Антонио Табукки - Новеллы

— А кино? — спросила она.

— Пять лет назад снялся в детективе, играл американца, частного агента, — всего три сцены, а потом меня убили в лифте. Но в заглавных титрах значилось: а также с участием… — и мое имя во весь экран.

— Ты — миф, — убежденно сказала она.

— Остаток, — поправил он. — Я — этот вот окурок, гляди. — И он сделал суровое, отчаянное лицо, окутав себя дымом сигареты, висевшей на нижней губе.

— Не строй из себя Эдди, — засмеялась она.

— Но я на самом деле Эдди, — сказал он тихо, сделав вид, что надвигает на лоб воображаемую шляпу. Наполнил вновь бокалы, поднял их.

— Выпьем за кино.

— Если так пойдет и дальше, то на площадку мы заявимся навеселе, Эдди, — лукаво выделяя имя, заметила она.

Театральным жестом сняв воображаемую шляпу, он поднес ее к сердцу.

— Ну что ж, так будет еще мелодраматичней.

На десерт заказали мороженое с горячим шоколадом. Торжествующий официант принес блюдо с мороженым и соусник с дымящимся шоколадом. Подавая на стол, он робко, но не без кокетства спросил, не окажут ли они ему честь поставить автографы на меню, и, получив согласие, расплылся в радостной улыбке.

Мороженое было в форме большущего цветка, в центре венчика ярко краснели вишни. Он подхватил одну пальцами и положил в рот.

— Послушай, — предложил он, — давай-ка мы финал изменим.

Она взглянула несколько недоуменно, возможно, просто пожелала услышать подтверждение тех слов, смысл которых прекрасно поняла.

— Не уезжай, — попросил он, — останься со мной.

Она будто бы в смущении склонила голову к тарелке.

— Ну, пожалуйста, — произнесла она, — прошу тебя…

— Ты говоришь, как в фильме, — заметил он, — те же самые слова.

— Мы здесь не в фильме, — ответила она почти обиженно, — довольно представляться, перегибаешь палку.

Он махнул рукой, как будто в самом деле собирался закончить этот разговор.

— Но я люблю тебя, — сказал он еле слышно.

На этот раз шутливый тон взяла она.

— Конечно, — согласилась она снисходительно, — в кино.

— Это все равно, — ответил он, — все — кино.

— Что — все?

— Все. — Он протянул руку через стол и сжал ее ладонь. — Прокрутим-ка обратно пленку и вернемся к самому началу.

Она смотрела на него, будто боясь ответить. Не отдернула руки, которую он ласково погладил, ответила тем же сама.

— Ты забыл название картины, — попыталась она сострить. — «Возврата нет».

Сияющий официант спешил к ним, размахивая бланками меню.

— Ты с ума сошел! — смеясь воскликнула она, но все же последовала за ним, — они же будут просто вне себя.

Он за руку втащил ее на пристань и прибавил шаг.

— Ну и пускай, — ответил он, — пусть нахал этот немного подождет, ожидание вдохновению способствует.

На катере было в лучшем случае с десяток пассажиров, рассевшихся на скамьях внутри и на железных стульях на корме. Все — местные; судя по одежде и по тому, с какой непринужденностью они себя вели, видно, что они давно освоились с этим видом транспорта. Три занятые беседой женщины держали пластиковые пакеты с названием универмага — явно приезжали за покупками из деревенек, расположенных на берегу залива. Кондуктор, компостировавший билеты, одет в голубые брюки и белую рубашку с фирменной эмблемой на кармане. Мужчина у него спросил, сколько времени займет плавание в оба конца. Молодой парень, обводя залив широким жестом, перечислил те деревни, где катер пристает. У кондуктора были светлые усики, говорил он с ярко выраженным местным акцентом.

— Примерно полтора часа, — ответил он, — но если времени у вас немного, от первой деревеньки, едва мы пришвартуемся, отчалит встречный катер, который будет здесь через сорок минут. — Он указал на первую деревню на правом берегу залива — гроздь освещенных солнцем светлых домиков.

Она, похоже, не могла никак решиться и, мучимая опасениями, боролась с соблазном.

— Они же будут просто вне себя, — сказала она снова, — они хотят сегодня кончить съемки.

Он пожал плечами и беспечно махнул рукой.

— Ну, не сегодня кончим — завтра, оплата ведь аккордная, вот пусть и добавят лишний день.

— Завтра я должна лететь в Нью-Йорк, — ответила она, — все уже расписано, и дочка ждет.

— Синьора, пожалуйста, решайте, — учтиво попросил кондуктор, — нам пора отбывать.

Катер дал гудок, второй, и матрос, стоявший на причале, стал отвязывать канат. Кондуктор вынул книжечку и протянул им два билета.

