Владимир Гой - Стертые времена

Это веселье было как-то не для нас. Допив виски, мы вернулись в отель. Между нами незаметно начала появляться какая-то отчужденность.

Перед тем как отдать швартовы, паром дал несколько продолжительных гудков, словно прощался с этим городом до следующего прибытия.

Как только мы взошли по трапу, я почувствовал, что мы стали отдаляться друг от друга. Когда мы раскладывали вещи в каюте, появилось ощущение, словно между нами вырастает невидимая стена. Мне казалось, ещё немного – и мы будем на «вы». Часов в девять вечера я предложил Лане пойти в ресторан, но она отказалась, сославшись на усталость.

В ресторан я не пошёл, мне достаточно было устроиться в баре и заказать что-нибудь покрепче. Так я и провёл возле стойки всю ночь, мороча голову бармену байками из своей жизни, одновременно заливая виски своё смурное настроение.

Совсем опьяневший, я уснул в одной из больших мягких бархатных ниш в баре под монотонное покачивание на волнах. Мне снилось, что мы опять гуляем по Стокгольму, потом мне казалось, что мы уже в деревеньке на берегу озера, и Лана меня нежно целует, и я, как наяву, слышу её голос: «Мой милый! Ты смешной, но я тебя люблю и не забуду никогда!»

Бармен тронул меня за плечо, и я открыл глаза.

– Мы уже скоро будем причаливать, вам пора. Приходила ваша жена, что-то вам говорила, наверное, пыталась вас разбудить, но не смогла!

В каюту я вернулся, когда паром уже плыл по Даугаве и до причала оставалось совсем немного. Лана посмотрела на меня с сожалением и очень нежно, словно поддерживала меня и не осуждала за то, что я пропал на всю ночь:

– Ну вот и всё, наше плавание подошло к концу! – и тихо добавила: – Я надеялась, что мы проведём этот день и ночь как-то по-другому!

В ответ я лишь пожал плечами, мой затуманенный ночными посиделками разум отказывался дать какое-то объяснение. Она взяла свой небольшой чемоданчик, подошла ко мне, ласково погладила меня по щеке, пристально посмотрела мне в глаза, повернулась и вышла из каюты.

Я наблюдал через иллюминатор, как её встретил мужчина, как он её поцеловал и как она кинула прощальный взгляд в сторону корабля, пытаясь разглядеть там меня. Больше я её никогда не видел.

Это была моя самая неудачная поездка во Францию. Я находился на горнолыжном курорте в Италии и только что вернулся в отель с гор, как вдруг раздался неожиданный звонок. Звонила Николь.

– Генрих, у нас беда… Андре умер!

В первые минуты нам с Лерой просто не хотелось в это верить, а потом, когда мы осознали эту страшную правду, не могли сдержать слёз. От нас ушёл самый близкий друг. Но приехать на его похороны мы никак не успевали, и поэтому мы отправились на сороковой день навестить могилу нашего друга на кладбище в городе Хомекоурт.

Когда я прежде приезжал в Страсбург, то всегда с огромным удовольствием бродил по его старинным улицам или сидел на скамейке в парке. Да и сейчас он в общем не изменился, только на улицах стало ещё больше темнокожих, которые стайками собирались в самом центре. Но в этом городе больше не было Жорж, и теперь он казался нам пустым и неинтересным.

С Николь мы встретились в ресторане на канале возле шлюзов, где мы часто бывали вместе с Жоржем. Её трудно было узнать: волосы подёрнула седина, глаза опухли от пролитых за эти дни слёз. Она держалась изо всех сил, рассказывая, как это произошло:

– За день до ухода на пенсию он велел мастеру снять с его двери табличку, на которой было написано «Главный врач д-р Жорж Полонский», и при этом сказал: «Ну вот, моя жизнь подошла к концу!» А на следующий день во время прощального банкета, где за столом сидели все наши врачи, он поднял бокал и поблагодарил всех за время, которое они вместе проработали. Он стоял, улыбался и вдруг внезапно обмяк и упал. Оказалось, у него был тромб в лёгком. Спасти его не удалось. Вот такая королевская смерть. И он опять ушёл от меня! А у нас было столько планов на жизнь!

По каналу приплыл кораблик, полный любопытных туристов. Он причалил к шлюзу и стал ждать, когда тот наполнится водой и он сможет отправиться дальше.

Всё как когда-то давно, только теперь мы оплакиваем тут нашего друга, с которым в своё время здесь радостно беседовали, пили вино и делились планами на будущее. И мне не верилось, что он намного старше нас, в нём всё кипело от любви к женщинам и жизни. И я снова остро ощутил – жить надо сегодня, сейчас, не рассчитывая на будущее, которого может и не быть. А если любить, то словно в последний раз.

