Олег Агранянц - Все женщины немного Афродиты

БАРСУКОВ. Ты погоди. Алмаз, он маленький. Толку от него никакого.

РЖАВЦЕВ. Не хочешь отдавать?

БАРСУКОВ. Я все документики из шкатулки выгреб. Ознакомился. Так там наводка, как желтый алмаз достать. Он самый ценный.

РЖАВЦЕВ. Ты узнал, где желтый алмаз?

БАРСУКОВ. Узнал. В Чехословакии. Там все есть про него, в письмах. Вот я подумал: тебе – желтый алмаз, большой, а мне голубой – маленький.

РЖАВЦЕВ. Что ты с ним делать будешь? Продать не сможешь, сразу узнают, что с мокрого дела. Влипнешь. А распилишь, он всю цену потеряет. Маленький, говоришь? Покажи.

БАРСУКОВ. Я его дома оставил.

РЖАВЦЕВ. Не продашь ты его никому.

БАРСУКОВ. Продам. Тому, кто за границу едет, продам.

РЖАВЦЕВ. Вот мне и продай. Хочешь, я тебе долларами заплачу?

БАРСУКОВ (живо). Откуда у тебя доллары?

РЖАВЦЕВ. А это мое дело.

БАРСУКОВ. От Ленки, что ли?

РЖАВЦЕВ. Пусть так.

БАРСУКОВ. Сколько долларов?

РЖАВЦЕВ. Покажи камень.

БАРСУКОВ. Нет его со мной, честное слово.

ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.

РЖАВЦЕВ. Договорились встретиться на следующий день в шесть утра напротив его дома у «Союзпечати». И я поехал в магазин для молодоженов на Ленинградке.

ИНДЕЙКИН (удивлен). Зачем?

РЖАВЦЕВ. Купил голубую стекляшку, которую можно было бы выдать Гвоздю за кулон.

ИНДЕЙКИН. Потом?

РЖАВЦЕВ. Потом домой. Поговорил со старухами у подъезда – и на метро к таганкинскому дому. Я знал, что у него гости. Открыл машину, завел и поехал на Кольцевую. Объехал целое кольцо.

ИНДЕЙКИН (удивлен). Зачем?

РЖАВЦЕВ. Я все рассчитал. Поездка до Кольцевой, круг по Кольцевой, возвращение до мебельного магазина во Мневниках, где меня ждал Гвоздь, поездка Гвоздя в Тарусу и обратно, – все это намотает шестьсот тридцать километров, столько, сколько намотала бы поездка в Канузино и назад.

ИНДЕЙКИН. Зачем?

РЖАВЦЕВ. Небольшая наводка – и Гвоздю трудно отвертеться, что не он шлепнул старуху. И кто это ездил на нашей машинке в Канузино? И кто это нашу бабушку шлепнул?

ИНДЕЙКИН (размышляя). С километражем вам удалось нас обмануть.

РЖАВЦЕВ. Потом мне нужно было обеспечить себе алиби. Найти место, где провести всю ночь у кого-то на глазах. Я вспомнил про эту тыкву Константинопольскую. Позвонил. С ней договориться вместе провести ночь легче, чем с юным пионером о полете на Луну. Потом отправился во Мневники. Гвоздь ждал меня напротив мебельного магазина у гостиницы для дальнобойщиков. Он довез меня до Сивцева Вражка, я дал ему телефон Константинопольской. Он сказал, что подъедет к шести. Но позвонил без пяти пять. Встретились.

ГВОЗДЕВ и РЖАВЦЕВ.

РЖАВЦЕВ. Ну, как? Не засыпался?

ГВОЗДЕВ. На даче никого не было. Веришь? Красота какая. Вот ведь как люди живут! Дверь я открыл сразу. Надо же, ценности держат, а на замке приличном экономят. Зашел на второй этаж, в комнату, где он со мной разговаривал. А там, веришь, на столе пыль и его портрет в черной рамочке. Жалко старика стало. А вот в стол вроде никто не лазил. Открыл я стол. А там целых четыре шкатулки. В одной рубли. Немного. Во второй – валюта. Я тебе всю отдам. Мне она ни к чему. В третьей – какие-то инструменты. Я их не тронул. А в четвертой… Никогда не догадаешься.

РЖАВЦЕВ. Не томи.

ГВОЗДЕВ. Наше золото, уже переплавленное. Ну, его-то я взял. И по полному праву. Ну, а ты-то как? Уговор выполнил?

РЖАВЦЕВ. У меня порядок. Кулон при мне. Знаешь, как я его достал?

ГВОЗДЕВ. Не интересуюсь. Достал и достал.

РЖАВЦЕВ. Давай валюту.

ГВОЗДЕВ. Все, как договорились.

РЖАВЦЕВ. Что с золотом делать будешь?

ГВОЗДЕВ. Продам, и, когда ты вернешься, поделим. Только ты, бродяга, смотри, поосторожней. Там, говорят, болезнь новая объявилась…

ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.

РЖАВЦЕВ. Гвоздь взял стекляшку из магазина для молодоженов, покрутил и остался доволен. А потом выложил мне кипу долларов. Я сосчитал. Девять тысяч триста. Потом еще франки, марки. Немного. Простился с ним – и к Барсуку.

РЖАВЦЕВ и БАРСУКОВ.

РЖАВЦЕВ (берет в руки камень). Ой, камешек-то совсем маленький. А я-то думал! На полсотни долларов тянет, не больше.

БАРСУКОВ (испуганно). Ты что! Сам говорил, реликвия.

РЖАВЦЕВ. Ну, разве что за реликвию прибавлю еще полсотни.

БАРСУКОВ. Добавь еще.

РЖАВЦЕВ. Камень маленький.

БАРСУКОВ. Реликвия.

РЖАВЦЕВ. Маленький камень.

БАРСУКОВ. Двести.

РЖАВЦЕВ (посомневавшись). Идет.

ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.

РЖАВЦЕВ. Отстегнул я ему двести зеленых. Он сиял. Понимал, что много с мокрого дела не возьмешь. Они все уголовники. И Барсук, и Гвоздь, и Зайчище, и покойный Захарский. Уголовники.

ИНДЕЙКИН. А вы?

РЖАВЦЕВ. У меня алиби, я никого не убивал. А что купил какой-то камешек у гражданина Барсукова, так не знал, как он к нему попал. Путевку мне оплатила любимая женщина. А если Гвоздь доложит, что я ему стекляшку за доллары продал, так можно ли ему верить?! Подумать только, женщину убил! Его нашли?

ИНДЕЙКИН. Искали. Но не нашли. Исчез.

РЖАВЦЕВ. Значит, все?

ИНДЕЙКИН. Нет. Теперь подробнее расскажите, что было в письмах. Только не говорите, что кроме адреса в Чехословакии там не было ничего интересного!

РЖАВЦЕВ. Какой-то Сучков пишет Анне Крышкиной из Уругвая. Он называет ее Аней. Очевидно, это ее старый знакомый, потому как знает ее по девичьей фамилии. Я обратил внимание на такие слова в письме: «Все сделаю, нужду претерплю, но подарок твой не продам. В могилу с собой возьму, но не отдам». В другом письме Сучков пишет о своем намерении перебраться в Париж.

ИНДЕЙКИН (размышляя). Сучков, скорее всего, был случайным человеком. Анна могла доверить ему желтый бриллиант после войны. Сучков не сотрудничал с немцами, и она надеялась, что в смутное послевоенное время у него больше шансов сохранить камень.

РЖАВЦЕВ. В Париже мне удалось найти следы Сучкова.

ИНДЕЙКИН. Это я узнал только в прошлом году. Я побывал в той церквушке, где вы были пять лет назад.

РЖАВЦЕВ. Там мне сказали, что Сучков перебрался в Африку. И я отправился сюда. Живу здесь уже третий год.