— На носу вам будет удобней, — посоветовал он, — там ветерок, зато не так качает.

Железные стулья были свободны, но они облокотились о невысокие перильца, чтобы полюбоваться пейзажем. Катер быстро отчалил и двинулся полным ходом. Городок мгновенно отдалился и стал весь виден как на ладони: оказалось, что старые дома расположены в неожиданно логичном и полном особого очарования порядке.

— Земля выглядит красивей с моря, — заметила она. Рукой ока придерживала волосы, растрепанные ветром, на скулах проступил румянец.

— Ты — самая красивая, — ответил он, — на море, на земле — везде.

Засмеявшись, она стала рыться в сумке — возможно, в поисках платка, чтобы повязать им волосы.

— А ты весьма галантен, раньше таким не был.

— Раньше я был глупым, глупым и инфантильным.

— А по-моему, ты инфантильнее сейчас, — заметила она, — прости, но я и правда так считаю.

— Нет, — отозвался он, — ты ошибаешься, я просто постарел. — Он бросил на нее озабоченный взгляд. — Только не говори, что я старый.

— Нет, ты не старый, — успокоила она, — но дело ведь не только в этом.

Она вынула из сумочки черепаховый портсигар, достала сигарету. Сложив ладони домиком, он заслонил спичку от ветра. Небо теперь было ярко-голубое, хотя от горизонта поднималась темная завеса и море стало темно-синим. Первая прибрежная деревня быстро приближалась. Уже четко вырисовывалась розовая колокольня с белым куполом, похожим на безе. Стая голубей взлетела с крыш и, описав широкую дугу, повернула к морю.

— Там, наверно, жизнь прекрасна и проста, — заметил он.

Она с улыбкой кивнула.

— Возможно потому, что это чужая жизнь.

Хорошо был виден встречный пароходик, стоявший в крошечном порту, — старенький, похожий на буксир. При виде катера он — точно в знак приветствия — дал три гудка. На пристани стояли несколько человек — должно быть, собирались сесть на катер. Малышка в желтом, держась за мамину руку, без устали подпрыгивала, как пичужка.

— Вот чего бы я хотел, — сказал некстати он. — Жить чужой жизнью. — По ее глазам он понял, что выразился неясно, и поправился: — Счастливой жизнью, не похожей на нашу, — сказал он, — такой, какую мы себе вообразили, глядя на ту деревеньку. — Он взял ее за руки, повернул к себе и долго, не произнося ни слова, смотрел ей пристально в глаза.

Она мягко высвободилась и быстро его поцеловала.

— Эдди, — проговорила она нежно, — милый Эдди! — Взяв его под руку, потянула к подготовленным для спуска сходням. — Ты большой актер, — сказала она, — настоящий, большой актер. — Она была весела и полна жизни.

— Но я и вправду это чувствую, — запротестовал он, послушно двигаясь к выходу.

— Конечно, вправду, — отозвалась она. — Как и бывает с настоящими актерами.

Поезд резко остановился, заскрежетав колесами и выпуская клубы пара. В одном купе окошко опустилось, и выглянули пять девичьих головок. Среди девушек были крашеные блондинки, с локонами по плечам и кудряшками на лбу. Все они весело защебетали: «Эльза! Эльза!». Ярко-рыжая девица с зеленым бантом в волосах, крикнув: «Вот она!», — свесилась в окошко, делая широкие приветственные жесты. Эльза поспешила к девушкам, коснулась радостно протянутых ей навстречу рук.

— Коринна, — глядя на рыжеволосую, воскликнула она, — что ты сделала с собой?!

— Так нравится Саверио, — Коринна рассмеялась, подмигнув, и кивнула в сторону купе. — Ну, скорее поднимайся, или так и будешь там стоять? — добавила она пронзительным голосом и вскрикнула: — Ой, девочки, Рудольф Валентино!

Высунувшись из окошка, все девушки принялись махать тому, кого увидела Коринна. Эдди был вынужден выйти из-за стенда с расписанием на перрон; с невозмутимым видом он сделал несколько шагов вперед, надвинув шляпу на глаза. В этот самый миг в ворота на дальнем конце станции вошли двое немецких солдат и направились к будке начальника. Через несколько секунд тот вышел с красным флажком и проворно, отчего его грузноватая фигура казалась еще нескладнее, зашагал к локомотиву. Солдаты встали у кабины машиниста — им, похоже, поручили что-то охранять. Девушки молчали и озабоченно следили за происходящим. Поставив на землю чемоданчик, Эльза растерянно смотрела на Эдди. Знаком он велел ей идти дальше, а сам уселся на скамейку под рекламой побережья, достал газету из кармана и развернул ее перед собой.