И. Евстигней - Переводчик

– Продал… да не продал, – мой приятель буквально лучился довольством.

– Вернее, продал, да не полностью. Не весь. Как гранату без запала. Так что готовься. Скоро этот мир будет лежать у наших ног. Согласен?..

Согласен ли я?.. Я молча отстегнул от пояса МальАха, перекинул его за борт и медленно-медленно разжал руку. Тот вошёл в воду мягко, без всплеска, неспешно прорезая в нефритовой толще чёрную рану, истекающую кровавой тьмой, и наконец исчез в бездонной глуби. Я сидел и смотрел на ласковую рябь волн… а океан затих и внимательно ждал моего ответа…

Я сидел почти в ночном небе – высоком и прозрачном, словно кто-то развёл жемчужно-серую акварель на кровавой подложке – на самом верху высоченных ворот богини Иштар. Тёплый зимний плащ был распахнут настежь; пронизывающий ветер яростно трепал рубашку, забирая остатки тепла, но изнутри меня обдавало жаром. Я поднёс ко лбу дрожащую руку, вытер пот и ощутил, как по венам снова накатывает, нарастая, волна обжигающей радости. Прямо передо мной, на фоне этого распаханного багровыми зарницами неба, неторопливо и торжественно оседала, будто стекая внутрь гигантской инфернальной воронки, уродливая, вросшая в землю как гигантский моллюск башня Этеменанки, обиталище великого бога Бела-Мардука. Я видел, как сначала каменный монстр вздрогнул, всколыхнулся всей своей мягкой бескостной плотью, будто кто-то кольнул его в сердце смертоносной иглой. Потом замер на бесконечно долгую минуту, будто размышляя, что делать дальше. И, наконец, начал неспешно сжиматься: выложенный белой глазурованной плиткой, видимый даже отсюда второй ярус-этаж принялся сужаться, затягиваясь в середину воронки, за ним последовал третий, отсюда казавшийся багрово-чёрным, затем четвёртый… Башня тяжело дышала, как умирающее животное, и оседала. И вот от этого-то самого зрелища – от этого кровавого неба, этого крушащегося на моих глазах каменного монстра – меня захлёстывала пьянящая, болезненная эйфория.

Подо мной насколько хватало взгляда, по широкой дороге Процессий медленно текла человеческая река. Золотой истукан – священная статуя Бела-Мардука двенадцати локтей высоты – уже исчез из виду, наверное, носилки свернули к Дворцу Судеб, что находится прямо за Северным царским дворцом… В смутном свете тысяч факелов лица людей – смеющиеся, жующие, говорящие, все в инфернальных красноватых бликах от свеженачищенной меди ворот – казались ещё зловещее… а с обеих сторон дороги на них взирали злобные львиные морды в ореолах багровых грив…

Сквозь гомон человеческой толпы пробивался утробный гул оседающей башни. Я поднял глаза. Вокруг каменного монстра, на фоне ночного весеннего неба, роем трупных мух метались потревоженные с ночёвки птицы. Уже начала оседать вершина: венчавшие крышу храма золотые рога великого бога Мардука нехотя накренились и скатились к центру, нырнув в провал. Казалось, башня держалась золотыми рогами за небо – как только те исчезли в воронке, её внешние стены начали быстро складываться внутрь, как у непрочных домиков-замков из глиняных табличек, которые я любил строить в детстве. Теперь уже грохот перекрыл все человеческие звуки, и весть о происходящем – чудовищном, невероятном происходящем – донеслась от хвоста процессии до её середины. Толпа взволновалась, зашевелилась, судорожно заметались факелы, уродуя дёргающимся светом человеческие лица, и люди побежали… Они бежали вперёд, снедаемые суеверным страхом, прочь из этого города, за его стены, дальше, как можно дальше отсюда… В узком проёме ворот они давили, топтали друг друга, налетая на падающие факелы, вопя от боли и ужаса, пытаясь ухватиться скользкими от крови пальцами за маслянистую гладь глазурованных стен… Но меня это не волновало. Люди меня больше не волновали… больше… или никогда? Я не отводил глаз от останков гигантского моллюска, содрогавшегося в предсмертных конвульсиях, и меня вновь и вновь, перекрывая друг друга всё с нарастающей силой, захлёстывали волны чистого, опаляющего, божественного восторга, от которого немели кончики пальцев…

Неужели это сделал я, Накиру, пришелец, чужой? Убил душу, разрушил сердце этого роскошного, высокомерного, жадного, немилосердного, самоуверенного, грешного и жестокого города городов, столицы мира? Я лёг на спину, закинул руки за голову и впервые с того вечера – того вечера, когда у меня отняли её — посмотрел в небо. Снизу доносились человеческие крики, вопли, стоны. А я лежал и любовался лёгким, прозрачно-серым с розовым отсветом, каким оно бывает только в этот первый весенний месяц нисану, небом. Да, это сделал Я! Я! Вы слышите все боги этого мира?! Это сделал Я!

