Маша Трауб - Пьяная стерлядь (сборник)

— Мама просила тебя привезти.

Девушка не ответила.

И в этот момент Яна узнала голос мужчины. Это был Дима, которого все называли Митей — имя, которое она терпеть не могла, хотя именно оно подходило ему как нельзя лучше — сочеталось с недовольной верхней губой, нежными щеками, которые были настолько чистыми, что, казалось, не знали бритвы, маленьким для мужчины ростом, раздражительностью по мелочам и волнистыми, как у ребенка, кудрями.

— Ты помнишь? Завтра мы идем в театр, — обратился он к своей спутнице.

— Да, я помню. — Девушка смотрела на своего спутника сверху вниз, при этом сохраняя покорность во взгляде.

Яна мечтала о том, чтобы кассирша побыстрее пробила все вещи. Та будто услышала ее немой призыв.

— Шорты для плавания для мальчика на двенадцать лет, купальные трусики для девочки на три года, шорты для мужчины, размер икс-эль, купальник третий размер, все правильно? — спросила она Яну.

— Да, — ответила Яна.

— Накидку брать будете?

— Нет, спасибо.

Вот так ее жизнь стала известна тем, кто стоял сзади. Так просто, быстро кассирша рассказала обо всем, что случилось с ней за последние пятнадцать лет. Скупая биография, вся личная жизнь, отпечатанная в чеке. Теперь все люди, стоявшие за Яной, знали, что у нее есть муж размера икс-эль, дочь трех лет и сын — двенадцати. Что сама Яна за эти годы раздалась до третьего размера, несмотря на диеты, и что она экономит деньги на накидке под цвет купальника.

На самом деле всем было наплевать, все мечтали только о том, чтобы Яна уже убралась из магазина со своими покупками, но она стояла и обмирала от позора. Вот теперь Дима-Митя знает о ней все, всю подноготную, включая интимные подробности в виде размера купальника.

Яна схватила пакет и кинулась к выходу, но не удержалась — обернулась, поймала взгляд Димы-Мити. Он ее не узнал, смотрел раздраженно. Девушка, которая была с ним, с сомнением разглядывала купальник, который уже пробивала кассирша.

Яна не могла понять, почему эта встреча так ее разволновала. Митя никогда не был ее любимым мужчиной, он не был для нее ни мужчиной, ни любимым. У них вообще ничего не было личного. Но тем не менее она хорошо помнила тот год, когда с ним познакомилась.

Ей тогда исполнилось восемнадцать. Митя был знакомым знакомых. Случайная встреча. Но никто до него после второго свидания не приводил ее в дом, чтобы познакомить с мамой. Он сразу сказал, что хочет на ней жениться, при условии, что она понравится маме. Яне было очень лестно, что кто-то захотел на ней жениться вот так, сразу, и очень хотелось понравиться Митиной маме.

Маме она понравилась, и все закрутилось помимо нее. Они ходили в театры втроем, с Митей и мамой, они ужинали втроем, даже такси до дома ей заказывала Митина мама. Она же планировала, где они проведут следующие выходные и куда пойдут в четверг через неделю.

Яна попала в омут, в оборот, из которого невозможно было выбраться. Ей совершенно не нравился Митя, но она не могла отказать его маме, которая лично ей звонила и сообщала, куда они должны пойти. Яна соглашалась, поскольку мама ждала только согласия.

Она помнила, что была мучительная вереница походов в театры, бесконечных ужинов, знакомств с какими-то людьми, которых Яна на следующий день не могла и вспомнить. И все знали, что Яна — Митина невеста, только сама она об этом не знала и совсем не собиралась за Митю замуж, но не могла сказать об этом его маме. Она вообще не понимала, зачем ходит в театры, зачем отвечает на мамины звонки и говорит, что да, придет с радостью. Мама называла ее Ясечка, и от этого имени Яну трясло, впрочем, как и от Митечки.

Ясечка и Митечка — мама планировала свадьбу. Она уже подобрала ресторан и собиралась отвести Яну в магазин, чтобы выбрать платье.

— Слушай, я так не могу, — сказала Яна Мите. — Мы же с тобой даже не целовались. Как мы можем пожениться?

— Ну, давай поцелуемся, — ответил Митя.

Яна зажмурила глаза и позволила себя поцеловать. Митя был Митей даже в поцелуе. Он обслюнявил ее щеку и тыкался верхней губой в ее плотно сжатые губы.

— Скажи маме, что свадьбы не будет, — сказала Яна.

— Я не могу. Скажи ты, — испугался Митя.

