Сергей Лисицкий - Этажи села Починки

Это первая книга прозы Сергея Лисицкого, ранее выпустившего три сборника стихов. И повесть и рассказы, составляющие эту книгу, посвящены, за малым исключением, деревенской жизни в русской степной полосе, славной издавна лугами, да пшеничными полями, да песнями, да буйной казацкой волей.

Автор, словно поводырь, водит нас стежками-дорожками по укромным деревенькам, лежащим в стороне от городов да шумных проезжих большаков. Здесь все ему любо и дорого, все знакомо до малой травинки в широком поле, до последней хатенки на хуторском захолустье.

«Место, где расположилось сельцо, — удобное, рядом со степным невеликим озером, и от большого села Бутово недалеко, и до города Петровска — тоже рукой подать: километров двенадцать, не более будет. И земля тут добрая, черноземная. Много травы-степняка, и луговые угодья богатые. Испокон веков жили тут люди и не тужили…»

Почему же уходили некоторые хлеборобы в город от такого приволья? А потому, что отдельные колхозы были слабые, платили там за труд мало, а еще — избы стали ветхими, построить новый дом трудно. Вот и уходили одни, а другие оставались, но землю не оставляли впусте, мало-помалу обстраивали свои селитьбы, налаживали хозяйства, укореняли жизнь. Этот упорный мастеровой народ, перенявший от предков своих любовь к земле и нравственную стойкость, стал для Сергея Лисицкого главным жизненным образцом, заслуживающим самого пристального исследования. Его рассказы, а точнее — очерки, зарисовки, эскизы с натуры, написаны легко и непринужденно, без мудрствования от лукавого. Их главное достоинство — непосредственность. Все эти пастухи и сапожники, трактористы и плотники, гармонисты и знахарки, подростки и старики живописны и оригинальны. Чувствуется, что Лисицкий жил среди них, хорошо знает их и любит.

Не все в равной мере удается Лисицкому. Сказывается еще отсутствие опыта. Не будем забывать — перед нами первая книга прозы поэта. Однако достоверность описания быта, природы, оригинальные характеры, живой и образный язык позволяют нам надеяться, что читатель с интересом прочтет эту книгу.

Б. МОЖАЕВ

Когда-то, еще до революции, сельцо это — Починки — было хутором с соломенными амбарами и жердяными загонами для скота. Место, где расположилось сельцо, — удобное, рядом со степным невеликим озером, и от большого села Бутово недалеко, и до города Петровска — тоже рукой подать: километров двенадцать, не более будет. И земля тут добрая, черноземная. Много травы-степняка, и луговые угодья богатые. Испокон веков жили тут люди и не тужили. Правда, от основной дороги-грейдера вроде бы в стороне, так в этом своя выгода была: со скотиной поспокойнее, да и уютнее оно.

В старые довоенные годы жили тут две или три семьи и славились на всю округу мастерством своим корзины плесть, а то еще веники из сорго вязать. Низкие места речки-безымянки богаты ивой-брединой да болотной кугой-чаканом — сырье, можно сказать, дармовое и впрок его было. Чего ж не заняться промыслом, коли спрос на товар есть?

На базаре в Петровске хоть и завозно бывало, а все же поделки починковских мастеров — нарасхват. Отличался их товар в выгодную сторону и красотой, и удобством, и, главное, прочностью. Наезжали, правда, еще мастера из-за Дона, что близ Шкурлата: у тех кошелки и корзинки добрые были, но и они против починковских уступали — прочность не та. А секрет-то в том, что они лыко в кугу не вплетали, да и не так уж много у них товару было, конкуренция отсутствовала как таковая.

Митрий Смирин родился и вырос тут, в Починках. Отец у него извозчиком был, всю жизнь при лошадях состоял. И на фронте с обозом аж до Польши дошел. Погиб при бомбежке под Люблином… Мать — в десятом колене крестьянка. Домохозяйкой и труженицей поля была — схоронил ее сын три года назад. Живет теперь своей семьей. А семья такая: жена Марина да двое детей — дочь Лена — третьеклассница, сын Дениска — шестилетний мальчишка. Работает Смирин механизатором в колхозе. Все ступеньки снизу доверху прошел: от ученика реммастерских МТС до того самого «широкого профиля» дошел, о котором любят в газетах писать. Был и трактористом, и мотористом, и дизелистом, и комбайнером, даже на бульдозере довелось проработать целое лето.

