Александр Моралевич - Увечное перо

Цикл "уВЕЧНОЕ ПЕРО"

И оно, наконец, проистекло. Оно, наконец — свершилось.

Веками в России могло чего-нибудь да не быть. Могли не быть даже такие периоды, когда Россия ни с кем не воюет. Могло не быть гуманизма, человеколюбия, торжества законности и правопорядка, могло не быть паспортов у колхозников, могло не быть в пристойном виде любого рода индустрий и отраслей — но одна-то штука непреходяще и веками наличествовала в России: её великая художественная литература. Случалось, даже цари-батюшки способствовали её процветанию и проникновению в массы. (Истинно либеральным цензором дерзкого Пушкина являл себя самодержец, а уж предшественник этого царя лично и золотом платил дедушке Ивану Андреичу Крылову за каждую его вольтерьянскую басню.) Опять же — сплошь и рядом без участия венценосных особ расходились по планете русские книги, составляющие сокровищницу мировой литературы.

Что ж, до "Золотого века" не удалось докарабкаться нашей словесности, но накануне прихода большевизма знавала Россия век, официально именуемый "Серебряным".

А даже и при большевизме… Хоть не лавиной, но, ввиду недосмотра властей — ошеломительные по своим достоинствам попадали в руки населения книги. А не получится издать внутри страны — так в изгнании, но все равно заявляла о себе великая русская художественная словесность. И столы… И уж эти спасительные для классиков ящики столов! Да взять хоть "Мастера и Маргариту": тридцать лет после кончины автора укрывалась в ящике стола эта книга — и обрелась.

Но: побаловались — и будя. Все когда-нибудь да кончается, перерождаясь в фарс. И, как писал стародавне автор этих строк — всё кончается, даже зубной порошок в коробочке у соседей. Амба, баста, хана, капец, кранты. В России больше нет того единственного, что было присуще ей веками — храма художественной литературы. И вместо храма наличествует ночлежка, странноприютный дом. "Серебряный век" сменился чугуннолитейным, штамповочным и кузнечно-прессовым, а теперь оно вовсе папье-машевый век.

Ах, мои детство, отрочество и юность! Для примаскировки своего гадкого социального лица — учился я в балетной школе театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. По каковой причине и носил среди блатных Марьиной рощи, Ростокино и Мазутного проезда кликуху Балет.

Но отнюдь не скрывал своего порочного лица люмпен-гаврош Толик, имевший "погоняло" Карандаш. Виртуозного своего карманничества не прятал мой дружбан за членством в кружке авиамоделистов Дворца пионеров или солированием в пионерском же хоре:

Взвейтесь кострами, синие ночи,

Мы, пионеры — дети рабочих,

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров — "Всегда будь готов!"

Впрямую потрошил Толик запазухи и ридикюли населения, ввиду чего еще по малолетке угодил в лагеря.

Только через шестьдесят лет мы снова свиделись с Карандашом.

И — гадостные наши средства массовой информации. О чем угодно могут они блекотать, только не о событиях значительных и эпохальных. Здесь не прочитаете вы, что к 6000 все ещё кем-то населенных пунктов России вообще нет дорог — но с восторженным визгом вам сообщат, что позарез необходимая стране олимпиада обойдется народу в плевые 15 миллиардов долларов (хотя, с учетом потаенных откатов, распилов и надгрызов знающие, ответственные люди оглашают другую сумму: в лучшем случае 50 миллиардов).

В СМИ прочитаете вы о казусе, случившемся с вокалистом Басковым на тусовке для TOP — VIP персон: Басков-то полагал, что он один будет там в эксклюзивном небожительском блейзере за 500 долларов, — а в зале оказались ещё двое в таком же прикиде. Конфуз!

Любую ахинею, любые три короба вранья выпростают на вас СМИ. Но ни печать, ни радио, ни теле не обмолвились ни словом о том. что в возрасте 72 лет только что ушел от нас патриарх всех карманных воров России, непререкаемый и высокочтимейший Карандаш. Благостно лежал он в краснодеревом полированном гробу, ладони скрещены на груди, ладони с такими пальцами, что заворожился бы их видом и Спиваков из "Виртуозов Москвы", и Ойстрах Давид, и Стефанио Грапелли, да и Паганини не отвел бы взгляда. А уж те, кто нынче именуются писателями и писательницами — на эти пальцы пялились бы до остолбенения: вот из таких бы пальцев высасывать, высасывать сюжеты романов, пьес и поэм!

