже лет десять не был в спортзале и посему особых надежд на себя не возлагал. Поворот был затяжной, и, когда они обошли скалу, им в глаза ударил свет мощных фар. В этом свете, более угадываемый, чем в самом деле видимый, в их сторону бежал человек и что-то кричал. Шагах в десяти он упал, разом замолчав. Снова вскочил и бросился к ограждению пропасти. Глеб не слышал выстрелов - видимо, пистолет был с глушителем, но слишком знакомый посвист пуль заставил его присесть.

- Назад! Назад! Стреляют! - что было сил заорал он и, пригнувшись, отскочил к скале.

Шофер стоял на свету со своей дурацкой монтажкой и широко раскрытым ртом. Отделившись от камня, Глеб бросился снова на середину и толкнул обалдевшего на землю. Но вес был слишком различен - он упал сам и так, уже лежа, опять попытался сбить того подсечкой. Снова пару раз очень характерно присвистнуло, и тогда шофер разом ожил: так же плотно прижимая к бедру железяку, он удивительно быстро и бесшумно побежал к своей машине. Глеб с четверенек рванул вдогонку, но не успел. На этот раз "жигуленок" просто чудесно завелся с пол-оборота и полным газом дал задний ход. Схватившись за бампер, ему удалось пробежать метров пятьдесять, и на этом расстаться. Машина исчезла, выключив габаритки, так что если бы по ней и стреляли, то только на звук.

Из самых дурацких положений нужно всегда выходить наверх. И Глеб на четырех конечностях быстро-быстро пополз по скользкой осыпи острых валунов и крупно колотого щебня. Кажется, никаких иных громких звуков, кроме его собственных ста двадцати ударов в минуту, вокруг не слышалось, но опыт есть опыт, и он взбирался и взбирался, рискуя что-нибудь сломать или просто задохнуться. Вот уже оголенные камни кончились, теперь можно было хвататься руками за колючие и смолистые ветви. Эти же ветви прикрыли его, когда снизу засверкали фонарики. Там тоже кто-то шумно полез вверх, теперь нужно было соблюдать дистанцию или затаиться как зайцу. Но зайцы - любимая добыча для охотников, и поэтому новая порция адреналина мгновенно перешла в мышечную энергию, когда Глеб уже почти бежал к близкой теперь вершине. "Какая ночь! Какая чудная ночь: ничего никому не видно! Ни-че-го! Но главное все же никому!" Пиджак зацепился за сучок, и от резкого рывка он упал. Из-под ног покатились камни. И сразу вокруг заметался свет, по стволу сладострастно чмокнуло. Эти гады взбирались гораздо быстрее его и имели много шансов на выигрыш в таких догонялках. Но нет, так было бы слишком неправильно, слишком несправедливо, это как матросу утонуть в ванной! С этим нельзя было согласиться, и Глеб закосил угол своего полубега, стал сдвигаться влево, надеясь таким образом не растратиться на чистый подъем. Даже неверное исходное представление иногда приносит положительный результат: он оказался на заросшем мелким сосняком узком гребне горы одновременно со своими преследователями, но на сотню метров левее, и они не увидели его как мишень на фоне луны. Зато он теперь смотрел на их фонари, слушал легкий шорох натренированных шагов и изо всех сил старался не закашляться. Две тени спускались вниз по противоположному склону, а третий преследователь выключил свет и остался наверху. Сердце било так, что губы обжигало. Глеб зажал дрожащие ладони под мышками и сел. Задерживаться долго тоже нельзя: пока луна высвечивала только вершины горок, оставляя в темноте поросшие лесом ложбинки и ущелья, можно, конечно, отдышаться, но те ребята не будут далеко искать и скоро вернутся. Учитывая их очевидную подготовленность к таким погоням, ему тогда приятного не предвещалось: пятнышки фонарей глубоко внизу то появлялись, то терялись за неплотными сосновыми кронами. Преследователи разделились, один пошел влево вверх по ложбине, другой уходил направо вниз. Появлялся малюсенький шанс: очень, ну очень тихо спуститься и проскочить на противоположную гору между ними. В чудесных своих, легких, таких лакированных итальянских туфлях! Глеб сжался, чтобы привстать, и обомлел: прямо на него бесшумно шел человек. Камуфляжный костюм, короткий автомат, белые кроссовки - полный набор джентльмена удачи. Оставалось только прикрыть глаза... Автоматчик двигался очень плавно, словно во сне. Казалось, он более вслушивается, нежели всматривается в окружающее его лунное свечение. Ближе, ближе. Он же не мог, не должен был не заметить сидящего в неудобной позе прямо под его ногами Глеба! Но не заметил...

