Мария Метлицкая - Советы мудрой свекрови. О детях, мужьях и не только…

Итак, первый совет

Не слушай советов. Как только молодая мама возвращается из родильного дома, немедленно появляется целая дивизия советников, точнее советчиц. Все, кому не лень, от тети откуда-нибудь из Пензы до живущих поблизости родственников и знакомых, заявляются, дабы рассказать историю столетней давности, выпить чаю, занять измученную мать светской беседой, сделать «козу» заливающемуся плачем от испуга малютке и с чувством выполненного долга и утоленного любопытства удалиться к себе в Пензу или на соседнюю улицу. Уклоняйся от этих визитов вежливости всеми силами, даже если рискуешь испортить отношения с родственниками. Потом восстановишь, если захочешь. Спишешь все на послеродовую депрессию и усталость и, к слову, не так уж сильно погрешишь против истины. Послеродовая депрессия – штука коварная, и советы, один противоречащий другому, ее только усилят.

Вот история моего приятеля Володи, отличного отца и мужа, между прочим. И вообще хорошего мужика.

Моя Маринка беременность переживала тяжело – чуть что, сразу в слезы. Каждый поход в женскую консультацию заканчивался истерикой. Наслушавшись разговоров в очереди к доктору, жена звонила мне на работу и, всхлипывая, рассказывала о том, какие страшные болезни и неразрешимые проблемы ждут нашего сына, который вот-вот должен был родиться. Если честно, будь это в эпоху мобильных телефонов, я бы в дни посещения супругой этого медицинского заведения вообще бы трубку не брал. Вот такие мы, мужики, малодушные люди. И я не исключение. Правда, думаю, на моем месте редко кто долго протянул бы. Женился-то я на умной и остроумной женщине, даже посчастливилось с ней такой прожить пару лет. А тут беременность, гормоны, то да се. В общем, силы были на исходе. Ну не разводиться же с ней, дурехой!

И вот однажды прихожу домой, злой как собака, голодный, а Маринка очередного доктора Спока, так его, читает и рыдает – уже нашла у себя симптомы всех болезней и уверена, что ребенок наш будет с синдромом Дауна. И вот тут-то терпение мое и лопнуло. Я эту книжонку аккуратно так у нее забрал, переплетик перегнул, странички разорвал и выбросил в помойку. Туда же полетели и остальные книги докторов и докториц с их пугалками и страшилками. Нехорошо так с книгами, источник знаний все-таки. А что поделать? Потом я волевым решением сократил количество визитов в женскую консультацию. Проредил, так сказать. И почти каждый раз ходил с женой. При виде большого бородатого мужика со свирепым лицом (а оно у меня, как только я переступал порог этого учреждения, становилось свирепым самопроизвольно) кумушки замолкали. Так дотянули до родов. Истерики у Маринки, слава богу, прекратились, она повеселела, хотя нет-нет гормоны давали о себе знать, но тут уж я был, как говорится, бессилен.

И вот родился Андрей, все отлично – ребенок здоров, мать здорова, жить бы да радоваться. Но мы без проблем жить не умеем.

Марина у меня мягкая, интеллигентная, хорошо воспитанная – спасибо теще и тестю, постарались. Отказывать она не умеет. И вот толпы тетушек и всяких прочих родственниц потянулись к нам, как будто медом намазано. Приходишь вечером – есть нечего (ведь их надо было чем-то кормить), в квартире не убрано (знамо дело, столько людей было, еще и посуду после них мыть), Маринка невыспавшаяся (когда Андрейка уснул, ей бы самой прилечь, но где уж тут, когда чужих людей полон дом).

– Марин, – говорю вкрадчиво, – мне бы поесть. Я вчера борщ сварил, помнится. Но что-то он в холодильнике не обнаруживается. Еще мама котлет принесла, но и этой мисочки не наблюдается. Неужели ты все съела, обжора ты моя?

– Володь, – говорит супруга, – ты извини, но обед гости съели. У нас тетя Люба с дядей Витей были. Вот, на Андрюшу посмотреть приходили.

Я чувствую, что начинаю закипать, но пока держусь и опять-таки ласково и вкрадчиво говорю:

– Марин, мне кажется, тебе не до тети Любы и дяди Вити сегодня было.

– Что ты! Тетя Люба пирог принесла, старалась!

– Так она же тот пирог и съела, я смотрю, и моим борщом не побрезговала. Я бы сейчас сам им поужинал, если честно.

– Она еще подгузники погладила, с двух сторон. – Марина изо всех сил уговаривала то ли меня, то ли саму себя, что сегодняшнее присутствие тети Любы, вчерашний визит тети Наташи и позавчерашние посиделки родственников, сожравших ее время и мой борщ, очень полезны.