В Хомекоурте, городке, куда когда-то прибыли беженцами из России его родители и где он родился, он и нашёл своё пристанище – человек, который гордился, что был славянином и в то же время французом.

Положив точно такой же маленький букетик, какие Жорж дарил своим любимым женщинам, на его каменную надгробную плиту, Валерия закрыла лицо руками.

Перед самым нашим отъездом Николь отдала мне на память часы Жоржа, которые были в его последний день у него на руке и остановились в момент его смерти. У меня комок подступил к горлу, но я сдержался.

– Спасибо, Николь! Спасибо за то, что согрела его одинокую душу за эти несколько лет!

Она с болью посмотрела куда-то поверх моей головы:

– Из меня словно вырвали мою половину, и я чувствую, как из оставшейся понемногу вытекает и моя душа!

Обнявшись на прощание, мы уехали в аэропорт.

В самолёте я не выпускал часы Жоржа из рук и смотрел на эти остановившиеся стрелки, думая о скоротечности жизни. Я вспомнил, как однажды, когда мы были наедине, я ему рассказал о своём романе с Ланой. Он тогда покачал головой и сказал: «Всех бриллиантов не соберёшь, а потерять можно запросто! Береги то, что у тебя есть, не будь похожим на меня!»

Прошло уже больше трёх лет, как мы с Ланой не виделись, но иногда, если случайно я замечал силуэт женщины, похожей на неё, у меня начинало сильнее биться сердце. Я стал вспоминать, что произошло со мной во время одной из моих поездок в аэропорту Мюнхена, где мне показалось, что в толпе я увидел её.

Рядом с кассами туристических фирм висел плакат с надписью на немецком «В последнюю минуту». И за какие-то небольшие деньги можно было улететь почти в любой конец мира, где светит яркое солнце и никогда не бывает осени.

В аэропорту Мюнхена я бывал уже не раз. Мне нравилось приезжать сюда из отеля в центре города за несколько часов до начала регистрации, побродить по залам аэропорта, посмотреть на непрекращающуюся здесь суету и обязательно посетить баварский ресторанчик с его традиционными сосисками, пивом и аппетитными официантками в национальных платьях с глубоким вырезом, а из него, подобно пивной пене из бокала, выпирала и в такт шагам колыхалась завлекающая нежная, белая грудь, которая вполне могла бы заменить и пиво, и сосиски.

Но этого в меню не было, поэтому я, как всегда, заказал большую кружку пшеничного пива и мюнхенские сосиски, упёршись глазами в декольте платья официантки, словно оттуда смогут порекомендовать что-нибудь ещё. Официантку это не смущало, она лишь ещё больше наклонилась к столу, словно плохо слышала, что я говорил. Это была её игра с клиентами в расчёте получить хорошие чаевые. Я это понимал и никогда не оставлял больше положенного.

Через пару минут пиво было уже на столе и я делал маленькие глотки, наблюдая, как официантка принимает заказ за соседним столом, так же любезно наклоняется ближе к клиенту, а тот то и дело переводит взгляд с её лица на пухлую, манящую грудь. «Да, видно, тоже недокормили парня в детстве грудным молоком, как и всех клиентов мужского пола в этом заведении», – пришел я к заключению и принялся рассматривать большой медный макет пивоваренного аппарата, стоящий в центре пивной. А народ всё валил сюда и валил, складывая чемоданы перед входом в пивную.

И тут я увидел её, внутри что-то ёкнуло, такого ощущения я не испытывал уже много лет. Она стояла у входа и окидывала взглядом зал в поисках свободного столика. К ней подошёл официант и отвёл её в глубь зала, усадив за стол почти за медным макетом.

На вид ей было лет тридцать, знакомый профиль, гладко причесанные волосы и что-то ещё неуловимо знакомое, что невозможно увидеть глазами. Мне показалось, что это Лана. Если бы это было лет десять назад, я бы вскочил со своего места, а сейчас я просто смотрел, не строил никаких планов и даже не мечтал.

Я смотрел, как ей принесли маленький бокал пива. Потом к ней вдруг подошёл молодой мужчина, совсем не тот, которого я видел с ней в последнюю нашу встречу перед посадкой на паром. Я почему-то расстроился, быстро допил свое пиво и, рассчитавшись, вышел из ресторана.

До вылета было ещё много времени, поэтому я отправился бесцельно бродить по магазинам, вызывая у продавцов надежду, что что-то куплю. Мысль об этой женщине не выходила из головы: «А может, это всё же она?»