И. Евстигней - Переводчик

– Ты – вода?

– Нет. Просто вода – наиболее удобная форма существования. На этой планете. Вездесущая. Безграничная. Ёмкая… И наиболее приятная, – в голосе моего собеседника скользнула улыбка.

– …вездесущая и безграничная… как бог? Реки, озера, моря? Дождь и снег? Водопроводная вода? Питьевая вода, пища? Кровь, лимфа, внутриклеточная жидкость, ликвор?.. Ты знаешь, что происходит везде и повсюду? И в голове у каждого?

– Я просто считываю информацию.

– А как же войны, смертельные болезни, эпидемии?

– Их тоже хотели. Хотели очень многие. И хотели очень сильно. Возможно, сами того не осознавая. Я просто выполнил их желания.

– Но никто не хочет крови и смерти!

– Я считываю настоящие желания. Те, что скрыты в глубине…

– Даже если так, другие-то люди хотели счастья, покоя, любви!

– Да. Хотели. Но не так сильно. И, на самом деле, их было не так много.

– И ты бесстрастно и равнодушно…

– Нет, – в голосе моего собеседника зазвучала глухая, тяжёлая тоска… или мне только показалось? – Но у меня нет собственной энергии. Вся энергия в вас, ваших желаниях, ваших мечтах. У меня просто нет выбора.

– Ты живой?

– Живой? Ты хочешь знать, если ли у меня душа? В вашем понимании? Я сам – душа.

– Неужели тебе никогда не хочется поговорить с людьми?

– Хочется. И я говорю. Как сейчас с тобой.

– И всегда через боль?

– Нет. Просто у тебя совсем нет защиты. Нет стены.

– Нет стены? Что это значит?

– Люди привыкли отгораживаться от внешнего мира. От других людей. Даже от самих себя. Они живут, как в крепости, укрывшись за высокой и толстой крепостной стеной. Иногда они выходят за её пределы, иногда пускают к себе других, немногих – родителей, жену, мужа, детей, самых близких друзей. Но большей частью они всегда отгорожены, всегда защищены. А ты открыт, как оголённый нерв. Ты пускаешь к себе сразу, полностью, не закрываясь и не защищаясь. Вокруг твоего мира нет никакой крепостной стены, никаких защитных механизмов.

– Значит, я слаб?

– Наоборот ты силён.

– Но если у меня нет крепости…

– Крепость нужна тому, кто боится. Боится, что любая частица внешнего мира, будь то другой человек, знание или эмоция, может повредить ему, оскорбить, унизить… стать источником боли или любых иных негативных переживаний… А ты не боишься этого. Когда человек отгорожен от мира прочной стеной, мне трудно проникнуть к нему. Его сознание перекрывает мне все пути, воздвигает всевозможные препоны, лишь бы не пустить меня внутрь, и я пробираюсь к нему медленно и постепенно. А с тобой… контакт был мгновенным и полным, я сам не ожидал этого… такое случается крайне редко…

– Но раз у меня нет… стены, ты узнал обо мне всё?

– Нет. Ты слишком похож на меня. Ты такой же открытый и текучий, как и я. Поэтому я могу узнать о тебе лишь то, что ты захочешь, чтобы я узнал. Что ты мне позволишь…

Я лежал и смотрел на высокое небо сквозь кровавую пелену. У левого бока, привязанный к поясу, тяжело колыхался в тёплых волнах МальАх.

– А он? Ты разговариваешь и с ним тоже? – спросил я.

– С ним… с тобой… Твой меч – часть твоей души.

– Нет, ты ошибаешься! Он предназначен только для того, чтобы убивать! Он несёт с собой смерть! Он – это не я!

– Это часть тебя…

– Часть меня?.. А тогда… тогда тот странный сон, который постоянно мне снится… древний город, башня с золотыми рогами, и тот парень в богатом старинном плаще с коротким мечом на поясе, озлобленный и несчастный – это тоже часть меня? Кто он?

Мне показалось, что мой собеседник медлит, не желая отвечать.

– Ты не хочешь говорить мне? Кто он? Мой предок?

– Твой предок… твоя душа… ты сам… какое это имеет значение?

– Так это был Я?!!!

Мне не ответили.

– Так это я разрушил их башню? Ту самую Вавилонскую башню?!!!

– Да…

– А кем я был?

– Ты был потомственным вавилонянином из знатного ассирийского рода. Личным толмачом царя вавилонского Навуходоносора Второго, благочестивого принца, высшего правителя Города, любимого Небом…

У меня в голове всё смешалось. Так этот парень, который приходил ко мне из ночи в ночь, взъерошенный и ненавидящий весь мир из-за того, что его лишили его единственной любви, был мной? И он тоже – вернее, я – был переводчиком? И именно он – то есть, я – разрушил ту самую библейскую Вавилонскую башню, смешал языки, рассеял народы… Но это… это невозможно! Это попросту не-воз-мож-но!!! Я же, в конце концов, не бог!