– А зачем нам подгузники? – Чувствую, сдерживаться уже не могу.

– Тетя Люба сказала, – от волнения Маринка перешла на шепот, – что от памперсов мальчики становятся импотентами. Надо подгузники сложить в ведро, натереть туда мыла, залить кипятком, потом прополоскать и с двух сторон прогладить. А еще тетя Люба сказала, что соски на бутылках должны быть только советские, старые, правильно проколотые. Вон она целый пакет принесла, им лет сорок уже, больше, чем мне. – Маринка протянула мне целлофановый пакет, наверняка ему тоже было лет сорок, может, его даже стирали с хозяйственным мылом и сушили на веревочке, так, помню, моя бабушка делала, когда я был маленьким. В этом раритетном пакете лежала куча коричневых резиновых сосок, похожих на напальчники, которые раньше надевали бухгалтеры, когда пересчитывали деньги.

Из-за спины жены я увидел, как в ванной болтаются на веревках подгузники, и представил, как задену их головой, как эти мокрые тряпки станут хлестать мне по физиономии, когда я захочу подойти к раковине. Я понял, что Остапа понесло, но ничего с этим сделать уже не мог.

– А кашу на костре варить тебя твоя тетя Люба не учила? Марин, ну взрослый же человек! Ну какая импотенция! Весь мир пользуется памперсами больше двадцати пяти лет. Что, дети перестали рождаться? – Я вообще-то человек мирный, но уж если меня вывести из себя… – Значит, так. Подгузники на фиг! Тетю Любу и остальных теть и дядь – туда же! Борщ никому не давать! А из этих страшных сосок она пусть своего дядю Витю кормит!

В общем, я всех разогнал. Еще и с тещей поссорился – она мне решила выговорить, что я невежливо обошелся с ее родственниками. Но тут уж я был как кремень: дескать, ни одна нога порог моего дома не переступит. И считайте меня тираном, невежей и узурпатором. Теща, вздохнув, сказала, что давно так считает, на этом разговор был окончен.

И жизнь, знаете, наладилась. Когда Маринка поняла, что рассчитывать может только на себя, на меня и изредка – на своих родителей, то как-то успокоилась. Памперсы, кстати, здорово выручали. Надеюсь, сыну будет не в чем нас упрекнуть, когда он станет взрослым.

Совет первый: не слушай советов!

Всегда будь на стороне собственного ребенка – на людях ты ему адвокат. Прокурором, обвинителем, строгим воспитателем можешь быть наедине, дома. Это не значит, что у ребенка должно быть чувство вседозволенности – мол, что хочу, то и творю, а мама прикроет. Это значит, что ребенок должен знать, что ты ему всегда союзник.

Отвратительное впечатление, согласись, производят мамаши, которые в ответ на жалобы посторонних кровожадно кричат: «Вот я ему сейчас задам!» – и набрасываются на ребенка. И уважение вызывают те, кто сдержанно и с достоинством выслушав претензии, обещает принять меры, но на людях их не принимает, всем видом демонстрируя, что это дело семейное.

Моя соседка Лариска, о которой я здесь уже рассказывала, – мать двух когда-то очень шебутных мальчишек.

Мать она, к слову сказать, не то чтобы очень трепетная. То есть детей она любит, конечно, все время следила за ними, они всегда были чистенькие, аккуратненькие, вежливо здоровались. Но вообще-то Лариска, конечно, воспитывала их без фанатизма: на кружки и секции в детстве не таскала (вырастут – сами пойдут); в музеи и театры не водила (да они с мужем и сами туда не ходят, им «не до глупостей»), и уж, конечно, мозаику она с детишками отродясь не собирала и из соленого теста не лепила (причины см. выше). Понятное дело, ее нередко вызывали в школу: то один подерется, что другой прогуляет – в общем, поводов для маленького родительского собрания (мать, ребенок, учитель) всегда было достаточно.

И вот появилась у старшего, Сани, новая классная руководительница. Молодая и по молодости больно принципиальная. Она Саню дергала по любому поводу – сменку забыл, на пять минут опоздал, на переменах бегал. В общем, замучила придирками мальчишку. И он решил отомстить. Украл журнал. Это, конечно, ЧП, начались серьезные разбирательства. Саня испугался и признался. Ларису вызвали в школу. Молодая учительница разговаривала с ней, как с девочкой: отчитывала, грозила поставить Саню на учет в детскую комнату. И явно ждала, что Лариска учинит расправу над собственным сыном прямо на ее глазах.

Но Лариска выслушала молча, хотя она за словом в карман никогда не лезет и кого хочешь на место поставит. Когда учительница завершила гневную речь, моя соседка холодно осведомилась, могут ли они с сыном быть свободны, и, услышав положительный ответ, ушла, уведя за руку Саню.