ИНДЕЙКИН. Я слишком поздно понял, почему вы задержались в этой стране.

РЖАВЦЕВ. А когда поняли, то спешно прилетели.

ИНДЕЙКИН. Мне показалось, что вы очень близко подошли к разгадке.

РЖАВЦЕВ. А почему вы не вызвали меня в посольство? Кто вы такой? Вы действительно сотрудник консульского отдела?

ИНДЕЙКИН. Был. Долгое время был.

РЖАВЦЕВ. Теперь вы частное лицо?

ИНДЕЙКИН. В начале нашей беседы вы упомянули покровителя путников и торговцев. А нет ли в греческой мифологии покровителя частных сыщиков?

РЖАВЦЕВ (смеется). Могу предложить того же Гермеса. Он считался покровителем ловкости, плутовства и красноречия, был проводником умерших душ в царство усопших и судьей на олимпийских поединках.

ИНДЕЙКИН. Олимпийские поединки – это подходит. Я намерен выиграть поединок, в который ввязался.

РЖАВЦЕВ. Сначала я вас недооценил.

ИНДЕЙКИН. Мои друзья в этой стране сообщили мне, что вы вертитесь вокруг какой-то старухи. Но в чем дело, так и не могли разобраться. Что это за старуха, Ростислав Романович?

РЖАВЦЕВ. Я отыскал одну очень интересную бабусю. Годков ей под восемьдесят. Соображает с трудом. Но соображает. Она работала у Сучкова служанкой.

ИНДЕЙКИН. Нашли что-нибудь интересное?

РЖАВЦЕВ. Странный был человек этот Сучков. В жару мог ходить в теплом пиджаке.

ИНДЕЙКИН. Пожилой человек, свои привычки, причуды.

РЖАВЦЕВ. Пиджак этот он привез аж из Южной Америки. И так его любил, что наказал себя в нем похоронить. Что и было сделано. Помните письмо Сучкова: «В могилу с собой возьму, но не отдам»?

ИНДЕЙКИН. Неплохо. Бриллиант вполне мог уместиться за подкладкой.

РЖАВЦЕВ. Вот я и подумал…

ИНДЕЙКИН. Это прекрасная рабочая гипотеза. Вы сказали, что вас сегодня ночью ожидает дело по ведомству Гермеса. Это означает, что приступить к реализации этой гипотезы вы намерены уже сегодня ночью?

РЖАВЦЕВ. Сегодня ночью.

ИНДЕЙКИН. Значит, я успел. Вам придется взять меня в напарники.

РЖАВЦЕВ. Вы когда-нибудь раскапывали могилы?

ИНДЕЙКИН. Не приходилось.

РЖАВЦЕВ. И я тоже. Но лиха беда начало. Единственное, в чем я совершенно уверен: днем это лучше не делать.

ИНДЕЙКИН. Совершенно справедливое замечание. А вдвоем мы сможем?

РЖАВЦЕВ. Я нанял четырех местных.

ИНДЕЙКИН. Они согласились?

РЖАВЦЕВ. За такие деньги они готовы и живого закопать.

ИНДЕЙКИН. У нас еще есть время?

РЖАВЦЕВ (смотрит на часы). У нас есть полтора часа.

ИНДЕЙКИН. Тогда можно отдохнуть. Не забывайте, я старше вас лет на двадцать. Мало того, что мне пришлось лететь в ваш, как вы выразились, бананово-лимонный рай, теперь еще придется ночью эксгумировать труп. Не самое приятное занятие для пожилого человека.

ИНДЕЙКИН устраивается удобнее в кресле. РЖАВЦЕВ ждет, пока тот уснет. Потом, убедившись, что ИНДЕЙКИН уснул, тихонько встает и направляется к выходу. Уходит. Через полминуты ИНДЕЙКИН открывает глаза, поднимается, быстро идет к прилавку бара. Снимает телефонную трубку.