А в детстве, бывало, кони ночами снились. Трепетной любовью Митя Смирин любил коней. Но такое уж пришло время — угас лошадиный век. Впервые узнал и увидел в действии «лошадиные силы», заключенные в железном сердце мотора, он тогда же, в детстве, когда Артем, дядя Мити — первый тракторист в округе, — взял племянника с собой на пашню. Как сейчас видит перед своими глазами Митрий взбугренные пласты чернозема, с легкостью игрушки плывет следом за трактором трехлемешный плуг. Словно сейчас вдыхает он запахи машинного масла и металла, гарь сладко-горького дыма, слышит разгоряченный рокот двигателя… И такое страстное любопытство разбирало Митрия, что он днем и ночью все думал и удивлялся: откуда такая сила в железе? С тех пор и пошел он по металлической части. Да оно и верно вышло: нынче — кругом техника, куда без нее?

Так и живет Митрий хозяином на отцовском подворье вот уже двадцать с лишком лет, с тех пор как демобилизовался в сорок девятом. Всякое за эти годы бывало, но особенно трудновато пришлось поначалу. Вернулся из армии в шинели, в гимнастерке да в кирзовых сапогах, а дома — пусто. Мать, правда, двух коз завела, но их через год пришлось сдать в счет налога. Работал Митрий в реммастерской МТС. Недолго там довелось потрудиться. Посадили на трактор. Потом на комбайн. Тяжеловато пришлось. Только после пятьдесят четвертого года передышка наступила. А там — снова эксперименты: то кукуруза, то пропашные… Бросала Митрия жизнь из стороны в сторону, а достатка особого не нажил, но жить было можно. Оно все бы ничего, да была у Митрия одна закавыка — друг детства Федор Лыков с толку сбивал.

Служили они с Лыковым вместе — разом и демобилизовались. Только Федор в то время, когда Митрий пошел в МТС, — в район подался. Несколько лет подряд был шофером важного райисполкомовского начальника. На «Победе», а после на «Волге» ездил. И все подбивал Митрия: «Ну, что ты в черноземе копаешься? У тебя же руки к металлу лежат. Разве в Петровске не найдется дело подходящее? Едем, я найду тебе работу. В галстуке ходить будешь и при деньге…»

Митрий колебался, ссылался на то, что домишко подправить надо: крышу новую справить и полы застелить. Справил. А тут — женитьба, дети пошли. Но мысль уехать в город его все время не покидала.

«Смотри, засосет тебя чернозем насовсем», — сокрушался Федор.

«Не засосет, — отвечал Митрий, — вот погреб сорганизую и — баста. Нельзя же без погреба тещу оставлять одну, в город она ни за что не поедет».

Шел за годом год, и находились в хозяйстве неотложные дела и заботы: колодец исправить, сарай перекрыть, а там опять домишко починки просит — печку переложить надо край. Но главной причиной были, конечно, дети. Куда с такими малышами поедешь?

Со временем желание уехать в город, подогреваемое Федором, опять крепло, и Митрий, особенно в часы, когда находился среди сельчан в застолье, часто повторял: «Вот скоро уеду. Федька зовет. Что у меня, руки хуже разве, чем у других?.. Разве я не механик! Да я хоть к водникам на причал, хоть на завод, хоть в потребсоюз, хоть куда…»

В такие минуты, как всегда, Митрия поддерживал Степка Сыч, любитель выпить за чужой счет и прозванный Сычом за свою замкнутость и нелюдимство: «Ясно дело, не хуже, — произносил Сыч, — в Петровске таких — давай. Ясно дело, руки — золото».

Время шло, а Митрий так и не мог разделаться со всеми своими делами. Наоборот, чем больше он старался работал, тем непочатей представал перед ним край очередных дел и забот. Вот уже два года, как Федор Лыков не возил больше важного начальника. Проштрафился: надо было ехать в область на совещание, а он напился. Уволили его. Присмирел он, но ненадолго — сейчас перешел в сельпо на грузовую машину: «Лучше, говорит, стало. Зарплата та же, а хлопот меньше, да еще приработок есть».

Как и все другие, уход Лыкова в сельпо Митрий считал явным понижением. И его мечта об уходе в город временно потускнела. Но потом он стал думать и рассудил иначе: «Раз после такого случая Федор тут же нашел работу и говорит, что не хуже, а лучше, значит, в городе действительно насчет работы свободнее. А случись все это в Починках — куда подаваться?.. Вот рассчитаюсь с жатвой, поставлю машину на ремонт и уйду».

Митрий и не помышлял говорить жене о своем решении — засмеет, не один ведь год эти разговоры. Еще тогда, когда он впервые открыл ей свои планы, а потом вышло, что планы эти на воде вилами писаны, — Марина смеялась: «Бедному жениться — ночь коротка, так и тебе этот город…»