Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— Ты мой лучший друг, — Витя склонил голову на плечо девушки.

— Ты тоже, Вить, — она легонько погладила его по спине.

— О Боже… Лётчиком, — с безумной улыбкой глядя на темнеющий небесный свод, произнёс Виктор. — Лётчиком, — и он вдруг весело расхохотался со слезами на глазах. — Инга, представь: я и самолёт! В небе!

Она шало улыбнулась.

— Давай команду к взлёту, а то, если опоздаем, диспетчер Тим-Тим не даст разрешения на посадку…

По поводу ухода за территорию больницы ни Тим-Тим, ни Тамара Ивановна ничего не сказали, хотя, когда ребята появились на пороге, медсестра покачала головой, слегка грозя Виктору пальцем. Но преступники всё же остались безнаказанными, и хотя это было замечательно, ребята больше в такие далекие круизы не ходили. Во-первых, ухудшалась погода. Зима наконец вспомнила, что должна пригнать с севера холода и отправить яркое солнышко на заслуженный отдых за тучки. Целыми днями от одичавшего ветра, чуть не ломаясь, скрипели деревья, по серому двору больницы летали листья, ветки то и дело врезаясь в стёкла.

На улице постоянно что-то грюкало, падало, шуршало. Подлый холод хитро пробирался за пазуху, и гулять, даже одетому в сто одёжек, не хотелось. Инга была болезненная, усталая и вдобавок ещё худая, как соломинка. Вязаная кофта выглядела на ней, как плащ, а кроссовки, на самом деле маленькие, смотрелись как громадные солдатские ботинки. Когда ребята ходили на первый этаж за бубликами, Вите приходилось время от времени поддерживать её, поскольку идти сама девушка просто не могла от слабости. Она, бывало, даже засыпала средь бела дня, чего раньше не случалось. Да и вообще, в отличие от Виктора, который ощущал прилив буйной энергии и сил, Инга всё больше времени проводила в постели.

Раннее графитовое утро висело над больницей. Народ толпился у столовой в ожидании завтрака, а Витька с Ингой умудрились сбежать в холл. Солнце, поднявшееся на мгновение из-за девятиэтажек, ласкало ребят теплом из последних сил. Ведь скоро ему предстояло укутаться в тучи до самой весны.

Виктор открыл окно. То самое, их любимое окно, которое подслушало столько забавных и интересных ночных бесед. Запахло сыростью. Внизу по мокрой росистой траве бегали, играючи, две собаки. Хозяева стояли в стороне, что-то обсуждая, махая поводками и посвистывая, зазывая питомцев.

Ребята сели на широкий подоконник. Витя довольно зевнул, пытаясь стряхнуть остатки сна. Инга, ещё немного заспанная, достала из кармана пакет с крошками.

— Сейчас налетят, — сказала она, рассыпая хлеб по подоконнику.

— Почему они такие боязливые? Мы же их ни разу не обидели, — Виктор постучал пальцами, призывая птиц. — Недоверие к людям, наверное, у них уже в генах.

Голуби, воркуя и хлопая крыльями, стали слетаться со всех окрестных крыш и веток. Нападая на хлеб, они пытались расталкивать друг друга, выгонять, бить крыльями, чтобы урвать себе лучший кусочек. С ели прилетел даже один серый дикий голубок и тоже вступил в бой за пищу.

В холле было тихо. С лестничной клетки доносились монотонные разговоры, шаги, шорох, шёпот, топот, крики, смех, голоса. Но Инга с Витей настолько к этому привыкли, что их гораздо больше интересовала компания сварливых голубей, которые с охотой клевали хлебные крохи.

— Пусть не доверяют. Целее будут. Смотри, ещё летят. Лётчики… — Инга показала на компанию птиц, торопившихся с соседней девятиэтажки. — Кстати, Вить. Ты родителям-то сказал, что собираешься в пилоты?

— Не сказал пока, — вздохнул парень. На лестнице что-то шаркнуло, но он не обратил внимания. — Не думаю, что мама похвалит. Она заявит: «Опасно. Страшно». Но потом, думаю, я смогу её убедить. Что до бати… Мы с ним сейчас не в ладах, но вообще-то если я смогу убедить его, что пилот — это солидно и прибыльно, то должен одобрить.

— А как же Америка?

— Америка… Я теперь точно знаю, что живи я там, многого бы просто не понимал. Это сложно объяснить, но там другая жизнь. То, что для нас нормально, для них дикость. И наоборот, — усмехнулся Витя и подложил ещё немного хлебных крошек голубям. — Тут мне будет комфортнее, спокойнее. Мне говорят: «Тут ты никому не нужен». А ведь всё как раз наоборот. Я нужен близким, а затем, как по расширяющейся спирали, — городу и стране. Я нужен тут потому, что могу что-то изменить. Кто ж, если не я. А для Сан-Франциско к чему мне стараться? Это как убиваться, делая ремонт в чужом доме. Тем более родители хотели отправить меня за границу только потому, что думали я такой олух и здесь не смогу устроиться.

— Не олух, прекрати эти глупости…

— Ку-ку! — послышался нестройный хор с лестницы, и Витька чуть не вывалился в окно. В холл, растрёпанные и довольные, заглядывали отец с мамулей.

Мальчишка оторопел. Снова они появились из ниоткуда. Снова как из-под земли выросли в тот момент, когда он и ждать-то их не ждал.

— Вы что, следите за мной?! Вам не говорили, что подслушивать нехорошо! — взбешённый Виктор соскочил на пол. — Давно вы там уши греете?

Парень пыхтел и не знал, куда деться. Ведь они могли всё слышать. Мозг быстро прокручивал плёнку памяти назад, припоминая, говорил ли он что-то плохое.

— Ты как разговариваешь? — погрозил пальцем отец. — Может, лучше познакомишь всё-таки со своей подругой?

Виктор замялся.

— А… Ну да, конечно. Мам, пап, это Инга. Инга, это мои родители: Вера Олеговна и Александр Игоревич.

Инга смущённо улыбнулась, сползая с подоконника.

— Очень приятно.

— Нам тоже, — кивнула ей мама.

— Вот и отлично, — распорядился Витя, понимая, что уже немного остыл и скандалить больше не хочет. — Но за какие грехи вы за мной шпионите тут?

— Да мы случайно, — усмехнулся в усы папа. — Поднимались, услышали ваши голоса, решили послушать. А сам-то ты дома так не делал разве?

— Точно-точно! И вообще, — встряла Вера Олеговна, поучительно замахав рукой, — я должна признать, что мы не зря послушали. Столько узнали! Какие самолёты, Витя?! Ты что!

Виктор обречённо схватился за голову.

— Началось…

Инга ненавязчиво похлопала его по плечу.

— Я пойду. Не опаздывай на завтрак, — тихо сказала она и ушла, оставив парня наедине с родными.

— Хм… — Александр Игоревич посмотрел ей вслед. — Милый ребёнок.

Виктор согласно кивнул.

— Ладно, раз уж вы слышали всё, то о чём теперь говорить?

— Ну не скажи!.. — мама снова надулась от возмущения.

— Верочка, — отец попытался её успокоить. — Пойди-ка к Тимофею Тимофеевичу, ты же хотела с ним поговорить.

— Сплавляете меня? — она поставила руки в боки. — Я так и знала. Пилоты-самоучки.

Вера Олеговна фыркнула и, войдя в отделение, демонстративно хлопнула дверью.

Папа ехидно захихикал и подошёл к Вите, легонько приобняв его.

— Значит, лётчиком? — спросил он без всякой надежды услышать отрицательный ответ.

— Ага… — буркнул Виктор, недовольный тем, что отец пытается замять прежние обиды, не попросив прощения.

— Ладно, — родитель осекся. — Ну я был не прав и всё такое. Ты ж пойми, долгая жизнь научила меня сухому расчёту и недоверию. Ты не злись. А я в награду не буду спорить с тобой по поводу выбора профессии. Лётчик так лётчик, лишь бы на радость, — сказал он, разводя руками. — Но с чего, скажи, перемены в сознании такие? Учиться вдруг собрался, Штаты на родину променял? Патриотом стал? А?

— Ох, сколько вопросов сразу, — мальчишка почесал за ухом. — Ну стал, ну променял… Вы не рады, что ли?

— Рады. Только не верится как-то…

— Ну вот! Опять вам не верится! — Виктор высвободился из-под отцовской руки.

— Всё-всё! — спохватился Александр Игоревич, хватая сына за плечо. — Верится. Просто неожиданно, понимаешь?

Витя встал напротив.

— Пора бы вам учиться мне доверять, ну хоть понемногу, постепенно. Я ведь так вырос за эти два месяца, как другие растут многие годы. А вам всё не верится… Что учиться хочу — не верится, что девчонке больной помочь хотел — тоже. А ведь, кстати говоря, Инге спасибо надо за многое сказать и стенам этим больничным. Глаза-то тут, знаешь, как на реальные вещи раскрываются! Смотришь на свою жизнь со стороны и видишь все косяки.

— Да уж. Косяков как раз у тебя немало было, — вздохнул отец, бросив философский взгляд за окно. — Из-за них-то мы и доверие потеряли.

— Согласен, — расхлябанной походкой Витька отошёл к противоположной стенке. — Понимаешь, подросток стремится не столько повзрослеть, сколько к тому, чтоб его взрослость была замечена. Кто-то отлично учится, и его хвалят. Кто-то выиграл чемпионат области по лёгкой атлетике, его тоже хвалят. Кто-то лучше всех рисует, а кто-то — играет на пианино. Их оценивают по высшему разряду. Общество взрослых их признаёт. Это и есть главное для нас, — парень перевёл дух. — А когда ты толком ничего не умеешь, не можешь или можешь, но пока ещё не раскрыл в себе потенциал, то ты — серая масса, тебя не замечают, не выделяют, не видят. И тогда… Тогда ты сам находишь такую среду, в которой ты будешь признан. Ведь в компании, где двоечник, дурак, хулиган, урод и кутила — это классно, ты можешь стать королём! Ты чувствуешь себя уверенно, ты герой.