Когда автоматчик был уже не менее чем за полторы сотни шагов за спиной, к Глебу вернулась способность удивительно быстро мыслить: "Так это же он, чайник в желтом поясе, на энергетике двигался! Это ж он меня диафрагмой ловил! Надо же, как летучая мышь муху! Ну, заигрался ты, парень! Так близко не почуять. Явно не Ван Дамм. А я сейчас вот как вам дам!" И он побежал вниз. Простенько так - мелкими-мелкими шажочками, между шелушащимися стволами сосен и колючими веточками реденького шиповника. Воздушно перепрыгивая через вымытые из-под дерна валуны, он ни разу ничего не зацепил, не толкнул, даже не зашуршал!

С маху пролетев влажную папоротниковую ложбинку, Глеб, почти пополам согнувшись, стал карабкаться вверх. Очень вовремя пришло второе дыхание, и первое выровнялось, ага, вот теперь-то можно было и посоревноваться на столь пересеченной местности. Если бы только договориться о запрете на применение оружия... Но шутить он смог уже только под утро, когда, на этом самом втором дыхании, он отмахал не меньше десяти километров, а если сосчитать все по-честному - то вверх, то вниз - и все двадцать пять... Откинувшись на сухое сваленное дерево, Глеб расслабленно наблюдал, как снизу к нему поднимался густой туман. Как вскипающее молоко. Небо просветлело, в его прозрачной разбеленной синеве, подрагивая, слабо светилась прощающаяся Венера. Несмотря на свежесть, страшно хотелось спать. И чего-нибудь пожевать. Повернувшись на бок, он приподнял воротничок пиджака, подогнул ноги и, свернувшись калачиком, заснул. Плотный туман, заполненный птичьими голосами и шорохом звериных перебежек, вздувшись, охватил собой все и покрыл боль, тревоги и нужды мягкими, бессвязными обрывками воспоминаний, которые легко трансформировались ненапряженной волевой игрой в бесконечную цепочку приятно послушных образов.

Разбудил его бурундучок. Зверек долго бегал вокруг, устрашающе цокал и раздувал хвост: человек спал прямо на его кладовочке с припасенными орешками. Убедившись в напрасности своих усилий угрозами прогнать нахального чужака, он перешел к более решительным действиям: возмущенный бурундук стал просто скакать по Глебу вверх и вниз. Это наконец-то подействовало. Человек подергал плечом, поежился, попытался отмахнуться и проснулся. Они несколько секунд напряженно смотрели друг другу в глаза. "Ты кто? Чей холоп будешь?" От звука сиплого голоса зверек заскочил на ближнюю кривую сосенку и в ответ что-то пронзительно проверещал. "Не понял, чего тебе?" Глеб встал, закинул на затылок руки и сладко потянулся. И тут же присел. Хотя солнце вовсю светило и даже немножко пригревало, но тревоги никто не отменял. Стоило бы оглядеться. Бурундук опять зацокал и стал спускаться. Нет, раз зверек не боится, значит, поблизости никого нет. Не должно быть, по крайней мере. "Чего тебе? Можешь по-человечески сказать? А нет, так не приставай!" Развязав шнурки, освободил ноги и удивился: стопы от щиколоток жутко распухли, и было непонятно, как перед этим они вообще умещались в туфлях. Пошевелил пальцами и поморщился - больно. Надо бы их в холодную воду. В воду. А где эта самая вода? Он вчера прибыл оттуда. Или оттуда? Примерно так. Значит, там и Катунь, и дорога. Тащиться назад опять по этим же горкам, очень, честно говоря, не хотелось. Неужели поблизости не будет ручейка или еще чего-нибудь... такого? Спросить было не у кого, даже бурундучок убежал, наверное, не вынес запаха подсыхающих носков. В любом случае нужно идти. Просто идти по ложбинке, а она все равно приведет к воде. А где вода, там и люди. А где люди, там и еда. Или пуля... Нет, еда все же лучше.