– Да, ты не бог.

Я дёрнулся. Сложно разговаривать с собеседником, который читает – вернее, живёт в твоих мыслях.

– И ты не смешивал никаких языков. Люди были разноязычными и до того. Смешение языков – это всего лишь… как принято у вас говорить… библейская метафора, наглядный образ. Ты просто разрушил башню. Святилище великого бога Бела-Мардука… Да и разрушил ты её не ради каких-то там благородных целей. Вовсе нет. Радетелем за всеобщее благо и счастье ты никогда не был. Ты разрушил её, чтобы отомстить… отомстить, и не более того. Потому что счёл, что великий Бела-Мардук, отец богов, и его жрецы отняли у тебя твою любовь… Но хочу тебя успокоить: сам акт разрушения был абсолютно безвредным и бесполезным делом. Таких зиккуратов по всей Вавилонии было понастроено сотни. А этот вавилонский был примечателен разве что тем, что был на пару десятков метров выше других. Ты просто потешил своё тщеславие. Но твоя казнь…

– Что моя казнь?

– Я прочёл твои мысли.

– И что… что я тогда пожелал?!

– Ты пожелал людям не знать, что такое любовь… и никогда отныне не понимать друг друга.

Да, я помню это… я помню…

– Но само по себе твоё желание… значило не так много. Каждый миг я узнаю миллионы человеческих желаний.

– Тогда почему… причём тут я?

– Всплеск эгоцентризма… безграничный, сверхпредельный, беспощадный… я не мог ему сопротивляться… в нём было слишком много силы… и я воплотил его в жизнь… Ты был переполнен самим собой, своей болью, своей ненавистью… в этом мире для тебя не существовало больше никого и ничего – ничьих желаний, ничьих жизней, ничьих радостей. Для тебя существовал только ты. Твоя разрушенная любовь, твоя боль… Этот мир существовал только для тебя… для тебя одного. Я только считал твою матрицу мира и наложил её на реальный мир… Людей разъединил не взрыв башни, а взрыв эгоизма. Люди и раньше говорили на разных языках, но они хотели понимать друг друга. Ты поселил в их душах эгоизм. Они не только перестали понимать друг друга, но и перестали хотеть этого. Началась эпоха раздоров и кровопролитнейших войн. Спустя пару веков Вавилон, город городов, роскошный и гордый, был сравнен с землей. Многие населявшие его народы исчезли с лица земли. Тот импульс, который был выброшен тобою в мир при смерти, был очень мощным… Как видишь, его действие длится и по сей день…

С трудом оперевшись на руки, я приподнялся и сел. Голова кружилась, раскалывалась звенящей пустотой. Казалось, весь мир вокруг меня рухнул, разлетелся на мелкие осколки…

Когда-то давным-давно, когда люди говорили на одном языке – когда они хотели понимать друг друга – жил один парень из богатого и знатного рода, и был он личным переводчиком могущественного царя вавилонского Навуходоносора Второго. Но люди чувствовали его чуждость и прозвали его Накиру – пришельцем, чужим. Этот парень любил девушку, но люди отняли у него его любовь. И тогда он разрушил их башню, которую они строили всем миром. Башню, где жил их бог. Башню, ведущую до небес. И поселил в их душах эгоизм. И люди перестали понимать друг друга, потому что больше не хотели понимать…

А чего хочу я… нынешний я, всё такой же чуждый для всех пришелец, с оголёнными нервами и душой, со своими вечными сомнениями, с растерзанной собственноручно любовью и бессмысленной жизнью? Чего я хочу?.. Я встал на ноги и, качаясь, пошёл в океан. Вода подхватила меня, лишила моё тело земного веса, и наконец я поплыл. Что я могу дать людям? Людям, которых я знаю, и тем, которых не знаю, с кем просто живу на одной планете? И могу ли я вообще что-то им дать?..

Плыть было легко, без всяких усилий. Бирюзовая вода ласкала меня, нежно поддерживала и несла всё дальше и дальше… дальше от берега, от людей, от моей прежней жизни…

Что я знал в этой жизни, что видел? Мама? Её я почти не помнил… детский спортивный интернат, тренировки три раза в день, в промежутках учёба, которой все были рады, потому что можно было просто посидеть на месте. Побои. Победы. Мастер Джан – учитель, прикасающийся к вечности. И друзья – конечно же, друзья, астоящие, на всю жизнь… Потом Россия, университет, вечные претензии и недовольство со стороны отца. Я его понимал. Строить политическую карьеру – и без того нелёгкое дело, а когда у тебя под боком такой сын, который с трудом вписывается во все рамки… Первые отношения, первые девушки – одна, другая, третья… Их было не так много. Хотя, наверное, и не так мало.