Адъютант Пилсудского - Федор Федорович Шахмагонов

— Вы боитесь отвечать за свои поступки? Или, может быть, вам стыдно, что вы бессильны доказать осмысленность своих действий?

— О нет! Напротив!

Курбатова всего ломало, он прошелся по ковру, расстеленному по полу. Подошел к вешалке.

— Можно раздеться? Я отвык от тепла!

— Разденьтесь! — разрешил Дзержинский,

Курбатов устроил на вешалку шапку и шинель,

Пока он раздевался, Дзержинский успел переглянуться с Артемьевым. Артемьев понял, что Дзержинский доволен экспериментом.

Курбатов вернулся к столу.

— Шевров арестован?

— Нет, Шевров не арестован. Пока не арестован... Он выдал вас, надеясь этим купить себе снисхождение.

— Это неправда!

Дзержинский поморщился.

— Правда, Курбатов!

Курбатов махнул рукой.

— Мне все равно... На ваши вопросы я отвечать не буду. Следствию ничем не помогу. Верните мне оружие, я застрелюсь... Если вам неудобно, чтобы это случилось здесь, в гостинице, отвезите меня за город, заведите в подвал, куда угодно! Я прошу у вас милосердия!

Дзержинский покачал головой.

— Где и когда мы обещали нашим врагам милосердие?

— Может быть, и не обещали... Неужели вам необходим суд? Мне нестерпимо разбирательство! Результат тот же. Я сам...

Курбатову могло показаться, что Дзержинский задумался. Он прошелся по комнате, остановился возле Артемьева.

— Василий Михайлович, у вас патроны из нагана?

Артемьев вынул из кармана горсть патронов.

— Когда мы ехали в машине, я разрядил наган,

Дзержинский расставил патроны на столе.

— Мы должны проверить, какие это патроны.

— Пули отравлены! Можете не проверять!

— Верю, Курбатов! — вдруг гневно воскликнул Дзержинский. — Подлость за подлостью! И вы еще требуете милосердия!

— Тогда арестуйте меня и обходитесь, как с арестованным!

— Может быть, Курбатов, придется прибегнуть к этой акции. Пока она преждевременна. Я хотел с вами говорить.

— Я не хочу! Это допрос? Я не буду отвечать на ваши вопросы.

— Нет, это еще не допрос! Я хотел бы спросить вас... Вопрос не относится к кругу интересов следствия. Вопрос чисто эстетический...

— Большевики — и эстетика! Хм! — усмехнулся Курбатов.

Дзержинский не обратил внимания на усмешку.

— Мне докладывали, — начал он, — что вы дворянин, Курбатов...

— Дворянин! И этим горжусь!

Дзержинский остановил его предупреждающим жестом руки.

— Я тоже дворянин, но не вижу в этом предмета для гордости. Вы дворянин, офицер... Скажите, Курбатов, как вы относитесь к жандармам?

Курбатов не ожидал такого вопроса.

Он переспросил:

— К жандармам? Как можно относиться к жандармам? Жандарм — это несчастье России...

Дзержинский обезоруживающе улыбнулся.

— Я рад, что у нас с вами совпадает отношение к жандармам. Хотя бы на один из вопросов у нас с вами одна точка зрения...

— Неужели вам так важно мое отношение к жандармам?

— Очень важно, Курбатов! Мне очень интересно, почему вы, офицер, дворянин, попали в компанию жандармов? Разве может исходить что-либо порядочное из их рук? Не может, Курбатов. И вы в этом со мной согласились!

— При чем тут жандармы?

— Шевров — жандарм. Даже хуже! Тайный жандармский осведомитель. Провокатор, убийца...

— Но он всего лишь мой связной. Лицо подчиненное.

Дзержинский отрицательно покачал головой.

— Это далеко не так! Он главная скрипка в вашем оркестре. А вас держали взаперти для какого-то темного дела. Какого? Вы знали, для какого дела?

— Вы можете мне доказать, что Шевров жандармский осведомитель?

— Это очень легко сделать! — ответил Дзержинский.

Он выдвинул ящик в столе, на настольное стекло легла папка из архива жандармского управления.

Фотографии Шеврова анфас, в профиль, его обязательство доносить в жандармское управление о всех неблагонадежных, потом приказ о зачислении тайным платным агентом.

Курбатов брезгливо захлопнул папку.

— Вы можете, Курбатов, — предложил Артемьев, — ознакомиться с содержанием его донесений.

— Не надо...

— Курбатов... — тихо, как бы в раздумье, произнес Дзержинский. — Владислав Павлович, не так ли?

— Так.

— Вы не состоите в родстве с генералом Павлом Алексеевичем Курбатовым?

— Я его сын.

— Сын? Сын героя Порт-Артура? Павел Алексеевич Курбатов из славной семьи. Это же всем известно! Он внук декабриста Курбатова! Вы правнук декабриста Алексея Курбатова! Я не ошибаюсь?

— Нет, вы не ошибаетесь.

— Правнук декабриста и — жандармы... Странное, дикое сочетание, противоестественное сочетают!

— Каждый борется за свою Россию, господин Дзержинский!

— За Россию! Высокое имя, высокая честь! Вы правы, Россия для каждого своя! За какую же вы Россию намерены бороться, Курбатов? Где вы бывали, что видели, кроме кадетского корпуса и юнкерского училища? Где вы бывали, кроме Петрограда?

— В имении.

— Где?

— В Тульской губернии.

— У вас было большое имение?

— Нет! Маленькое имение.

— Может быть, вас обидело, что вы потеряли это имение?

— Нисколько! Моя мать едва с ним управлялась. •»

— Стало быть, я могу считать, что вы лично имущественных материальных претензий к большевикам не имеете?

— Нет! Не имею.

— Итак, вы бывали в имении матушки. Учились... Какую же все-таки Россию вы хотите защищать? Россию дома Романовых?

— Нет! Что вы! — воскликнул Курбатов, даже с ноткой возмущения в голосе.

— Сколько вам лет?

— Двадцать один год. Через месяц исполнится...

— Двадцать один год — это и мало и много. У нас есть красные командиры, которые в вашем возрасте командуют армиями. Вы хотели бороться за Россию, даже, вероятно, спасти Россию! Какую Россию? На этот вопрос у вас нет ответа!

Жизнь свою Курбатов считал конченой, и все, что с ним происходило в эту минуту, он воспринимал почти как нереальность. Он даже где-то про себя отсчитывал, сколько ему часов осталось жить. Зачем тогда, к чему это длинное и трудное объяснение? Чего от него хотят?

Там, в той квартире в Петрограде, не проходило вечера, чтобы не сыпались проклятия на большевиков. Пришлось наслышаться всякого. Но человек с лицом, обтянутым бледной и мертвенной кожей, его главный наставник, сказал в последний вечер перед тем, как ему сесть на поезд:

— Все, что говорилось нашими старичками, забыть! Ни глупости, ни убожества у большевиков нет! За ними стройная и страшная логика жизни. Их вожди совсем не марионетки. Ленин — значительнейшее лицо современности. Запомните: это сильный человек, умный, образованный, блистательный полемист. Дзержинский... Это непосредственный ваш противник! По странной случайности мне довелось с ним однажды столкнуться. Ни одна разведка мира не имела такого руководителя! Страстная убежденность в своей идее. Ум философа, способности ученого,