Евгений Щуров - Это не страшно

– Я тебе всегда говорил, что ты красивая женщина, красивейшая!

– Ну, хватит меня захваливать.

– Но это правда! – воскликнул Иван. – Причем тут лесть? Ладно. Я в ванную.

– Во сколько встаем? Завтра же на дежурство. И тебе. Кстати, мои приедут только во вторник.

– Вот здорово я предусмотрел! У меня же завтра сутки? Да. И я договорился с Лыкиным, что он выйдет за меня завтра, в шесть. Так что в шесть вместе поедем ко мне, а утром я отвезу тебя домой.

– А я тебе еще не надоела?

– Да ты что? Да никогда! О чем ты говоришь, глупенькая?

– Ладно, иди в душ, я лягу.

Турчин одел свой теплый халат, выпил еще рюмочку коньяку и первым делом пошел курить. Только сейчас он вспомнил, что не курил весь день. Так был увлечен своей подругой, противницей курения. Он вышел на крыльцо. Небо было абсолютно чистым, сверкали звезды, холод морозил голые ноги. Турчин курил и ни о чем не думал. Ему было просто хорошо. Юлька подарила ему незабываемые мгновенья.

В двенадцать они уже крепко спали. На улице тучи постепенно затягивали звездное небо.

Они проснулись по будильнику в семь. За окном было темно. Ровно в восемь каждый был на дежурстве в своем отделении. Завтракали каждый в своем отделении. Потом, до обеда, пару раз созванивались. Обедали тоже порознь. Потом опять созванивались. Только в четыре Турчин зашел на «скорую». Юлия Ивановна чего-то писала.

– Привет, – едва взглянув на Турчина, спокойно сказала она.

– Привет, – подыграл ей Иван Николаевич. – Чего-то Вы, Юлия Ивановна, устало выглядите. Но у Вас чрезвычайно красивая прическа!

Юлька взглянула на Ивана и рассмеялась, не сдержавшись.

– Чего это вы? – спросила толстая Лариса.

– Юлии Ивановне смешинка в рот попала, – серьезно произнес Турчин. – Много вызовов?

– Уууу! Почти не заезжают девчата на станцию, – сказала диспетчер. – Совсем загоняли.

– Хоть мне не возят, спасибо! – сказал Турчин. – Можно Вас на минутку, Юлия Ивановна?

Юлька встала и без слов вышла вперед Ивана.

– Ну чего ты меня смешишь? Я же работаю. Вечером посмеемся.

– Да я пришел договориться, как уедем. Предлагаю так: как соберешься – позвони или сбрось смс, я буду уже готов.

– Хорошо.

– Мне сегодня утром так понравилось, что ты одела новое пальто!

– Оно мне правда очень понравилось. Ладно. Иди. Не мешай работать.

Поднимаясь в отделение Турчин вспомнил, что еще не сходил в магазин. Надо же Лыкину проставить. В магазине он взял все, что обещал приятелю, и вернулся в отделение. Завалился на свой продавленный диван и задремал под телевизор. Его разбудил пришедший Лыкин. Рассчитались. Лыкин был доволен, сразу налил себе бокал пива. Иван судорожно одевался. Уже одетый, предложил Лыкину покурить. Было двадцать минут седьмого. Они вышли в курилку. Лыкин о чем-то трещал, Турчин машинально отвечал. Пришло смс от Юльки – она ждет около машины. Турчин извинился перед Лыкиным, еще раз поблагодарил приятеля, бросил сигарету и выскочил на улицу. Юлька стояла со стороны пассажира и ее почти не было видно. Они сели и быстро уехали.

До дома ехали почти молча. Турчин чувствовал, что Юлия устала, потому не предложил ей никуда поехать, повеселиться.

– Устала сильно?

– Ага, устала. Но не настолько, чтобы сразу упасть и уснуть.

– Может, куда съездим или в кино сходим?

– Нет, Вань, не хочу. А хочу просто посидеть дома, спокойно поужинать, немного выпить, посмотреть телевизор. Хорошо?

– Согласен, – кивнул Турчин.

Когда они заехали в гараж, Иван удивился, как быстро Юлька освоилась в его доме. Она вела себя так естественно, будто жила здесь по меньшей мере пару лет.

Поужинали с вином. Турчин выпил две рюмки коньяку. Завалились смотреть TV. Посмотрели какой-то авторский фильм, обоим понравился. Полчаса фильм обсуждали.

– Юль, давай поговорим, – предложил, наконец, Иван.

– Давай, – согласилась Юля.

– Будь моей женой.

– Дурачок! Не буду. У меня муж есть. Не сердись, иди ко мне.

Юлька набросилась на Ивана и у них опять началась ночь безумной любви.

Шторы были задернуты и они не могли видеть, что за окном идет крупный пушистый снег, отчего вокруг светлело.

Турчин появился в ординаторской ровно в восемь часов, к началу отделенческой планерки. Сел на диван, накинув халат. Светлана Геннадьевна, провела планерку чуть рассеянной, как всегда, по понедельникам. Отделение было заполнено. Лыкин за воскресную ночь заложил шесть человек. Шастин и Турчин сидели на диване рядом и сделали логичный вывод, что будучи под кайфом, Лыкин предпочел не связываться ни с кем из поступающих и никому не отказал в приеме. Пусть терапия расхлебывает. В общем, свободных мест не было. Был понедельник, день «загрузки».

– Ну, давайте, терапевты, разбирайтесь, выписывайте! – логично и твердо сказала заведующая.

– Выпишем! – вздохнул Шастин.

– Не замедлим, – подтвердил Турчин.

Елена Ивановна промолчала, сочтя монологи законченными.

Светлана Геннадьевна пошла к себе в кабинет, обернувшись при выходе:

– Мужчины, давайте, выписывайте, ну пожалуйста! Сегодня столько поступают, вы же знаете!

– Ну да, знаем, – вздохнул Шастин.

Все, кроме мужчин, разошлись, даже Елена Ивановна, которую обычно всегда можно было найти на своем месте, куда-то пошла.

– Иван! Огромное тебе спасибо за деньги! Миле такую шубку купили! Она в восторге, тебе – привет с благодарностью.

– Слушай, Костя, брось вспоминать, все нормально, – ответил Турчин. – Тебе не кажется, что в нашем возрасте надо что-то менять? Кардинально?

– Что именно?.. Кстати, как провели с время с Юлией Ивановной?

– Прелестно! И, все равно, вопросы остаются. Сожалею, – Турчин немного помолчал и продолжил:

– Юля ничего не хочет менять в своей жизни… Ее только тяготит жизнь с Сашкой, отсутствие удобств в доме, двое детей от разных мужчин и любовь ко мне, которая не может реализоваться, пока жив и здоров Саня или я. Ты представляешь себе ситуацию? А потом сказала, что такая, как сейчас, жизнь, ее вполне устраивает. Есть любимый мужчина, это я, есть муж, это Саша, есть мама и дети, которые любят Сашу. Все. Я как бы гриб на березе – не мешаю и радую… Костя, я с ума сойду от этого положения! Мне остаются две вещи. Убрать Сашку или завести себе другую женщину. Можно еще удрать отсюда куда подальше… Но какую же я должен встретить женщину, которая затмит мне Юльку! Не у тебя же Милу отбивать!

– Но-но! Убью, не задумываясь! – спокойно реагировал Шастин.

– Да нет, это я так, болтовня банальная… Я не такой.

– Знаю, потому и не реагирую серьезно. Ты – нормальный. Как человек. Тебе можно верить. Ты хороший врач и друг. Я не променял бы тебя ни на кого и всегда заступлюсь, если что.

– Даже если узнаешь, что я – преступник?

– Да, Ваня. Я тебе верю…

– Ладно. Закончили беседу о женщинах и жизни. Пойдем работать.

– Пойдем, но неохота.

– Надо, Костя, надо!

Турчин встал, переоделся в пижаму, одел как следует халат. На своем столе взял папки с историями болезней и, перекрестившись, вышел из ординаторской.

Шастин сидел на диване и думал о своей жизни. Сколько сил и знаний он положил на алтарь медицины, под влиянием своего отца, его друзей, никогда не чурался пациентов, трудностей, все время учебы в институте работая санитаром, медбратом, фельдшером, анастезистом в реанимации областной больницы, прошел Афганистан, голодал, спал, закутавшись в офицерскую шинель, переворачиваясь то лицом, то спиной к костру. Была мысль остаться служить в армии. Военным врачом. Но из армии уволился, когда его друзья напропалую писали ему об успехах в собственном бизнесе. Вернулся домой. Его бизнес какое-то время хорошо его кормил. Шастин занимался антиквариатом. Скопив довольно внушительную по тем временам сумму, вложился в совершенно другой бизнес и тут же попал в лапы мошенников из столицы, которые собственную операцию провели безукоризненно. Шастин лишился всего, уехал на юг. Отец помог с деньгами. Поступил работать в провинциальную больницу с элементами клиники, когда летом ему давали в обучение студентов старших курсов. Работа с пациентами и студентами доставляла ему удовольствие, благодарность пациентов принимал также с удовольствие, легко и непринужденно, естественно, не вымогал ни в коем случае. На первом же году работы женился на своей страшно запущенной молодой пациентке, вылечил ее, не переведя ее острое заболевание в хронь, потом у них родился мальчик, которого оба боготворили. Поженились. Не учитывая разницу в возрасте. Жена была моложе его на полтора десятка лет. Мила являла собой образец жены и Шастин верил ей безоговорочно, и вел себя безукоризненно по отношению к жене, и мыслей об измене, настолько выраженной у Турчина, вызывала у него чувство омерзения или, по крайней мере, активного неприятия. В конце концов Шастин понял, что кроме Милы у него никогда не будет никаких шашней, так как ни одна женщина не вызывала у него такого чувства восторга и заполонения; кроме Милы он не мог думать ни о ком, ни представить себя в объятиях другой женщины. Попробовал представить однажды себе красавицу-пациентку в своих объятиях и не ощутил никаких симптомов возбуждения и желания. Мимолетное воспоминание о Миле заставляло его плоть бороться с собой, минимум – позвонить и услышать ее голос. Хоть на несколько секунд. Шастин был счастлив. Мила же ревновала его к работе. Она не понимала, что можно быть влюбленным не только в женщину, но и в работу. Тем не менее время неумолимо сближало их. Несмотря на разницу в возрасте. Несмотря на противоречия в мировоззрении. В частности, в воспитании сына. Костя уступал жене практически во всем, потом раскаивался, что не поговорил с сыном так, как ему хотелось, уступая жене. Со своей работой, бесконечными дежурствами, пока сын был маленьким, папа упустил заметно настоящее отцовское воспитание, и сейчас они с Милой пожинали плоды довольно резкого перехода мальчика-паиньки, мальчика – маменькиного сыночка, в самостоятельного, но беспомощного во взрослой, самостоятельной жизни, юного студента. При всем при том Мила души не чаяла в сыне и считала, что все его пороки – следствие внешнего воздействия. К папе претензий не было. Хотя папа жаждал внести свою лепту в воспитание уже взрослого сына…