Пламя, или Посещение одиннадцатое - Василий Иванович Аксёнов

«Лёгкое небо».

Обязал себя – запомню. Буду болтать с подружками за чашкой чая зимним вечером, произнесу небрежно в разговоре. Стой на Илью, сказали бы в Ялани, если бы там его, конечно, знали, как знаю я. Стой на кого-то – по-ялански – быть в чём-то похожим на этого самого кого-то, делать или поступать в определённых ситуациях так, как делает или поступает тот. Илья, к примеру. Когда охмуряет вдохновенно очередную невинную жертву, мудрёных слов насыплет кучу. Действует.

«Лёгкое небо». Прозвучит.

Святой Георгий усмиряет змея Божьим словом. По ладожскому преданию, именно перед этой фреской идущий на шведов девятнадцатилетний князь Александр Ярославич произнес: «Не в силе Бог, а в правде».

Захожу в эту церковь, смотрю теперь на всё вроде как глазами Адольфа Николаевича. Человек. С большой буквы. И мне бы так вот: до конца-то своих дней… Как Павка Корчагин. В своём роде.

Ну, как уж сложится, посмотрим. Как мама скажет: «Чё загадывать? Дожить надо». Уверен что-то – доживём. Дурных предзнаменований не наблюдалось.

Вчерашний день был полон разных случаев – столько на ограниченной территории собралось «славяно-финнов», sapienti sat, все как ходячие энциклопедии, – обо всех этих случаях, происшествиях ли, нет смысла рассказывать, а вот об одном, наверное, стоит, так как я оказался главным в нём героем и к теме ближе.

Сразу же, с автобуса, Ольга Ивановна пришла к нам на раскоп. Все ей дорожки тут знакомы. Старая Ладога – «родное» её место, «археологическая родина». Первый вопрос её: «Ну, что тут у нас делается, что творится?»

Что у нас делается, что творится, доложил ей охотно Александр Евгеньевич, это же и его «родное» место.

Мне бы докладывать так, мне бы так слушать. Самозабвенно. Как о сокровище, с которым сердце.

Все в раскопе. Копошимся. Даже Херкус шевелит руками – угольно-зольное пятно ковыряет ножом, и то работа. Ухо навострено. Куда? Да куда надо. И глаз туда косит – в сторону самой низкой стенки. Не шпион ли?

Конунг, Надежда Викторовна и Ольга Ивановна на ней, восточной стенке, близко к краю, сидят на чурочках. Перед ними – дощатый ящик из-под какого-то вина, из магазина принесли, вместо столика. На ящике – термос. Пьют из экспедиционных эмалированных кружек чай. Ольга Ивановна и говорит во всеуслышание:

– Чай на воздухе, из кружек – замечательно. Как уж давно я не пила… Вот отыскалась бы сейчас деревянная посуда, фрагмент чашки или тарелочки, обточенной на токарном станке…

Ну, сказала и сказала.

Минута, две проходит, чуть ли больше, и натыкаюсь я ножом на большой обломок, почти в половину, деревянной тарелки, обточенной токарным способом.

После фиксации передал я этот фрагмент древней тарелки Ольге Ивановне. Пошёл на место. Пока не запеленали находку в полиэтиленовый пакет, полюбовалась Ольга Ивановна на неё восторженно, как на ребёнка новорождённого, долгожданного, возбуждённо обсуждая с Надеждой Викторовной и Александром Евгеньевичем такую удачу.

Чуть позже, уже глядя на меня, говорит, будто заявку подаёт, она же, Ольга Ивановна:

– Вот нашлась бы весовая гирька…

Нахожу я весовую гирьку.

После:

– Вот бы нашёлся ткани лоскуточек…

Обнаруживаю я в навозе серый лоскут ткани размером с ладонь.

– Ну, – говорит Ольга Ивановна, – добывай уж тогда, Вещий Олег, для меня и костяной гребешок, обломочек хотя бы. Желательно – с орнаментом.

Я нахожу и гребешок. С орнаментом растительным.

Бывает со мной такое. С детства. Как кто несёт. Лёгкая, нелёгкая ли, не знаю. Надеюсь – лёгкая. Ну, или тот, кто справа, на место наводит. Душу я не закладывал, уж это точно. Никто потусторонний договор со мной не заключал. Ни с каким бесом, ни мелким, ни крупным, ничего я не подписывал.

На первом курсе. Во время летней сессии в хорошую солнечную погоду ходили мы, прихватив учебники, на Петровский пруд, детский пляж, купались, загорали, ну и пытались при этом что-то выучить, запомнить из прочитанного. В один из дней прихожу я, задержавшись немного. Ребята уже там. Лежат на песке. Рядом другие, нам не знакомые парни и девушки, стоя на карачках, в песке усердно роются, всё пропахали. Я спрашиваю: «Что они там потеряли?» Кто-то из друзей моих мне отвечает: «В волейбол играли, и один из парней золотое обручальное кольцо обронил, с пальца соскользнуло». Я в шутку говорю: «Пусть не стараются, не ищут. Завтра приду и найду». Ну и забыли мы про это. Я-то уж точно: ляпнул не думая и ляпнул. На следующий день прихожу. Мои ребята уже там. Лежат, искупавшись. Бросив на песок сумку с книгами, раздеваюсь, падаю ничком и запускаю в песок растопыренные пятерни. Тут же вытаскиваю их, переворачиваюсь на спину, поднимаю руки вверх – на указательном пальце правой руки надето кольцо золотое. Великовато мне – болтается на пальце. Написали мы объявление, в котором указали, где нас можно найти, чтобы получить свою пропажу, приклеили его к стволу растущего рядом с пляжем тополя. Но владелец так и не отозвался. Пришлось колечко это, сдав его задёшево как «лом», нам прогулять. И прогуляли. В «Пушкаре». Не поделили что-то с «космическими» курсантами, стенка на стенку потолкались, но разошлись с ними, слава богу, мирно.

Ну и ещё уж один случай, для более полной картины.

Подружка моя Яна, «заносчивая палеолитчица» и «рафинированная городчанка-петербурженка», подрабатывала дворником. Убирала снег вокруг «ватрушки», на пересечении Левашовского и Чкаловского. Я подрядился помогать ей. Только за сладкий чай, в её компании радушной. Как-то раным-рано, чтобы успеть на па́ру по истории Древнего Рима, направляемся мы с ней, полусонные, вялым и путаным шагом на работу, минуем уже открытую кофейную на Гатчинской, между Щорса и Чкаловским. Вкусно пахнет – с ног валит. Мы окончательно, голодные, даже проснулись. И говорит Яна мечтательно: «Был бы у нас рубль, зашли бы мы сюда, выпили бы по чашке кофе и съели бы по булочке». Я наклоняюсь и подбираю с тротуара чуть запорошённый снежком бумажный рубль. Зашли, съели по тёплой ещё сдобной булочке, выпили по чашке кофе. После работы возвращаемся тем же путём, Яна и говорит: «Вот был бы у нас ещё рубль, зашли бы мы в магазин, купили бы баранины, приготовили бы рагу». Картошка есть, мол, а готовить я умею. Наклоняюсь и подбираю с протаявшего уже тротуара металлический рубль. «С Лениным». Зашли в магазин, купили баранины. В коммуналке на Большом проспекте Петроградской стороны, где