Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов

Глаза Алексея наполнились слезами. Вот она, крупинка милосердия, вернулась к нему! А если бы он был пощедрей в своей жизни?

– Лом не бросайте после того, как вытащите камни, – продолжал его благодетель. – Он вам еще пригодится. Бог вам в помощь! Прощайте.

Он задул свечку, и туннель погрузился во мрак. Когда Звонарев включил фонарь, его уже не было.

Алексей разбил ломом цементную кладку, вывернул несколько камней из основания стены, расширил проход лопатой, вынул деревянную крышку-люк. Треугольный пролом в бетонной стене канализационного туннеля по-прежнему был заткнут тряпьем и закрыт железным листом, совсем уже сгнившим.

Звонарев выбрался наверх, морщась от характерного запашка. Фонарь еле светил, но и идти уже было недолго. Он положил лом на плечо и двинулся вдоль черных труб. В канализационной шахте Алексей осмотрелся, нашел железные скобы. Зацепив фонарь специальной петелькой за пуговицу, он полез наверх. Там, держась одной рукой за скобу, другой Звонарев сдвинул люк, что удалось не без труда – на него по-прежнему была навалена всякая дрянь. Потом он вернулся за ломом. Очень скоро он ему пригодился, так как обитая железом дверь в подвал была заперта на ключ. Алексей взломал ее, засунув инструмент в щель между замком и косяком.

– Против лома нет приема, – с удовлетворением бормотал он, поднимаясь по железной лесенке.

С маленькой дверью запасного выхода он справился еще быстрей. «Кресло Моисея», которое Звонарев сегодня видел на улице, стояло на том же месте, что и пятнадцать лет назад. Других пыточных орудий и станков не было видно: вероятно, находились в постоянной экспозиции. Алексей отодвинул изуверское седалище и вышел в коридор запасника. Здесь мало что изменилось, даже портрет Соломона Крыма был на том же месте. В угасающем свете фонаря глаза бритого старика злобно сверкнули; казалось, он недовольно пошевелился. Тотчас между дверью и Звонаревым встали четыре бородатых, одетых по-восточному человека с ружьями и топорами. Один из них держал в окровавленных руках лошадиную голову со страшно оскаленными зубами.

– Ребята, – сказал Звонарев, – это детские игры! Я сегодня и не таких видел! Идите себе подобру-поздорову.

Таракташская четверка зловеще молчала и не двигалась.

– Игумен Парфений! – воскликнул тогда Алексей.

Убийцы задрожали и упали на колени, а потом скорчились и пропали. Звонарев погрозил кулаком Соломону Крыму, глаза у которого сразу забегали, подошел и повернул портрет лицом к стене. Потом, взломав дверь служебного входа, Алексей спустился в цокольный этаж.

Со своей кушетки у стола вскочил вахтер Исаич. Он высох, полысел, отпустил бороду, которая росла прямо от кадыка, и носил все тот же полувоенный китель.

– Стой! Куда? Нельзя! – закричал он, шаря руками по столу.

– Молчи, продажный старик, – сказал Звонарев, отшвырнул Исаича в сторону и взял связку ключей с его стола.

На электронных часах в фойе зажглись красные цифры «00:00». Алексей отпер входную дверь и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Была то ли зима, то ли от речки Учан-Су поднимались клочья тумана. Сквозь этот туман Звонарев увидел стоящего напротив входа Сергея Петровича Черепанова, постаревшего и поседевшего. За ним угадывались смутно знакомые фигуры – то ли Вострюкова и Гонцова, а может, Кузовкова и Платоныча.

– Мы тебя давно ждем, – сказал Сергей Петрович. – Идем же! Нам еще предстоит столько сделать!

«Набоковской стипендией» в Литературном институте 80-х годов прошлого века в шутку называли материальную помощь (20 рублей в месяц) для лишенных стипендии студентов.

«Юстиниан самодержец».

Имеется в виду кладка крепостных стен средневекового горного города Мангуп в Крыму.

«Девятка» – 9-е управление КГБ, занимавшееся охраной высокопоставленных должностных лиц.