Яна говорила маме Мити, что не выйдет за ее сына замуж, во время балета. В Большом театре. И во время фуэте встала и вышла из зала. С тех пор она не видела ни Митю, ни его маму и была счастлива. Митя ей только однажды позвонил и сказал, что мама очень переживает и плачет. Яна ответила, что это пройдет, и положила трубку.

И вот теперь, спустя пятнадцать лет, за которые она ни разу не вспомнила ни Митю, ни его маму, она его увидела. Мужчину в возрасте, недовольного, раздраженного, с заметной проседью в курчавых волосах… У него ничего не изменилось: та же недовольная верхняя губа, тот же рост, маленький для мужчины. И девушка, которую он собирался представить маме.

Яна убегала от магазина, как будто за ней гнались. У нее были муж и двое детей, а у него — одна на двоих с мамой жизнь и девушка на две головы выше, с которой его явно ничего не связывало.

Женька очень хотела замуж. Так иногда бывает с девушками. Она вяло ходила на работу и все свободное время строила планы, как ей все-таки выйти замуж за Володьку. Они встречались больше года, и все было в порядке, и с будущей свекровью Женька нашла общий язык. Во всяком случае, при Володьке они мило обсуждали погоду.

Так вот Володька замуж Женьку вроде бы хотел брать, но не сейчас, и не завтра, и не через месяц, а в отдаленном будущем. Женьке же хотелось точной даты. И она сделала то, что делали многие женщины, доведенные до отчаяния матримониальными планами. Она пошла в женскую консультацию, где у знакомой медсестры купила чистый бланк, но с печатью доктора. В тот же вечер она аккуратными буквами вписала в бланк свою фамилию и диагноз — беременность четыре недели. Этот бланк Женька торжественно положила на стол перед будущей свекровью и Володькой. Те дружно кивнули, но как-то безрадостно, что Женька, конечно, отметила, но решила, что ничего, переживут.

На следующий день Женька отпросилась с работы, чтобы вместе с Володькой дойти до загса и подать заявление. Учитывая беременность, можно было попросить назначить дату и пораньше, но Женька хотела, чтобы все было красиво — с платьем, новыми туфлями, рестораном и гостями, поэтому взяла себе время на подготовку — месяц.

Почти весь месяц она летала — от портнихи в магазин и обратно. Весь месяц она радостно улыбалась своему скорому счастью и под взглядом будущей свекрови повесила в их с Володькой комнате новые шторы.

— Женечка, а ты будешь продавать свою комнату в коммуналке? — спросила будущая свекровь.

— Нет, а зачем? — удивилась Женька, продолжая вешать шторы.

— Ты как себя чувствуешь? — спросила, помолчав, свекровь.

— Отлично! — совершенно честно ответила Женька.

— А я, когда Володечкой ходила беременная, так токсикозом мучилась… — вздохнула будущая свекровь.

Женька чуть со стула не упала. Она совсем забыла про свою мнимую беременность в надежде, что как-нибудь само все рассосется. Или что она успеет забеременеть от Володечки до того, как все раскроется.

Но будущая свекровь не была бы свекровью, если бы не решила проверить Женьку. Она хорошо запомнила фамилию доктора, которая значилась в справке, — Волкова, и номер поликлиники запомнила. В общем, за неделю до свадьбы она все-таки отправилась в поликлинику, где ей сообщили, что никакой доктора Волковой у них никогда не было и карты пациентки Евгении Фирсовой у них нет.

Будущая свекровь преподнесла новость своему сыну так же, как это сделала Женька — вечером, во время семейного ужина. Женька врать никогда не умела и тут же покрылась нервными пятнами. Свекровь что-то кричала про то, что аферистки в ее семье не будет никогда, Володька мямлил про отмену свадьбы, а Женька думала о том, как жалко свадебное платье — только вчера его забрала у портнихи. Замечательное платье. Просто обалдеть, какое платье.

Женька, конечно, страдала, плакала у себя в комнатке в коммуналке и не знала, что делать дальше.

— Жень, ты чего? Случилось что-то? — спросил ее на работе Серега — милый парень, рыжий, голубоглазый, с тонкими чертами лица и прозрачной, как у многих рыжих, кожей. Женьке такие никогда не нравились. Не то что ее Володечка — коренастый, плотный брюнет. И нос смешной — картошкой. Очень красивый нос. Курносенький. Женьке очень нравился Володечкин нос.

— А? — переспросила Женька.

— Что-то случилось? — спросил Серега.

— Свадьбы не будет. Меня Володька бросил, — ответила Женька и, не удержавшись, заплакала.

— Понятно. — Серега тяжело вздохнул.

— А ты чего такой мрачный? — спросила, отхлюпавшись, Женька.

— Да так, тоже неприятности на личном фронте.