Я хочу выразить огромную и искреннюю благодарность моему дальнему брату, родному по крови и по духу, блестящему переводчику Хольгеру Е., бескорыстно помогавшему мне при написании этой книги, позволявшему безжалостно отнимать у него время и безнаказанно копаться в его сознании, подсознании, мыслях и снах, подчас выворачивая его мозг наизнанку, и без которого эта книга никогда бы не состоялась, и его любимому котёнку из инета Олечке Б., которая помогла выжить ему. Также огромная благодарность моему любимому на все времена певцу и композитору Мэтту Беллами из группы Muse, чей проникновенный голос поддерживал меня всегда и вытаскивал из самых глубоких морально-душевных ям…

Не нужно искать в этой книге высоких или наоборот глубоких философских идей. Или нравственных идеалов. Их там нет. Но… но сегодня мы живём в мире душевной лени и избыточной «цивилизованности». Мы сознательно загоняем себя в рамки урезанного со всех сторон диапазона эмоций, мыслей, чувств… Мы слишком многое прощаем другим людям и самим себе, слишком многое терпим, на слишком многое закрываем глаза, со слишком многим смиряемся, не желая покидать пределы своих уютных мирков, ограждённых высокими крепостными стенами собственной личности… да, мстить всему миру за свою разрушенную любовь – не лучший вариант… на этом месте хочется поставить десяток скобочек-улыбок…))))))))))… издержки интернет-общения… но, может быть, всё же стоит разрушить свои крепостные стены и попытаться остаться с этим миром наедине?..

И.Евстигней

9 апреля 2014 г.

Перевод И.Гурова

nakiru на аккадском языке означает ‘чужой’.

Высокомерный (Ис. 14:13), жадный (Иерем. 51:13), немилосердный, жестокий (Ис. 47:6), самоуверенный (Ис. 47:8).

Не обманывай себя… и не лги себе…

Эта любовь слишком хороша, чтобы длиться вечно… а я слишком стар, чтобы мечтать… композиция ‘Blackout’ группы Muse из альбома ‘Absolution’ 2003 года.

Из стихотворения Сергея Корчицкого «Башня»

Булат, изготовлявшийся в провинции Хоросан, Персия. На Востоке считался булатом высшего качества.

Стихотворение «Блажь», автор НМ, взято с сайта www.svistok.ru. Огромнейшая благодарность автору!

Из стихотворения «Свет и светоч» Станислава Айдиняна

По мотивам работы «Антропотоки и институты натурализации. Русский язык как институт натурализации» С.Боровикова и С.Переслегина.

От арамейского корня šrn – ‘дикая кошка’.

арамейский

около 6 метров

примерно 2,5 тонны

Коулун в переводе означает ‘девять драконов’. Восемь драконов – это восемь холмов, на которых стоит Коулун. Девятым драконом называется император, сын Неба.

Цинна – один из разделов китайского боевого искусства ушу, изучает искусство захвата, контроля и перелома суставов.

Вилайет – административно-территориальная единица в арабских странах.

Насх – один из стилей арабской каллиграфии, обыденный и наиболее простой шрифт.

Омаритская лирика – направление в арабской любовной поэзии, основанное знаменитым арабским поэтом Омаром ибн Абу Рабиа (644–712 гг.)

Бекмес также называют фруктовым мёдом. Это натуральный сироп, сгущённый сок фруктов и овощей.

Насталик – каллиграфический почерк, разработанный в 14 в. персидским каллиграфом Мирали Тебризи. По преданию, тот вдохновился сном, в котором увидел машущих крыльями птиц. Этот стиль характеризуется большим количеством лигатур, которые нависают друг над другом, и напоминает танцующих птиц.

Канди – рубашка с короткими или длинными рукавами из хлопка, шерсти или льна. Основная мужская одежда в Ассирии и Вавилоне.

Я прошу прощения у читателей за вольную интерпретацию возраста и внешнего облика библейского пророка Даниила…