Сергей Лисицкий - Этажи села Починки

— Пойми ты, — доказывал я, — мне здесь еще к матери следует появиться.

В общем, я стал собираться в дорогу.

Открытие автографа, сделанное мною, произвело на хуторян-учителей ошеломляющее впечатление. Правда, Виктория Вениаминовна да и брат отнеслись ко всему этому более чем осторожно. Они надеялись все еще на таинственное письмо. А оно все не находилось…

Наконец все было готово. Николай вызвался меня проводить до Сорочьей балки, что находилась в полутора километрах от хутора.

Вышли со двора, Евдоким Лукич как раз возвращался из школы домой.

— Приезжайте еще, — пригласил меня старик.

Я поблагодарил его и попрощался.

— В добрый час, — сказал он и приподнял свою широкополую шляпу.

На повороте, у самой балки, мы с братом обнялись на прощание, и я зашагал в свою сторону. «Вот за тем кустом степного ольшаника, где дорога идет вниз, и поеду», — думал я. Еще раз оглянулся. Николай все стоял на месте, махал рукой. Я сел на свой велосипед и легко покатил навстречу солнцу. Через несколько минут оглянулся, но уже ни хутора, ни брата — ничего не было видно.

Впереди и по бокам плыли навстречу убранные и местами уже вспаханные пашни, неторопливо двигались телеграфные столбы с проводами, на которых восседали важные вороны и юркие галки.

Я ехал и думал о хуторе, покинутом только что мною, о Евдокиме Лукиче и Виктории Вениаминовне, о математике Куцеволове и завуче Лидии Георгиевне, о судьбе поэта и Дуняши, такой грустной и светлой, далекой и горячо близкой сердцу, овеявшей своим дыханием нынешний осенний день…

Для меня была важна не столько подлинность и достоверность этой истории, сколько то, что в памяти народной хранится любовь ко всему, что было дорого и свято поэту. И не зря воистину высокие и благородные чувства моих земляков устремлены к тому сердцу, которое заставило с такой страстью вспыхнуть душу поэта, которая подарила миру прекрасные, полные жизни и огня неповторимые песни!..

Пампушки — пресные оладьи (местн.).