Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 2

— Знали, вы многое знали. — Голиков позвонил и приказал принести хозяйственную сумку задержанного Никонова. — У меня к вам вопрос. Зачем вы взяли с собой еду, — боялись, что не накормят в самолете?

— Страдаю хроническим катаром желудка и соблюдаю строгую диету, — ответил Никонов, отводя взгляд.

— Вот как. Оказывается, кроме туберкулеза, вы еще болеете катаром желудка. Кефир — это диета?

Ответа не последовало.

Голиков встал, взял из сумки бутылку с кефиром и, отодвинув ширму в углу кабинета, осторожно вылил содержимое бутылки в умывальник. Казарновский и Шагов смотрели на него во все глаза. Один Никонов сидел безучастный ко всему.

— Да вы могли отдать богу душу! — воскликнул Голиков. — Посмотрите, тут, на дне бутылки, целый булыжник.

Полковник осторожно прополоскал водой бутылку и, когда камни хорошо промылись, высыпал их на стекло стола. Под светом настольной лампы бриллианты заискрились.

— Какой же, оказывается, он подлец! Меня, своего благодетеля, так обмануть! Говорил, есть покупатель на мои камешки, и я продал ему пятнадцать штук.

Голиков встал.

— Хватит, сеанс окончен, — сказал он. — Могу еще сообщить для вашего сведения, что все ваши сообщники-валютчики в других городах арестованы тоже. Отпираться вам не стоит, мы ведь были в курсе ваших дел, ждали только последнего гостя из-за границы. Товарищ часовой, уведите арестованных, — приказал он.

Полковник и майор наблюдали, как Казарновский, Шагов и Никонов, понурив головы, шли за часовым.

Комиссии профсоюзов исчезли с комбината так же неожиданно, как и появились. После их ухода начались всякие разговоры, пересуды. Одни утверждали, что на этот раз Власову не выкрутиться, — ведь обследователи были наделены большими правами. Такие утверждения подкреплялись таинственным молчанием героя дня — Капралова. Он отделывался улыбками, когда его спрашивали о результатах работы комиссий, и разводил руками, как бы говоря: «Знаю, но сказать ничего не могу». Другие говорили, что председатель фабкома оказался человеком недалеким, ничего не понял из того, что делается на комбинате, и вместо того, чтобы включиться в общую работу, поднял никому не нужную шумиху и зря замутил воду.

Слухи эти доходили и до Власова, но он не придавал им особого значения. Дела на комбинате шли отлично. Снабженцев, транспортников и даже кладовщиков словно подменили: они старались вовсю, всячески шли навстречу требованиям заведующих фабриками и начальников цехов, заказы выполняли без затяжек. Кладовщики, а иногда и сам начальник снабжения обходили вечером цеха и записывали требования, с тем чтобы утром, до начала смены, доставить на место нужные материалы и химикаты. Успешно шло и строительство нового корпуса. Строители закончили кладку, покрыли железом крышу и приступили к внутренним отделочным работам.

Власов старался не замечать мелочей, всячески отталкивал их от себя, но они, эти мелочи, порою наступали со всех сторон, принимали угрожающие формы, вроде конфликта с заведующим районным финансовым отделом или столкновения с Капраловым. Они портили настроение и даже угрожали свести на нет все его усилия.

Вскоре выяснилось, что заведующий райфинотделом выполнил свою угрозу и наложил арест на счет фонда предприятия, где оставалось сорок семь тысяч рублей и куда могли вернуться пятьдесят тысяч, переведенные «на авось» на текущий счет Мосстроя.

Не находя иного выхода, Власов отправился к секретарю горкома партии по промышленности. К счастью, секретарь понял его без лишних объяснений и сердито покачал головой.

— Черт те что делается! — сказал он. — Партия, правительство ищут пути, считают нужным экспериментировать, проверять на практике новые формы руководства промышленностью, а какой-то чинуша сводит на нет усилия целого коллектива!..

— Я всячески пытался разъяснить заведующему райфо причины, приведшие к уменьшению налога с оборота по нашему комбинату, но это ни к чему не привело. Он не хотел понять элементарных вещей и твердил одно: «Я не вправе вникать ни в какие объективные причины».

— Зачем ему утруждать себя и портить нервы?.. Хорошо, мы этого финансиста приведем в чувство, чтобы впредь не зарывался! — обещал секретарь горкома и после непродолжительного раздумья добавил: — Независимо ни от чего, вы напишите докладную записку. Расскажите обо всем, что мешает вашей нормальной работе, упомяните и о вашем председателе фабкома и о профсоюзных комиссиях, обследующих ваш комбинат. Мы доложим Центральному Комитету, чтобы заранее стало известно: новые мероприятия встретят серьезное сопротивление в отдельных звеньях советского аппарата и… — тут он замялся, но все же договорил:…и не исключено, что даже в некоторых партийных организациях, где сидят люди, отвыкшие думать…

Спустя несколько дней, на пленуме райкома партии, где должны были выбирать нового секретаря, к Власову как ни в чем не бывало подошел заведующий райфо.

— Арест с вашего счета мы сняли, так что можете выписывать деньги и расходовать по вашему усмотрению… Скажите, Власов, зачем вам понадобилось жаловаться на меня в вышестоящие организации, — разве мы не могли договориться между собой?

— Нет, не могли, — резко ответил Власов и отошел от него.

До начала заседания пленума секретарь горкома партии сел рядом с Власовым и доверительно сказал:

— Алексей Федорович, быть бы вам первым секретарем, если бы не особые обстоятельства, сложившиеся на вашем комбинате!.. В городском комитете партии был серьезный разговор по этому поводу, но секретари пришли к заключению, что вас трогать нельзя.

— Хорошо, что так!.. Какой из меня секретарь райкома? Я — законченный хозяйственник, и дай бог справиться со своими делами. Зачем только вы взяли от нас Дмитрия Романовича Сизова? Поверьте, без него я совсем осиротел и работать мне стало тяжело. Не пойму, в чем дело, — есть люди, не скрывающие свою неприязнь ко мне. Ревнуют, что ли? Но дело не во мне, — они мешают работать всем, чем могут, начиная от мелких уколов и до открытых скандалов. Я только и знаю, что без конца отбиваюсь от наскоков, вместо того чтобы спокойно работать. Знаете, что сказал мне на днях один директор группы текстильных фабрик? «Конечно, имея такие связи в верхах и пользуясь крепкой поддержкой, можно делать все, что угодно, — сказал он. — В середине года скорректировать план и перейти на выработку выгодного ассортимента, платить работникам повышенную зарплату и заманивать к себе лучших специалистов! Но имей в виду, Власов, таких белых ворон мы видывали множество на своем веку, они порхали, порхали и сломали себе голову, и ты тоже последуешь их примеру! А мы, рядовые, как те клячи, тянем потихоньку лямку и будем тянуть дальше…»

— Что же вы ему ответили? — поинтересовался секретарь горкома.

— Ничего!.. У меня даже язык отнялся от неожиданности. Повернулся и ушел, а вот обида, словно заноза, в сердце осталась.

— Дураки и завистники были и, видимо, будут еще долго!..

Началась работа пленума, и секретарь горкома не успел закончить свою мысль.

Секретарем райкома избрали Новикова, молодого инженера, работавшего до этого руководителем партийной организации одного крупного машиностроительного завода.

По дороге на комбинат Власов впервые обратил внимание на тронутые желтизной листья на деревьях и подумал о том, что лето прошло, а он даже не заметил его. «Не мешало бы немного отдохнуть, поехать к морю, пополоскаться в соленой водичке, загорать ни о чем не думая. Вот было бы славно», — думал он и дал себе слово весной будущего года, когда завершит перестройку комбината, обязательно поехать к морю…

На комбинате он по привычке обошел цеха, беседовал с рабочими, мастерами, подолгу стоял перед досками показателей. Везде одно и то же: выработка ночных смен составляла всего шестьдесят — шестьдесят пять процентов дневной. Чего только не предпринимали, чтобы хоть немного поднять выработку, — ничего не помогало. Особенно резко падала выработка между тремя и пятью часами.

Когда-то, когда на комбинате располагали большим директорским фондом, организовали бесплатные ночные завтраки. Тогда было много разговоров по этому поводу. Нашлись и такие, что пытались высмеять «затею Власова». Однако опыт показал, что ночные завтраки полностью оправдывают себя: выработка в ночных сменах поднялась на двенадцать — пятнадцать процентов. В переводе на конкретный язык это означало дополнительно пятнадцать тысяч метров шерстяных тканей, или пять тысяч костюмов. По утверждению врачей, ночные завтраки содействовали и улучшению здоровья рабочих.

Чтобы возобновить эту практику, Власову пришлось прибегнуть к обходному маневру. Капралов из упрямства мог сказать «нет» — и все тут. Не будешь же по этому поводу затевать переписку с вышестоящими организациями… Власов вызвал к себе Сергея и напрямик спросил: