Федор Гладков - Цемент

По мостовой, вдоль стены, грохотали телеги, и серые массивы пристаней с циклопическими кольцами для причала океанских кораблей, с звенящим, блеском рельсовых путей в мусоре вагонного лома, пустынными мысами и молами резали бухту на каменные кварталы. А вдали, в дыму весенней мглы, гавань играла радужными пленками, и вспыхивали чайками рыбачьи белопарусники. Переваливались дельфины с бычьими спинами, и прыскала серебром на солнце кефаль.

…Тоскующие пристани, голодное море… В каких водах и странах блуждают плененные корабли?..

У Дворца труда перед порталом с высокой пирамидой ступеней был когда-то цветник и росли каштаны. Но теперь цветов уже нет, ограда разрушена и каштаны срублены на топку.

Высоко над крышей, на красных взмахах флага, зажигались и гасли белые ромашки: РСФСР.

Глеб вошел в коридор. Прямо, в зале заседаний, видны были знамена и транспаранты. Накрест тянулся другой коридор — темный и пыльный. Направо помещался окружном, налево — совпроф.

От табачной мути воздух был грязный. И стены были грязные, в пятнах, с расковырянной штукатуркой. Всюду бродили с голодными лицами рабочие, злые и покорные, а между ними шныряли какие-то хлопотливые люди.

Далеко и близко в комнатах рокотали голоса и смех, трещали машинки, щелкали винтовочные затворы — должно быть, в отряде особого назначения.

Глеб пошел по коридору направо.

У стеклянных дверей окружкома стояли два человека. На матовых квадратах стекол их головы вырезались четкими силуэтами. Один — лысый, с турецким носом. Верхняя губа — коротенькая, рот — полуоткрыт в улыбке. Другой — курносый, с маленьким лбом и толстым подбородком.

— Стыд и срам, товарищи дорогие!.. Стыд и срам, и позор!..

Это обличительно говорил курносый.

— Чиновничество заело… бюрократизм…

— Вы ошибаетесь, товарищ Жук. Не это важно… совсем не это… Врагов много, товарищ Жук. Нужен беспощадный террор, иначе республика будет между жизнью и смертью. Вот о чем нужно думать. Я вас понимаю, товарищ Жук, но у Советской власти должен быть крепкий, выверенный аппарат… пусть бюрократический аппарат… но он должен работать наверняка.

— И ты — туда же… Все — туда же… А куда же рабочий класс? Эх, товарищ дорогой, Сережа!.. Нутро болит…

— Теперь только одно, товарищ Жук: работа среди масс. Работа, работа и работа… Массы должны немедленно насытить весь рабочий аппарат республики вплоть до самой верхушки. Крылатая фраза товарища Ленина о кухарке должна быть твердым бытовым фактором. В этом — все… И вы ошибаетесь…

— Эх ты, Сережа!.. Преданный, называется, коммунист, а слепой. Сердца надо побольше рабочему классу, а насчет врагов — черт с ними: крутили и будем крутить.

Глеб узнал в этом курносом обличителе своего давнишнего приятеля токаря Жука с завода «Судосталь». Он, оказывается, и сейчас кричит и жалуется, как три года назад…

Глеб подошел к нему и ударил его по плечу.

— Здорово, друг!.. Кричишь? Обличаешь?.. По-старому?.. Когда перестанешь обличать? Командовать надо, а ты скулишь, курносый.

Жук выпучил глаза от изумления. Он со свистом вдохнул и выдохнул воздух.

— Товарищ дорогой!.. Глеб!.. Шатия!.. Вояка!.. Мать ты моя родная!..

Он кинулся обнимать Глеба.

— Да как же это ты, а?.. Друг!.. Да мы сейчас с тобой всех покроем… Всех на место поставим… Какая тебя планида, а? Сережа, вот тебе — мой самый верный друг… из страды и крови…

Глеб и Сергей потрогались руками, сплелись пальцами осторожно, по-чужому. И в пальцах Сергея почувствовал Глеб мягкость и девичью робость.

У Сергея вились рыжие кудри вокруг лысины, в глазах сияла улыбка. И не поймешь: не то эта улыбка была насмешливой, не то застенчивой.

— Я уже знаю вас, товарищ Чумалов. Видел в прошлый раз, когда вы были на регистрации. О вас ставился вопрос в комитете. Вы пришли кстати. Пройдите к секретарю, товарищ Чумалов. Там заседание, но секретарь распорядился немедленно вызвать вас телефонограммой. Пройдите… Жидкий — фамилия…

— Ну, уж ты сам проводи его, Сережа: тебе с руки. И я пойду с вами — погляжу, как они возьмут его голыми руками…

— Я занят, товарищ Жук. Сейчас — совещание в агитпропе, потом заседание коллегии ОНО, потом — выступление…

— Эх, Сережа!.. Образованный ты человек, а хуже монаха: в великом послушании и смирении…

Прямо у окна, за столом, с карандашом в руке, в синей косоворотке сидела товарищ Мехова, завженотделом. Из-под красной повязки кудрявились волосы и играли на солнце. Верхняя губа — с пушком, как у мальчишки, и брови переливались и пылились искорками. Она задержала на Глебе большие глаза в длинных ресницах, и брови ее вздрогнули от улыбки.