И уж кого только не было в похоронной процессии Карандаша, вот хоть и знатный московский ресторатор Виктор Агеев. Но позвольте, да не тот ли это Витюша Агеев, первый средний вес, краса и гордость мирового бокса? Тот, без подмесу тот, и случилась с ним в давнюю пору беда, вроде как с Эдуардом Стрельцовым, а в лагере не дал загинуть великому спортсмену именно он, Карандаш.

Тут озадачится читающий эти строки: в огороде бузина, а в Киеве оранжевые. Где имение, а где вода. О великом русском худлите намеревался судачить автор — и вдруг застолбился на воре? Какая тут связь?

Прямая.

Из скромнейшей своей двухкомнатной квартирешки на Шаболовке спускался во двор преклоннолетний, отошедший от дел, но осанистый обличьем Карандаш. Здесь до прошлого года стояла его голубятня. И держал он тут, вспоминая отрочество, точно тех драгоценнейших голубей, которыми мы с ним пробавлялись в отрочестве.

Однако, позвольте: всего-то голубятня, а машины гуртуются вокруг — каких не встретишь и перед "Серафимовским клубом" в Москве: "Феррари", "порше-кайенны", "бентли"…

А Карандеш — он не спикер Госдумы Грызлов, который, раздув ноздри, рубит, что Дума — не место для дискуссий. Как раз и есть вокруг голубятни дискуссионное пространство. И в отягощающих кисти рук перстнях именитые в уголовном мире кавказоиды, монголоиды и европеоиды, у которых возникли меж собой профессиональные трения, собираются на Шаболовке, чтобы их рассудил и примирил, снял противоречия Карандаш.

Но помимо компактного уголовного существует куда более широкий круг межлюдского общения.

Нынче средняя продолжительность жизни мужчин в России — 56 лет. И возможно, за время президентства Д.Медведева срок жизни мужчин не дойдет до 38 лет. А именно 38 лет провел Карандаш в лагерях и тюрьмах. Всего 14 "ходок к хозяину". И увещевал меня Карандаш:

— Ты это, Балет… Если мы среди простых людей… Им зачем знать про мои 14 ходок? Будут шарахаться. Мы давай так: будто я до приезда в Москву долго на Севере жил. Север мне ли не знать. Ну, будто на аэродроме в Тикси заведовал я топливозаправкой. Я для верности после бритья могу щеки керосином мазать. Мол, вон оно как, до сих пор запах не может выветриться.

И тем ордам, что нынче причисляют себя к писательству — брать бы пример с Толика Карандаша:

— Я? Писатель? Автор 14 романов? Да упаси Господь! Консультант по движению перистых облаков в "Росметео" — вот я кто таков. Так что вы меня не пятнайте. Я вообще из приличной семьи.

Милый, святая простота Илья Арнольдович Ильф. В "Записных книжках" у него есть такое: "Всё, что вы пишете или ещё только напишете — всё уже написала Ольга Шапир, печатавшаяся в Киевской синодальной типографии".

Так нет же, Илья Арнольдович, отнюдь не всё написала Ольга Шапир! И нет бы наглухо, как Карандаш свои "ходки", скрывать нынешним беллетристам свою покусительность на российскую словесность — напротив, тут и там раздаются как авторские, так и издательские выпячивания, горделивости:

— Как, в этом возрасте — и вы издали всего восемь романов? Извините, собрат по перу, я к тридцати годам уже отгрохал четырнадцать.

— Четырнадцать? А у меня тридцать один!

— А у них вообще!

И, конечно. наиболее плодовитые выпекательницы детективных выкидышей сгуртовались под крышей издательства ЭКСМО.

Худо, худо в России с индустриями. Провально с судо-, приборо —, станко-, автостроением (одно упование — больше десяти своих автозаводов на Руси строят буржуи). Худо с самолетостроением (разве что выручат американцы, ударно возводящие завод реактивных авиеток вместимосью до шести человек. И резонно придумано: если драпать из страны олигарху с женой — так ни у кого из олигархов больше четырех детей нету).

Словом, беда с индустриями. И вдруг — откуда ни возьмись! — даже проскочив стадии ответвлений, подразделений или отрасли — сразу в мощную и хитромудрую индустрию оформилось сочинительство заманушек, завлекашек и пртягалок к сотням новопоступающих романов.

Эх, садовые головы Бабель, Платонов, Шолохов, Пастернак, Солженицын, Булгаков и др. Ведь как скудоумно, незамысловато выпускали книги: ни тебе фанфарных презентаций, ни рекомендательных заманушек от издательств и влиятельных в обществе лиц. Просто: "И.Бабель. "Конармия". "Одесские рассказы". А нет бы Исааку Иммануиловичу, для вящей раскупаемости, как оно водится нынче, на обложке и всяческих форзацах оповещать: