Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— А ты скотина, — наконец сказал Витька первое, что пришло во взбудораженную голову.

— Язык-то придержи! — огрызнулся Лёшка. Теперь, рассказав всё, что собирался, он выглядел куда более уверенным. Стыдливые глазки налились огнём, даже злобой. В них появилась уверенность в собственной правоте. — Что она, монашка, ждать тебя триста лет?! Ей было одиноко. Ты ведь о себе думаешь, а не о ней нет.

— Слушай, — кое-как пытаясь добавить побольше ноток безразличия в голос, бросил ему Витька. — Катись-ка ты отсюда, пока я тебе не врезал, а?

— Сам решу, когда мне катиться! А ты слишком благородный стал, да? Великодушно меня отпускаешь? — Лёшка, похоже, укоренился в своей правоте и покраснел от негодования.

— Иди, пока я держусь! — Виктор сжал руки в замок, чтоб те случайно не устроили мордобой.

— Иду-иду, — бывший друг зло сощурился, резко развернулся на пятках и пошагал вниз. — Иду. А ты не злись, любовь беречь надо.

Витька вскипел: он ещё и умничает! Уже б шёл своей дорогой и благодарил судьбу за то, что его не размазали в мясо.

— Слышишь, ты! Друг ты липовый! Учить меня будешь?! Да вы там все даже представить не можете, что я пережил. Вам на меня плевать, у вас одни пьянки на уме! Знатоки любви хреновы!

Лёшик, не ответив, прибавил шаг.

Витя выдохнул горячий воздух, со всего маху стукнул ладонью по перилам и, дрожа от злости, сжал кулаки.

— Сука! — просипел он сквозь зубы и ударил ногой о стену. — Козёл!

Хотелось сорваться с места, догнать Лёшика и вмазать ему по первое число, так, чтобы знал, как приходить с подобными заявочками. У Виктора перед глазами даже появилась кровавая картинка: перепуганный Лёшик с огромными синяками на лице, разбитой губой и в гипсе.

Он зло стиснул зубы. Урод… С трудом удерживаясь на месте, парень пытался убедить себя в том, что он благоразумен и не станет устраивать драку.

Витёк вынул из кармана сотовый, стал трясущейся рукой набирать эсэмэску Лике. «Я от тебя не ожидал», — написал он кое-как. Перечитал, сплюнул, стёр. «Не думал, что ты такая», — снова напечатал парень. Опять стёр. Бред. Витя схватился за голову. Бред!..

Он не мигая посмотрел на Ликино фото на заставке, а потом удалил его. Пламя гнева внутри щекотало нервы. Виктор вернулся в бокс. Зашвырнул оставшиеся на постели конспекты в угол и упал. Кровать показалась как никогда твёрдой и неудобной, со всех сторон что-то мешало, давило. Витька встал, прошёлся вдоль палаты, сел на подоконник…

Столько стрессов за несколько дней — это не для него. Столько споров, столько ссор. Зачем она говорила, что любит, что будет ждать? Зачем был нужен весь этот цирк со слезами и страданиями? Виктор, ещё отдыхая дома, заметил неладное в поведении Лики. То, как она стеснялась обниматься в присутствии Лёши, как отказывалась прийти в гости под разными предлогами, как в последний день во время прогулки быстро убежала, исчезла, ничего не объяснив. Конечно, видимо, где-то её ждал Лёшик, приглашал в клуб или на дискотеку. Зачем ей он, Виктор, который «триста лет» уже в больнице, который стал порядочнее и спокойнее, который даже уроки пытается учить. Зачем? Таких не любят, такие крутым девчонкам не нужны!

— Иди обедать, — Наталья Тарасовна заглянула в палату.

Витя кивнул, но в столовую не пошёл. Первый раз за время пребывания в больнице он не хотел есть. Он даже перестал скучать по дому и школе. Враз как-то. А зачем ему школа? Друга у него теперь нет. Девушки тоже. Интересно, а Влад был в курсе этой авантюры? Конечно, был. Они же всё время гуляют вместе. «Ну пусть гуляют. Пусть, — подумал Витя, поднимаясь по ступеням на шестой этаж. — Пусть. Только теперь без меня».

На последнем этаже больницы шептались лёгкие сквозняки. Когда-то на этих самых ступенях сидела заплаканная Инга, а Витька обещал вернуться и устроить самые весёлые в мире больничные дни. Тогда он многого ещё не знал. Парню хотелось вернуться в тот миг, пусть пасмурный и дождливый, но всё равно беззаботный, лёгкий.

