Александр Зиновьев - Гомо советикус

Но прошлое не вернешь. Мы привыкли утешать себя поговоркой: лучше поздно, чем никогда. Раз во мне проснулась сила воли, я ее должен использовать. Буду тверд, как скала! Буду гнуть свою линию, на сколько бы этот период «проверки» ни затянулся. Вперед!

Я иду в учреждение, где со мною беседуют лица, интересующиеся Советским Союзом, а прямо говоря – где меня допрашивают. Иду пешком, поскольку общественный транспорт здесь, в отличие от Москвы, дорогой и неудобный. К тому же мне все равно делать нечего. Иду, разглядываю сытых и хорошо одетых прохожих. Это главным образом старики. Много бездельничающей молодежи. Молодежь одета нарочито неряшливо. Парни заросли волосами. Девчонки – как грязные, никогда не моющиеся цыганки, иногда появляющиеся на улицах Москвы. Главная опасность для человечества, думаю я, не атомная бомба, а сами невооруженные люди, т.е. избыточное население и чрезмерная долгота жизни. Люди нарушили некие социобиологические законы. Хилые дети выживают. Больные десятилетиями тянут свое существование. Старики живут необычайно долго. Старики заполонили планету. Нет в мире ничего опаснее стариков. Они глупы и бездарны. Но обладают непомерной самоуверенностью и самомнением. Все мерзости в современном мире суть дело рук стариков. Пока число людей в мире не сократится по крайней мере вдвое, а продолжительность жизни – по крайней мере на двадцать лет, ничего хорошего не будет. Будет только еще хуже. И в конце концов пойдут в ход все те изобретения стариков, которые единственно способны уполовинить население и урезать продолжительность жизни. Впрочем, молодежь теперь по степени опасности начинает конкурировать со стариками. Она недовольна всем. Она не хочет работать. Но хочет иметь все без труда и сразу. Ее кажущееся пренебрежение к материальным благам и ненависть к богатым есть лишь негативно завуалированная жажда благ. И по глупости и бездарности молодежь не уступает старикам.

Но черт с ними, с западными стариками и молодежью! Есть опасность, которая задевает меня лично: наплыв наших эмигрантов на Запад. Как авангард Великой Советской Армии, наступающей на Запад, я вроде бы должен был радоваться этому. Но как обыватель, которому надо есть, пить, одеваться, иметь женщин и наслаждаться культурой, я прихожу в отчаяние от этого радостного явления. С каждым днем шансы мои прилично устроиться сокращаются. Прибывают все новые и новые советские прохвосты. Они приносят для западных разведок все более ценную информацию и дезинформацию и более веские доказательства своей причастности к КГБ. Мне хочется заорать на весь мир: опомнитесь! Кого вы к себе впускаете?! Неужели вы не видите, что это начало нашего (советского) вторжения на Запад?! Поймите меня правильно: я хочу закричать об этом не с целью спасти Запад, а с целью наконец-то прилично устроиться самому на Западе. И для этого, конечно, немножко спасти Запад. После того как я устроюсь, я кричать не буду. Впрочем, может быть, как раз наоборот: если я устроюсь, будет жаль потерять хорошее положение. Неплохо устроившиеся советские эмигранты, а среди них – агенты КГБ в первую очередь, суть на Западе главные противники наступления коммунизма, – вот вам еще один пример всеми презираемой, но вечно торжествующей диалектики.

Когда меня спрашивают, каким образом мне, русскому по национальности, бывшему члену КПСС, причастному к высшим партийным и кагэбэвским кругам, принимавшему участие в секретных исследованиях, удалось выбраться на Запад, я откровенно отвечаю: я прибыл сюда по заданию ЦК КПСС, КГБ и всего советского народа. Но мне не верят. Думают, что я дурака валяю или хочу цену себе набить и устроиться в тепленькое местечко. Советские покаявшиеся шпионы весьма популярны на Западе. Им сразу дают политическое убежище и средства существования. А у меня почему-то ничего не выходит.

«Это еще надо доказать, что вы настоящий, а не липовый советский шпион, – сказал мне один из собеседников во время допроса. – Если вы настоящий, вы должны были бы принести нам ценную информацию, в которую мы поверили бы и которую оценили бы по достоинству». – «Или дезинформацию, в которую вы тем более поверили бы», – докончил его мысль я сам. После этого моего замечания за мной закрепилась репутация человека, который выдает себя за агента КГБ, но на самом деле таковым не является. Странно, не правда ли?! Это в советской-то эмиграции, в которой каждый говорит о каждом, что тот – агент КГБ! И обычно выдвигают несокрушимый аргумент: что это за агент, если ничего секретного о Советском Союзе не знает?! Я возражаю: а если я заслан сюда для того, чтобы тут секреты выведывать? Тогда зачем тебе признаваться в том, что ты асе, подрубают мою логику под корень мои оппоненты. К тому же секреты тут совсем незачем выведывать, ибо их тут вовсе нет – тут же все на виду. Нет, приятель, ты уж лучше не финти! Признайся лучше, что ты решил нам голову поморочить. Я признаюсь. Собеседники переглядываются: они и это мое признание, что я морочу им голову, истолковывают как стремление морочить им голову. Где же выход?

