Луис Сепульведа - Старик, который читал любовные романы

Старик прикинул, что в его распоряжении остается не более часа. Потом сумерки должны были резко смениться темнотой. За это время ему предстояло уйти с казавшегося таким безопасным склона холма и не только добраться до берега реки, но и найти себе место для ночлега.

Он дождался того момента, когда тигрица, закончив очередной проход с севера на юг, развернулась и скрылась в зарослях. Выждав буквально несколько секунд, он со всех ног бросился бежать по направлению к реке.

Попавшийся ему на пути участок, когда-то расчищенный колонистами под поле, позволил старику выиграть немного времени. Кроме того, бежать по открытой местности можно было с ружьем наперевес, а не заброшенным за спину. Антонио Хосе Боливар прикинул, что при определенном везении он доберется до реки раньше, чем кошка обнаружит его исчезновение и раскусит план его побега. Кроме того, он знал, что на берегу, неподалеку находится заброшенный лагерь золотоискателей, где можно будет переночевать.

Услышав шум воды, он возликовал. Река была совсем близко. Ему оставалось лишь спуститься по откосу, поросшему папоротником. Каких-то пятнадцать метров почти ровного склона – и он в сравнительной безопасности, на берегу. Но в этот самый миг самка набросилась на него.

Увидев, что человек – не то противник, не то жертва – куда-то скрылся, самка, должно быть, пустилась в погоню с такой скоростью, что успела поравняться с бегущим стариком и подойти к нему вплотную.

Ягуар в прыжке опустил на плечи Антонио Хосе Боливара передние лапы, и тот, не удержавшись под такой тяжестью, кубарем скатился вниз по прибрежному откосу.

Не переведя дыхания и не оправившись от падения, старик вскочил на ноги и, выхватив из-за пояса мачете, приготовился к последней схватке.

Стоявшая на краю откоса самка хлестала себя хвостом по бокам, но почему-то медлила с решающим прыжком. Взгляд ее был устремлен на человека, маленькие уши ловили каждый шорох, раздававшийся в сельве, но она продолжала неподвижно стоять на месте.

Не понимая, что случилось с диким зверем, старик не стал тратить время, чтобы докопаться до причин такого странного его поведения. Медленно, стараясь не делать резких движений, он стал пробираться к ружью, упавшему в то время, когда он скатывался по откосу. При этом он тихо, одними губами повторял:

– Почему? Почему ты не нападаешь? Что это за игры? Что еще ты задумала?

Он дотянулся до ружья и поднял его. Вот приклад уже приставлен к плечу, мушка застыла перед глазами. На таком расстоянии он не промахнется.

Все это время самка, стоявшая над Антонио Хосе Боливаром, не сводила с него глаз. Вдруг она устало и тоскливо зарычала и легла на брюхо.

Ответом на рык тигрицы был слабый стон, раздавшийся где-то поблизости. Антонио Хосе Боливар все понял и, опустив ружье, пошел на звук. Не прошло и минуты, как старик нашел то, что искал.

Самец оказался меньше самки по размеру и к тому же сильно исхудал. Да что там: если говорить честно, то от него остался лишь скелет, обтянутый кожей. Он лежал, прижавшись спиной к стволу поваленного гниющего дерева. На боку ягуара зияла рана от пули. Зверь едва дышал, и с первого взгляда было видно, что он испытывает страшные мучения.

– Вот, значит, чего ты добивалась, – покачав головой, сказал Антонио Хосе Боливар. Затем, задрав голову, он во весь голос прокричал продолжавшей наблюдать за ним самке: – Чего ты от меня хочешь? Чтобы я добил его? Чтобы он больше не мучился, изводя и тебя своими страданиями?

Жалобно взвыв, самка скрылась за краем откоса.

Старик подошел к умирающему ягуару и погладил его по голове. У зверя едва хватило сил приподнять веко и посмотреть на того, кто пришел избавить его от мучений. Антонио Хосе Боливар аккуратно, не касаясь раны, осмотрел ее и увидел, что несчастное создание заживо сжирают муравьи.

Он приставил оба ствола к груди самца.

– Ты уж извини меня, приятель. Какой же он все-таки сукин сын, этот гринго. Надо же было так испохабить жизнь всем нам.

Он выстрелил.

Старик не видел, что происходило в тот момент с самкой. Не видел ее, но догадывался, как она мучается там, наверху, испытывая боль и горе, вряд ли отличающиеся от тех чувств, что овладевают людьми, теряющими своих близких.

Старик перезарядил ружье и побрел к берегу, не глядя по сторонам и не опасаясь нападения. Пройдя шагов сто, он оглянулся и увидел самку, спускавшуюся по откосу к тому месту, где лежал мертвый самец.

Когда старик добрался наконец до заброшенного лагеря золотоискателей, было уже почти темно. Сквозь полумрак он успел разглядеть, что ливни разрушили сплетенную из тростника хижину. Обеспокоенный, Антонио Хосе Боливар обошел лагерь и, к своей радости, обнаружил неподалеку лежавшее вверх дном на песке каноэ.

Кроме того, в полуобвалившейся хижине он высмотрел мешок с сушеными бананами. Распихав еду по карманам, старик поспешил забраться под каноэ. Галька под лодкой была сухой. Антонио Хосе Боливар с удовольствием потянулся и улегся лицом кверху, чувствуя себя в полном комфорте, а главное, в относительной безопасности.

– А что, старик, нам с тобой еще повезло, – обратился он вслух к самому себе. – Кошка не стала перегрызать тебе глотку, да и скатившись по откосу, ты не слишком пострадал. В наши-то годы такое падение вполне может обернуться переломом, да еще к тому же и не одним. Густые папоротники затормозили падение и сработали как подушка. Вот так-то, Антонио Хосе Боливар.

ружье и мачете он положил по бокам от себя. Под лодкой было достаточно просторно, чтобы встать на корточки и, если понадобится, поменять положение. Каноэ было метров девять в длину, и дно его было сплошь покрыто шрамами от острых камней, через которые ему приходилось переваливаться на речных порогах.

Устроившись, старик съел пригоршню сушеных бананов и не без удовольствия выкурил сигару. Придя в себя после такого дня, он почувствовал, что смертельно устал. Не прошло и нескольких минут, как Антонио Хосе Боливар крепко уснул.

Ему приснился странный сон. Он увидел самого себя как бы со стороны. Все его тело было покрыто переливающимися на солнце пятнами, напоминающими узор на коже питона. Разрисованный таким причудливым образом, он сидел на берегу реки в ожидании галлюциногенного эффекта от выпитой натемы.

Прямо перед ним в воздухе, в листве, на спокойной поверхности воды, в глубине реки шевелилось нечто. Это нечто то и дело принимало самые разные обличья и меняло свою форму так часто, что расслабленные под воздействием колдовского отвара глаза не успевали приспособиться ко все новым образам. Оно становилось то огромным попугаем, то приобретало вид сома гуакамайо, выпрыгивающего из воды и глотающего висящую опасно низко на небе луну. Бухнув обратно в воду, оно вдруг свивалось в несколько могучих колец, переливающихся, как шкура удава, обвившегося вокруг человеческого тела. Это таинственное нечто не имело своей четко очерченной формы. Но чье бы обличье оно ни принимало, его отличительной чертой всегда оставались два янтарных, горящим холодным огнем глаза.

– Это твоя смерть, которая ускользает от тебя, чтобы вернуться и застать тебя врасплох. Если она ведет себя таким образом, это значит, что время твоего ухода еще не настало. Выследи ее, догони и убей, – нашептывал ему колдун-шуар, натирая его лежащее на земле тело холодным серым пеплом.

Тень с горящими глазами заметалась из стороны в сторону. На какой-то миг она отступила, стремительно скрывшись за неясной и в то же время такой отчетливо-близкой линией горизонта. Как только она исчезла, привычный мир вернулся на свое место. Даже яркие, сверкающие, как разноцветные фонарики, птицы защебетали, наполнив пространство своими немудреными песенками о счастье и любви. Но бесформенная тень опять накрыла сельву, представ на этот раз в виде огромной грозовой тучи, пролившейся на землю дождем из сверкающих янтарных глаз. Антонио Хосе Боливар даже во сне ощутил, как его бьет лихорадка, как подгибаются ноги и опускаются руки, как страх парализует тело и душу. Ему хотелось кричать, но крысы страха уже выгрызли ему язык своими острыми зубами. Ему хотелось бежать, но клубки тонких извивающихся змей опутали его ноги. Больше всего на свете он желал добраться до своего дома и, ворвавшись в пространство портрета, на котором он был изображен с Долорес Энкарнасьон дель Сантисимо Сакраменто Эступиньян Отавало, забыть навсегда эту полную жестокости землю. Но янтарные сверкающие глаза все вставали и вставали перед ним, преграждая путь. Вот и сейчас очередная пара сверкающих глаз повисла над ставшим его крохотным домом каноэ. Утлое суденышко зашевелилось, впиваясь бортами в прибрежный песок и гальку под тяжестью все той же бесформенной тени, навалившейся на деревянную оболочку, ставшую для Антонио Хосе Боливара второй кожей.

Задержав усилием воли дыхание, он заставил себя проснуться. Так и есть: сновидение обернулось кошмаром наяву. По дну лодки от носа до кормы прогуливалась гигантская кошка. Каноэ было отполировано водой и речным песком за долгие годы службы, и зверю приходилось впиваться в дерево когтями, чтобы удержаться на полукруглой долбленке. Над самым ухом старика слышалось его беспокойное дыхание.