Замок на двери, ведущей на крышу, так никто и не повесил, чему опечаленный Витька весьма обрадовался, если «обрадовался» вообще подходящий термин для человека в его состоянии. Оглядевшись по сторонам, он приоткрыл двери и вылез на кровлю. Зимнее, хоть и холодное, но яркое солнце заливало шифер. Парень, осторожно прошествовав почти до самого края, без страха уселся, свесив ноги. В кармане у него валялся листок с конспектом по механике. Витя достал его, попытался прочесть, понять, запомнить, но мысли улетали в космос. Отчаявшийся что-либо выучить, Виктор отложил кусочек конспекта. Учёба не сильно отвлекала от проблем, скорее наоборот — давила на сознание.

Он уставился на зимний город: светлый, голый и прозрачный из-за отсутствия зелени. Изнутри парня вдруг пощекотал невразумительно добрый, успокаивающий даже смешок. Удивительная мысль пришла в голову. Всё, что с ним происходит, похоже на какую-то мелодраму, но в то же время является чистой правдой.

С востока подул прохладный ветерок. Если бы Витьке предложили сейчас оказаться в любой точке земного шара, он бы, странное дело, не согласился бы никуда ехать.

Мальчишке почему-то хотелось сейчас быть именно в этом месте и смотреть именно на этот город: на далёкие шумные новостройки, разновысотные подъемные краны, чернеющие голыми ветками парки, скверы, посадки, садики, покосившиеся старые крыши частных домов, клубы дыма, вырывающиеся тучами из труб котельных, и многоэтажки, которые Витя каждый день видит в окно.

Как он раньше даже не задумывался, что этот город, его город, единственный в своём роде. Что его и сравнивать со всякими сан-францисками стыдно. Сравнивают обычно что-то эквивалентное, похожее, а этот полис уникален, ведь он, Витька Южаков, здесь родился и вырос. Ему знаком каждый район, каждое интересное местечко, каждая улица. Он здесь хозяин, он может ходить с закрытыми глазами, чувствуя одной только душой, что и где находится. Чувствовать, любить и делать всё для того, чтобы создать крепкую семью.

Жить ради счастья своих близких, своего дома, района, города, страны. Как хотелось обнять необъятное пространство. То, которое называется родным, родиной. Живя в котором, чувствуешь, что ты уникален и силён, что можешь перевернуть всё к лучшему, начиная с малого и заканчивая большим, при этом ощущая только радость.

— А ты молодец. Я не ожидал, — Тим-Тим сидел вместе с Витькой за столиком и уплетал полдник. Все остальные ещё скучали по палатам — в тихий час никто не имел права нарушать больничный режим. Кроме Витьки. Его почему-то все перестали поучать и контролировать, будто он повзрослел и поумнел за эту несчастную неделю. Парень мог шастать допоздна, не спать после обеда, без разрешения выходить гулять на улицу. Даже Шпала — самый древний обитатель отделения — и то завидовал такому расположению персонала к Витьке.

— Да ладно. И вы тоже ещё, — Витя немного смутился, отведя глаза от Тим-Тима. — Инга, как вернулась к нам в отделение, так всё время «спасибо, спасибо». Мне аж не по себе.

— Ну так есть за что благодарить. Она отлично себя чувствует. Почти здорова, — Тимофей, что бывало крайне редко, улыбнулся.

— Почти, — с грустью повторил Витя и отхлебнул из стакана. — Как думаете, ей на улицу можно? Погода ведь шикарная.

— Да, погода отнюдь не зимняя, — согласился Тим-Тим, посмотрев в окно. — Я думаю, можно. Вот тихий час закончится, и отправляйтесь. Только ненадолго.

Вернувшись из изолятора, Инга выглядела необычно. То, что она постоянно благодарила Витю, — ещё пустяки. Другое дело, ему порой казалось, девушка всё же немного тронулась умом. Она, бывало, подолгу смотрела в одну точку, а потом вдруг ни с сего ни с того начинала улыбаться, не кому-нибудь, а просто так, сама себе. Хотя когда Виктор начинал с ней говорить, девчонка отвечала вполне адекватно, и он толком не мог уяснить, что же не так.

— Гулять пойдём? Тимофеич разрешил, — парень привычно остановился в дверях, глядя на Ингу, которая сидела на кровати, поджав колени, и читала какую-то книгу.

— Правда разрешил? — подняв большие глаза, девушка чудаковато улыбнулась.

— Правда, — кивнул Витя и, войдя в палату, подал ей свитер. — Одевайся. Там не холодно, но и не лето всё же.

Инга спешно натянула вязаный чёрно-белый свитерок, кое-как завязала шнурки и, довольная, как ребёнок, которому Дед Мороз вручает долгожданный подарок, вскочила на ноги.

— Пойдём!

Виктор умиротворённо расплылся в улыбке. Покинув пасмурное здание больницы, ребята пересекли залитый солнцем двор и подошли к ржавому проволочному забору. В старых, ещё не просохших лужах отражался солнечный лимон. А за оградой, всего в нескольких метрах, бликами сверкала маленькая речушка, через которую был перекинут короткий самодельный мост.

Витя осторожно подвинул одну из железяк, и в заборе образовалась довольно крупная дырка.