Я – асс. И ничего плохого в этом не вижу. Хорошего, правда, тоже ничего не вижу. Это просто объективный факт. Факт несколько печальный, несколько комический. Но отнюдь не трагический. Скорее банальный. Теперь агентов развелось так много, что даже в КГБ не помнят их всех. Теперь агентов выбрасывают в житейский океан, как новорожденных щенят в грязный деревенский пруд. Хотите жить – выживайте, не хотите – дохните! И наградой за все нам является одно: нас выбрасывают. Не все агенты, конечно, таковы. Я имею в виду лишь массовый тип, к коему принадлежу сам. И не столько реальных, сколько потенциальных агентов. Ситуация тут похожа на ту, какая имела место с подготовкой младших офицеров в прошедшую войну. Набирали сопляков из школ и через несколько месяцев выплевывали на фронт младшими лейтенантами. Большинство из них погибало в первом же бою. Но они в массе и требовались лишь для одного боя. А мы в массе тоже нужны лишь для одной операции. Быть потенциальным агентом очень мучительно: ты имеешь все недостатки положения агента, не имея никаких его достоинств. Перед нами два пути: выйти из числа агентов вообще или стать актуальным агентом. Первый путь для нас исключен. Второй же удается лишь немногим счастливчикам. Поскольку у меня объявилась сила воли, я этот переход в актуальные агенты непременно осуществлю.

С таким боевым, оптимистическим настроением я приближаюсь к реке. Речушка – одно название. Воды в ней – по колено в самые дождливые дни. А в ширину ее можно переплюнуть. Вообще, насчет рек на Западе слабовато, не то что у нас, в России. И реки тут Какие-то смешные. Текут вровень с берегами, а то и выше. Скрываются под дома и вылезают из-под них в самых неожиданных местах. Иногда они текут вверх по течению. Я обратил внимание Циника на этот феномен природы. Он сказал, что это происходит лишь на данном маленьком отрезке, что за поворотом река снова течет вниз, но вдвое быстрее обычного.

На берегу речушки, недалеко от моста, названного именем какого-то выдающегося деятеля (стоило трудиться из-за такого пустяка!), расположены казармы воинской части, специализирующейся на преодолении водных преград. Каждое утро солдаты надевают ярко-оранжевые спасательные жилеты, вытаскивают надувные лодки, спускают на воду и с воплями забираются в них. С пивными банками. Но без оружия. Начинается переправа на другой берег. Лодка цепляется за дно. Часть солдат вылезает, чтобы столкнуть лодку на более глубокое место. Лодка опять застревает. На сей раз приходится вылезать всем, кроме одного, и нести лодку до берега на руках. Оставшийся в лодке паясничает. Солдаты ржут. Роняют лодку. Клоун падает в» воду. Начинается дикое веселье. На берегу собирается толпа зевак и комментирует происходящее. Основной мотив комментариев: армия обходится дорого, ее следует распустить, оставив минимум. Смотреть на все это и слушать – комично и вместе с тем жутковато. С та-кой жалкой армией советские войска не остановишь. А тут даже на нее жалеют лишний пфенниг потратить.

Переправившись на другой берег, солдаты устраивают «привал», кричат, пристают к женщинам, хохочут, пьют пиво, поют песни. Морды сытые. Разодеты так, что и на солдат не похожи. Перед обедом они «переплывают» обратно. И больше их у реки не видно.

«Ничего, голубчики, – думаю я, глядя на этих сытых и самодовольных парней, – загорайте, горланьте песни, пейте пиво, тискайте девок. Наслаждайтесь! Скоро этому придет конец. Это говорю вам я – представитель могучей армии плохо откормленных, плохо одетых, незагорелых, не знающих женщин парней, армии, которая давно готова к походу. Когда-то наши отцы пели: „Если завтра – война, если завтра – поход, будь сегодня к походу готов!“ Когда война началась, оказалось, что они к походу готовы не были. Мы извлекли урок из их ошибок: сразу же после окончания их страшного похода мы начали готовиться к новому, еще более страшному. И мы уже готовы. А если люди сегодня готовы к походу, то завтра они непременно ринутся в него – готовность к походу нельзя сдерживать слишком долго. Мы давно в обороне. Но запомните: постоянная оборона есть нападение. Преждевременная оборона есть тоже нападение. И чрезмерная оборона есть тоже нападение».