Сбоку, у стола, стояла Даша и говорила бойко и звонко. На Глеба она бросила только короткий взгляд. Около нее и по стенам толпились женщины. Они слушали доклад Даши.

Жук засмеялся, схватил за рукав Глеба.

— Опасный перегон, друг Глеб, — бабий фронт: заклюют, зацарапают… Берегись!..

Сергей улыбался конфузливо.

Даша вскинула голову, замолчала и сложила руки на груди. Ждала, когда уйдут мужчины.

Товарищ Мехова отмахнулась от них и, улыбаясь, сердито приказала:

— Проходите, товарищи, — не  мешайте. Продолжай, Даша. А потом сразу же перебила ее:

— Товарищ Чумалов, на обратном пути зайдите ко мне. Я хочу поговорить с вами…

Глеб приложил руку к шлему и бойко ответил:

— Есть!

Даша докладывала о сети детских яслей по городу.

Как только Глеб отворил дверь в комнату Жидкого, на него хлынули духота и табачный чад.

Солнце играло здесь в зеленых волнах дыма. Вспыхивали искорки пыли.

Жидкий был чисто выбрит и сидел в кожаной куртке внакидку. Напротив него, откинувшись на спинку стула, курил трубку предчека Чибис, тоже бритый. У Жидкого на щеках — вертикальные складки, а нос — азиатский, с широкими ноздрями.

На подоконнике, опираясь ногами о косяк, сидел юноша с кофейным лицом, очень худой, в черной рубахе — предсовпроф Лухава. Он молчал и слушал, упираясь подбородком о колени.

Глеб приложил ладонь к шлему, но Жидкий не обратил на него внимания: мало ли ходят к нему членов партии — здороваться некогда.

— Ну, есть лесосеки. Ну, есть райлес. Ну, заготовки. А дальше?

И он отстукивал точки карандашом.

— Чего же дальше?.. Ведь все дело в том, чтобы доставить дрова. Они — за перевалом, они — по побережью. Дровяная повинность проваливается. Надо найти верный и быстрый способ доставить топливо до зимы. К черту кустарничество и паллиативы: надо брать быка за рога в широком масштабе. Тут должно быть огромное напряжение, сюда должны быть брошены все силы. Райлес не выполнил возложенной на него задачи: там засела всякая сволочь — шкурники и стервятники, которых надо расстрелять. Рабочие на лесосеках скоро поднимут бунт, потому что издыхают с голоду. Дайте дрова, иначе мы детей рабочих будем складывать в штабеля. Тупик, ребята. Через неделю — заседание экосо: мы должны быть готовы. Говори, Лухава!

Чибис ни на кого не смотрел, и нельзя было узнать, думает ли он или отдыхает скучая.

Лукава прижимал руками колени к груди и смотрел на Жидкого с самоуверенной насмешкой.

— Нет и не может быть тупиков, Жидкий, есть только задачи. Ты в панике, дружок.

Ноздри Жидкого раздувались, и от этого казалось, что он смеется.

— Надо использовать механическую силу завода…

Сергей протянул руку и попросил слова:

— Я хотел, кстати… насчет предложения Лухавы…

Складки на щеках Жидкого заиграли от улыбки, и Глеб увидел в этой улыбке снисходительную и ласковую насмешку.

— У Сережи конкретное предложение, товарищи. Формулируй!..

— Я хотел в связи с предложением товарища Лухавы указать на товарища Чумалова. Обсуждение этого вопроса может выиграть во времени, если товарищ Чумалов выскажет по этому поводу свое мнение, как рабочий завода… А сейчас мне нужно….

Жидкий оборвал его на полуслове взмахом руки.

— Стоп, стоп!.. — Сережа, как всегда, чувствительно декламирует и наливает румянцем свою лысину…

— Мне сейчас нужно на совещание агитпропа, потом — в коллегию ОНО, потом…

Чибис усмехнулся и сказал лениво, с пристальным взглядом в Сергея:

— Интеллигент… это «потом» а его устах звучит, как молитва. А по ночам он не спит от проклятых вопросов… Интеллигенты — всегда чувствуют себя пришибленными и виноватыми.

Сергей густо покраснел и растерялся.

— Но ведь вы — тоже интеллигент, товарищ Чибис.

— Да. Я — тоже интеллигент.

Жидкий пригласил Глеба к столу.

— Ну-ка, товарищ Чумалов… шагай сюда ближе… Придется стоять — стульев нет.

Глеб подошел к столу и стал по-военному.

— Демобилизован как квалифицированный рабочий. Нахожусь в распоряжении окружкома.